14 июня
Здравствуйте родные!
Вчера я лег спать с отчетливым предчувствием бури. Собственно говоря,
"предчувствие" было рассчитано, выписано в уравнениях, и я сам дал команду
приборам предупреждать о надвигающейся буре все проходящие суда.
А сегодня я проснулся, когда за окном бушевали стихии. Молнии огненными
швами прострачивали темное небо, будто накрепко сшивая его с морем, с
островом, со мной. Разность потенциалов между облаками и волнами - этими
обкладками гигантского конденсатора - достигала восьмисот миллионов вольт.
Я вышел из здания, и мои барабанные перепонки содрогнулись от грохота.
Гром небесный и гром морской слились воедино. Волны с бешеным упорством
штурмовали неприступные утесы.
Море и впрямь взбесилось. Я чувствовал, как содрогаются волнорезы,
будто зубы во рту, шатаются стальные опоры у входа в северную бухту. Большие
камни море швыряло на берег, словно из пращи.
Один за другим шли на меня в атаку многотонные валы, расшибались о
бетонный щит, но вставали, разбитые, подняв бахромчатые знамена, собирая под
них новых бойцов. Дыбились кони, и пена, шипя, капала с их разгоряченных
разорванных ртов и ноздрей. Выгибали хищные спины чудовища, упорно и
методично били тараны.
Но внезапно в моем мозгу сильнее грома и ударов волн зазвучал сигнал
бедствия - три точки, три тире, три точки - три буквы, от которых стынет
кровь: СОС, СОС...
Мгновенно повернулись мои уши-локаторы, наклонились мои антенны,
запеленговали сигнал. Локаторы пытались нащупать, мои подводные и надводные
глаза пытались увидеть, что там происходит, кто взывает о помощи. Мои руки -
быстроходные катера - уже напряглись, готовые протянуться на помощь туда,
куда я им прикажу.
Наконец я увидел или, вернее сказать, ощутил небольшую учебную шхуну,
ставшую игрушкой волн. Я увидел ее рангоут и совершенные обводы корпуса,
такие жалкие и невсамделишные сейчас.
Всамделишными были только волны и я. Им приходилось считаться со мной,
а мне - с ними.
Вот огромная волна взвалила шхуну себе на спину, встряхнула ее корму
так, что перо руля стало в нейтральное положение, и швырнула вниз, в пучину,
с оборванным тросом. Но уже протянулись, расталкивая волны, мои руки-катера,
помчались со скоростью десятков узлов, и на каждом - по роботу, готовому
точно и беспрекословно выполнить любую мою команду.
Мощь и ярость волн были беспредельны, но на моей стороне кроме моих
мышц - мощных турбин - были точнейшие расчеты, рождаемые более молниеносно,
чем молнии бури.
Правая моя рука уже почти дотянулась до шхуны, которую море избрало
своей игрушкой. Правда, рука дрожала, не в силах осуществить точных
расчетов, и приходилось давать поправки - сотни поправок в минуту. Двигатели
не успевали повиноваться. Катер упал в расщелину, открывшуюся между двумя
волнами, дифферент на корму составил двадцать семь градусов. Я еле успел
выровнять его и отработать назад, чтобы следующую волну встретить во
всеоружии.
Еще хуже было с левой рукой - с левым катером. Он отвернул на крутой
волне, клюнул носом и не успел выровняться.
Вода затопила клапаны, регулирующие подачу смазки на турбину. С
надрывом работали циркуляционные насосы. Крен на борт достиг сорока
градусов. Сорвались наглухо принайтовленные предметы, и тогда обрадованные
волны мощным ударом положили катер на борт под углом в сорок четыре
градуса - на пределе остойчивости. Я почувствовал, как напряглись и
затрещали мышцы на левой руке, и знал, что так же - только сильнее во много
крат - трещит и рвется оснастка, угрожающе скрипит корпус катера, вода
захлестывает двигатель.
"Лево на борт!" - мысленно скомандовал я.
Тусклое солнце никак не могло разорвать туман над изломанной и
заплеванной кромкой горизонта.
Робот Тим взобрался на мачту, закрепил фал. Взвился мой флаг - флаг
спасателей.
Конечно, если бы на моем катере были люди, они бы не вынесли таких
маневров. Расстояние между катером и шхуной неуклонно сокращалось - десять
кабельтовых... четыре... три... Дрожа корпусом, катер остановился в
угрожающей близости от шхуны на присмиревшей от такой дерзости волне.
Второй катер подошел одновременно с другой стороны борта.
Теперь я видел напряженные лица людей на шхуне, с надеждой
вглядывающиеся в спасательные суда. Особенно поразило меня бледное с синевой
лицо совсем юного курсанта. На этом, словно плывущем в тумане, лице
выделялись лишь молящие глаза и дрожащие губы.
Правая моя рука сделала бросательное движение. В тот же миг правый
катер выстрелил буксирным концом.
Его поймали и закрепили на шхуне.
Левая рука ждала. Ей было трудно, ее трясло и ломало, но и она сделала
такое же движение, как правая.
Второй буксирный конец закрепили на борту.
Теперь я держал шхуну двумя руками, перебирая канаты, отводил их и
выравнивал. Шхуна скользила по волнам, проваливалась, и тогда я выдергивал
ее из пучины. У меня было такое впечатление, будто я пытаюсь удержать в воде
голыми руками очень сильную скользкую рыбу.
[Image003]
Мозг работал с предельным напряжением, давая команды вычислительной
машине. Машина производила миллионы расчетов. У меня кружилась голова, нужно
было переключиться на защитный режим, но я боялся, что за то время, пока
буду переключаться, на мгновение упущу контроль над рукой-катером. Лицо
курсанта все еще плыло передо мной, слегка размытое, подернутое туманом. Я
спросил себя: шалят ли это клетки сетчатки глаза или клетки памяти? Но
искать ответ было некогда.
Правую руку сильно дернуло несколько раз, острая боль пронзила ее от
кисти до предплечья. Я чуть было не выпустил канат. Мои пальцы разжимались
сами собой. Появилось ощущение, что нет среднего пальца. Я невольно бросил
взгляд на руку, сжатую в кулак. Средний палец был совершенно белый, неживой.
Нужно было немедленно разжать кулак, расслабить. Но тогда...
Яростно завывающий серо-зеленый вал закрутил белые усы пены и ринулся
на катер. Он обрушился на него, подмял. Катер клюнул носом, затем выровнялся
и сразу же провалился кормой.
Жернова вращались в моей голове, красная пелена заволокла глаза. Но и
сквозь нее я видел то же самое юное лицо, которому угрожал вал с белыми
усами, готовый смыть и его, и меня, и еще миллионы крохотных живых островов.
Этот вал казался мне посланцем и орудием природы, беспощадной к своим
творениям, если они слабы. А чтобы стать сильными, чтобы выстоять против
зазубренных гребней, есть только один путь - сплотиться, стать полосой суши,
упереться всей массой и не дать себя сдвинуть. И тогда море, не сумевшее
уничтожить нас поодиночке, угомонится, станет послушным и ласковым, начнет
наносить песок и камни, расширяя и укрепляя полоску суши, которая оказалась
сильнее его...
Мне удалось и на этот раз выровнять катер, вырвать добычу буквально из
самой пасти моря. И оно в отместку швырнуло его на риф. Винт катера
продолжал вращаться, накручивая на себя оборванный трос.
Удар. Треск раздираемого металла. Нестерпимая боль в руке.
Только бы не разжать пальцы!
По моему приказу робот Тим прыгнул за борт, чтобы очистить винт.
Безумная затея. Я это знал, но больше ничего придумать не мог. На одном
канате шхуну не привести в бухту. Надо использовать любой шанс, каким бы
ничтожным он ни был.
Вздыбился новый вал, глухо заревел и пошел в атаку. Прощай, верный Тим!
Мне было его жаль, как лучшего безропотного слугу, почти друга. Но я не мог
забыть молящее лицо, вылепленное из такого же материала, как я.
Обломки катера швырнуло на рифы. Волны - бешеные языки, рифы - зубы...
Рука онемела. Пальцы разжались сами собой...
Осталась одна рука, один катер, один канат. И - мозг, молниеносно
перебирающий варианты, подсчитывающий и рассчитывающий, направляющий машину,
дающий ей волевое начало...
Я помню все так четко и ясно, как будто это происходит сейчас. Помню,
как кружилась голова и ломило виски, помню беспощадную боль в затылке,
скрежет жерновов, когда казалось, что еще секунда - и мозг не выдержит
напряжения...
Когда катер со шхуной миновали входные буи и вошли в бухту, у меня уже
не было сил радоваться.
Я успел переключить управление на вычислительную машину, повалился на
постель и уснул. Я не слышал, как в мою комнату вошли люди со шхуны, как они
хлопотали вокруг меня.
Проснувшись, я увидел перед собой знакомое лицо с большими, круглыми,
усталыми глазами.
- Здравствуй, дружище! - сказал мне доктор Барновский.
- Здравствуйте, доктор, - ответил я. - Будете ругаться?
- По какому поводу? - его густые брови подпрыгнули.
- Я плохо выполнял ваши инструкции и, по-видимому, заболел. Опять
жернова работали...
Вот когда он захохотал во все горло:
- Заболели? Жернова? Да плюньте вы на них! Они вам больше не страшны...
Он встал и посмотрел в окно. Я приподнялся на локте и взглянул туда же.
Море было залито солнцем. Оно сверкало, разглаженное и отутюженное,
натертое до блеска, оно вздыхало, умиротворенное. Стоял зеркальный штиль. И
тень от пирса только подчеркивала его великолепие, погрузившуюся в него чашу
неба, плавающие в ней снежинки облаков... В моем сознании жила мысль: я
нужен людям, а они очень нужны мне... До скорой, очень скорой встречи!
Борис
***
Я складываю письма в аккуратную стопку. Теперь я понимаю, кого видел на
острове, в окне башни маяка. Нового пациента доктора Барновского.
И я уже знаю, что буду делать этим летом, как проведу отпуск. Я соберу
своих друзей-аквалангистов, и мы исследуем подводные хребты, протянувшиеся
от острова к континенту, проникнем в тайну их возникновения. Ведь уже теперь
я твердо уверен: именно во время пребывания там Бориса от острова к
континенту протянулся еще один хребет...
ЛЕНИНГРАД
"ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА"
1978
СБОРНИК НАУЧНО-ФАНТАСТИЧЕСКИХ РАССКАЗОВ И ПОВЕСТЕЙ
ДЛЯ СРЕДНЕГО
И СТАРШЕГО ВОЗРАСТА
Составитель А.И.Плюснина
Послесловие Е.Брандиса и В.Дмитревского
Рисунки Л.Рубинштейна
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 10.11.2006 16:27
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг