логическим методом установил, что "шумовик" скорее всего обитает в его же
доме. Скорее всего "шумовик", уточнил Азарий Федорович, потому что "гул",
услышанный им, шел на низких частотах, у "тихушников" частота звука
высокая, благородная. Да и вряд ли "тихушники" послали своего присмотреть
за ним. Во-первых, Креукс тотчас бы "своего" раскусил по тем неуловимым
признакам, которыми обладают все "эстэдэшники", а кроме того, мог бы
разразиться скандал, ибо никаких фактов у СТД пока нет, а наблюдение и
прослушивание жизни Великого Мага запрещено Высшим Законом. Засушили бы
их, как бабочек, и отправили в Гербарий. Креукс любил бывать там. "Надо
же, - думал он, разглядывая какого-нибудь деятеля прошлых времен, - в этой
сморщенной фигурке бушевал некогда дьявольский огонь?! Его боялись, при
его имени трепетали целые народы?! Слова его с благоговением произносили
миллионы простых смертных?! И вот теперь этот тиран наколот, как бабочка
или червяк, и красуется униженно в своем бархатном гнездышке?! Нет, мы на
эту булавочку не попадемся!.." Итак, кто же, кто же?! Петухов-отец?!
Диссертацию он не пишет, а сидит в темноте, изрекая допотопные афоризмы...
Не пишет, а прослушивает, прослушивает! - воскликнул Крюков. - Но тогда
выходит, что и Маша заодно с ними, с этой выжившей из ума актрисой?! Боже,
как трудно при этой демократии, когда все равны, никакой иерархии, каждый
делает что ему вздумается, а Старик одни детективы читает. И словечко
подкинул "плюрализм", плюй кто хочет, куда хочет, на кого хочет. Плюйские
идейки!..
Крюков хоть и нервничал, но успел подсадить Лаврова в карету. Но
связь вдруг оборвалась, а мальчишка все время читал книгу. Конечно же,
любовь движет миром на земле, "шумовики" этого не понимают, а Азарий
Федорович понимает... Нет срока давности на преступления! Я им покажу, нет
срока давности!.. Есть, двадцать лет для смертных и сто для них, Деятелей.
А сто лет прошло, и за ним ни одного трупа. Ни од-но-го!.. Пусть слышит,
как я смеюсь, пусть знает!.. Ох, Эльжбета, Эльжбета, устал я, если б
кто-то знал, как я устал!.. Как я тоскую по тебе, Эльжбета!.. Ты ведь
слышишь меня!.. Я знаю, что слышишь!.. Слышишь и молчишь... И это страшнее
всего!..
Глава 6
В ней мы наконец-то встретимся с Петуховым-отцом и узнаем о
голосах и смятении его души
Маша вздрогнула, услышав последние фразы Крюкова. Она бы не
проснулась, если б старческий голос завывал о любви к Елизавете, Нине,
Кате, но, услышав имя Эльжбета, Маша встрепенулась и, соскочив с кровати,
подошла к окну.
По пустынному утреннему двору, зевая, ходила дворничиха Венера
Галимзянова, а за ней, также лениво зевая, семенил английский
той-терьерчик Марсик, весь черный, с огненно-красными подпалинами и
стоячими в виде латинской буквы "У" ушами. Марсик был злобный и кусачий,
но поскольку движущихся предметов для кусания не наблюдалось, то он, зевая
вслед за хозяйкой, обнюхивал памятные места, повсюду ставя свои метки.
Маша все помнила. Даже вкус спелой земляники на поляне, он сохранился
на губах, на языке, помнила и остальное, все подробности разговора, и
раздражение бабушки...
Она вспомнила про вербену, пошла на кухню заваривать из нее чай. В
половине седьмого, повинуясь многолетней привычке, поднялся Петухов-отец.
Проходя мимо кухни, он застал странную картину: дочь заваривала чай, а
ходики с кукушкой показывали 6.30! Эта соня, которую и в девять пушками не
разбудишь, в такую рань хлопотала по хозяйству. От неожиданности
Петухов-отец, лишившись дара речи, скрылся в туалете и долго там размышлял
о невероятных переменах, не зная чему приписать столь резкий скачок в
биоритмах дочери.
Маша тем временем приняла горячий душ, томимая странными
волнительными предчувствиями, точно решалась ее судьба, а вытираясь
полотенцем, вдруг заметила, что тело ее заметно вытянулось и она из
"тумбочки" чуть вылезла, внезапно постройнев. Поначалу Маша даже зеркалу
не поверила и лишь после того, как на кухне Петухов-отец буркнул, что она
похудела, сердце ее радостно затрепыхалось: неужели, неужели?! Петухов же
пил настой вербены с куском торта "Праздничный", и Маша только сейчас
поняла, что натворила.
- Зачем ты пил, не надо было это пить!.. - в отчаянии крикнула Маша,
но Петухов лишь пожал плечами.
- Зачем же в заварном чайнике заваривать? - недовольно пробурчал он,
сохраняя спокойствие духа. - А что за траву добавила? Не отрава, надеюсь?!
- Бабушка говорит вербена, - тяжело вздохнула Маша.
Петухов-отец только через полчаса обратил внимание, что дочь его
употребила настоящее время по отношению к умершей бабушке. Он недовольно
хмыкнул, долго соображая, что это могло бы значить, но так ничего и не
придумав, снова переключился на поиск нового государственного устройства в
своей вымышленной Вечерней стране (Вечерней, потому что эта идея ему
пришла вечером, когда он сидел в темноте и писал диссертацию). Пять видов
государственного устройства, изобретенные еще Платоном, Петухова-отца не
устраивали. Аристократический, при котором у власти стоят лучшие люди,
аристократы, его не устраивал, потому что, во-первых, их не так много, а
потом оценка "лучшие" - "худшие" довольно относительна. Второй вид -
тимократия, когда у власти стоят люди богатые и честолюбивые, тоже никуда
не годится, третья демократия - это разброд, шатания, на каждого не
угодишь, если приноравливаться ко всем и давать свободу, олигархия почти
тоже, что и аристократия, а тирания само собой плохо, уже натерпелись и
навидались!.. Додекархия, как в Египте, когда одновременно правили
двенадцать царей, ничего хорошего не принесла. Достоевский, к примеру,
считал, что нет ничего лучше конституционной монархии, то есть власти
царя, но ограниченной Конституцией, но это его личное дело, а
Петухову-отцу надо найти такой вид государственного устройства, который
был бы наилучший. До сих пор никто всерьез государственным устройством не
занимался, иначе не впали бы они в крутую азиатчину с деспотом-монархом,
который истребил столь великое число людей, какое не снилось и Калигуле.
Поэтому лучше заранее придумать такое, отчего человеку станет легче. И
жизнь сразу приобрела для Петухова ясность и смысл.
Но едва он задумался о республиканской форме правления, как в голову
нагло влез сначала один взволнованный женский голос и, глотая слезы,
заговорил почти без пауз, потом второй. Так бывает при междугороднем
разговоре, когда присоединяется еще одна пара голосов, как правило
женских, со своими проблемами колготок - и тотчас начинают кричать, чтобы
от них немедленно отсоединились. Примерно то же получилось и у Петухова с
той лишь разницей, что его голос был им не слышен и на них не действовал.
- ...Нет-нет, он переживает, я же чувствую!.. Он давно раскаялся, и я
уверена, что многое ему приписано! Конечно, он не безгрешен, он виноват,
но кто-то воспользовался его именем и совершил ужасные преступления, на
которые он просто не способен, я же его знаю, и хорошо знаю! - первый
взволнованный голос всхлипнул. - Твои Любимые воздушные пирожные из
нектара и земляники!..
- Если б он мог доказать, что его преступления вовсе не его, -
проговорил другой глуховатый голос. - Хотя бы часть!..
- Как сейчас докажешь?! Прошло лет триста, а потом все так ловко было
подстроено, что если б следствие началось тогда же, прямо по свежим
следам, когда были живы еще свидетели, то и тогда вряд ли удалось что-то
доказать, а теперь...
Глубокий вздох, звяканье ложечек о тарелки и блюдца.
- Это сок заячьей капусты?.. - глуховатый голос.
- Вкусно, правда?!
- Да... Мы с Машей так толком и не поговорили!.. Я даже о дочери
ничего не спросила!.. А если ничего не получится, вы пойдете за ним в ад
огненных демонов? Неужели вы готовы на такое, пани Эльжбета?!
- Да, готова, - тихо проговорила пани Эльжбета.
- Да неужто вы до такой степени все еще любите его?!
- Да... - ответила она.
Петухов, конечно же, узнал голос тещи, понял, что речь идет о дочери
и жене, и только сейчас стал понимать, п о ч е м у Маша сказала о бабушке
в настоящем времени.
"Выходит, что она не умерла?! - пронеслось в голове у Петухова. - А
кого же похоронили?.."
Петухов мог поверить в летающие тарелки, в филиппинских хилеров,
тибетских врачевателей, полтергейст и прочие чудеса, а в загробную жизнь
не мог. Поэтому он стал размышлять над голосами, над природой их появления
и после углубленной двухчасовой мозговой атаки пришел к выводу, что все
это проявление феноменальной фонетической памяти, которая вдруг у него
обнаружилась. Он когда-то слышал разговоры тещи с ее подружками (пани
Эльжбета наверняка сценический персонаж, теща была актрисой), и теперь они
вдруг "ожили" в памяти. Безусловно, это некое отклонение, но тем не менее
оно вполне объяснимо.
Он пробыл полдня на работе и жутко устал от болтовни своей тещи. Он и
раньше с трудом ее переносил. Теща часами висела на телефоне, жила на нем,
обсуждая такие подробности, от которых у Петухова волосы становились
дыбом. Хорошо поставленный голос Ксении Егоровны доставал его даже в
туалете, вот почему, едва он услышал несколько глуховатых реплик
неизвестной, как тотчас вздрогнул и безошибочно определил, кому они
принадлежат. Через два часа он уже лез на стенку, и сослуживцы
посоветовали ему сходить к врачу и вырвать больной зуб.
Просидев два часа в очереди к терапевту и узнав, что опасным
преступником, в кого была влюблена баронесса Эльжбета, является тренер по
плаванию Азарий Федорович Крюков, который жаждет почему-то завладеть
благосклонностью Маши, Петухов вошел в кабинет Сырцова Ольгерда
Семеновича. Ольгерд Семенович пил чай с бутербродами за соседним столом,
листая новый номер журнала "Огонек". Сырцову уже давно стукнуло семьдесят,
но он вследствие своей субтильности и тщедушности выглядел на пятьдесят
три, а поскольку врачей в Копьевске не хватало, он по-прежнему
практиковал. В войну он служил фельдшером в учебно-истребительном
батальоне под Ташкентом, который готовил летчиков. И так как часть
считалась военной, он получил зеленые корочки участника ВОВ (Великой
Отечественной войны) и каждое Девятое мая требовал себе подарок от
коллектива на тридцать рублей.
Посидев минут пять, Петухов кашлянул. Сырцов оторвался от статьи о
взяточниках Узбекистана и кивнул Ниночке.
- На что жалуетесь? - спросила Ниночка.
- У меня в голове... шумит... - промямлил Петухов.
- Температура есть?.. - спросила чисто риторически Ниночка, беря и
встряхивая градусник. - Поставьте и посидите там!.. - она указала на стул
за стеклянным медицинским шкафом.
- Но у меня нет температуры, - проговорил Петухов.
- Нет так нет, - равнодушно сказала Ниночка, - я должна убедиться!
Посидите там!.. - она снова указала на стул за шкафом.
Петухов сел за шкаф. Ниночка вытащила новый номер "Бурды", который ей
достали в обмен на пять упаковок "Тазепама".
- ...Я всегда считала, что моей дочери не повезло, - говорила Ксения
Егоровна. - Зять мой казался мне человеком скучным и неинтересным, не было
в нем огня, романтики, страсти, если хотите, того, к чему привыкла я, живя
с мужем... А теперь я думаю, что это зятю не повезло... Он-то как раз
занимается интересной работой, а дочь превратилась с годами в обыкновенную
мещанку: вещи, продукты - вот что ее по-настоящему волнует. Даже не
верится, что это моя дочь!.. Не пойти ли нам на пруд?.. Прогуляемся...
Вздох, скрип кресла, шлепанье босых ног по полу.
- Пойдемте!.. - отозвалась Эльжбета.
- Вы что, заснули?! - Ниночка в упор смотрела на него. - Я вас раза
четыре окликнула!..
- Извините, я не слышал... - пробормотал Петухов.
- Вам плохо?! - сменив гнев на милость спросила Ниночка, и Сырцов
оторвался от "Огонька".
- Нет-нет, я просто задумался, - сказал Петухов.
- Температура у нас нормальная, - посмотрев на градусник, сказала
Ниночка. - Может быть, переутомились?..
- Наверное, - пробормотал Петухов.
Чем больше он вслушивался в разговоры тещи и Эльжбеты, тем яснее
понимал, что это никакое не отклонение в мозгу.
- Разденьтесь, вас послушают, - сказала Ниночка.
Петухов разделся, и Сырцов, оторвавшись от "Огонька", взялся за
фонендоскоп. Он прослушивал Петухова минут пять. Морщился, заставлял не
дышать. Даже Ниночка удивилась столь долгому прослушиванию.
- Н-да... - изрек Сырцов, вытер пот и сел на стул.
Посидев, Ольгерд Семенович вдруг сказал:
- Ложитесь!..
Петухов покорно лег. Сырцов снова стал его прослушивать. Причем
мембрану фонендоскопа он пододвинул к шее и долго держал ее там.
- О чем они говорят?.. - догадавшись, спросил Петухов, потому что
разговор тещи с Эльжбетой теперь весь утекал в звукоуловитель фонендоскопа
и голоса слышались отдаленно, неразборчиво.
- О родах, - ответил Сырцов. - Что?! - тут же переспросил он и
покраснел. - Что вы себе позволяете?! - взвизгнул Ольгерд Семенович. - Я
ветеран войны и труда!..
- Я же не говорю, что вы подслушиваете, - заметил Петухов. - Я сам
дал вам послушать, потому что... - Петухов осекся, взглянул на Ниночку,
которая не понимала, о чем идет речь. - У меня целый день сегодня так, я
работать не могу!..
- Может быть, вы приемник проглотили?! - заинтересовался Сырцов. -
Японцы, знаете ли, сейчас делают такие маленькие...
- Это моя теща, - мрачно сказал Петухов.
- Теща? А где она?.. - не понял Сырцов.
- Умерла... Два года назад... - вздохнул Петухов.
Сырцов несколько секунд удивленно смотрел на Петухова.
- Н-да... - пожевал воздух губами Сырцов. - Ниночка, выпишите ему
бюллетень, - попросил Ольгерд Семенович. - Мы попробуем заглушить
враждебные голоса антибиотиками!..
- А какой диагноз?! - ничего не понимая, спросила Ниночка.
- ОРЗ, - твердо сказал Сырцов.
Глава 7
В ней много веселого, забавного и, впрочем, серьезного
Надо сказать, что все те же разговоры слышала и Маша, которая после
ухода отца тоже выпила целую чашку этого густого чая. Оставшуюся заварку
она по совету бабушки вылила в ее любимый старый кактус, пожелтевший уже с
боков, вымыла заварной чайник с мылом, сполоснула и заварила грузинский,
номер 36. И буквально через пятнадцать минут включились голоса, но, в
отличие от Петухова, Маша легким усилием воли могла убавлять звук и даже
выключать его полностью и также прибавлять, словно радиоприемник находился
у нее внутри. Это ее порадовало, и она, послушав разговор об
Азриэле-Крюкове, вспомнила о сказках, нашла в шкафу старую книгу народных
немецких сказок, села читать. В книжке было две сказки: "Волшебные
зеркала" и "Замок с превращениями". Первая сказка была покороче, и она
стала читать ее. В ней рассказывалось о мрачном грюнвальдском замке, где
каждый, кто попадал в него, находил огромное количество зеркал. Но стоило
лишь взглянуть на себя в зеркало, как человек мгновенно превращался в
каменное изваяние, и таких странных скульптур в замке было великое
множество. Оживлять их умел лишь владелец этого замка, злой Маг и чародей
Азриэль фон Креукс, и ему доставляло удовольствие оживить кого-нибудь из
гостей, чтобы поужинать с ним вместе, послушать рассказы пришельца и
развеяться от одиночества. Иногда он оживлял красивых девушек, заставляя
их проводить с ним жаркие ночи, а если кто-то из них не соглашался, он
отправлял строптивых в подземелье, к своим крысам, где проводил чудовищные
опыты. Эта сказка-повесть оказалась такой страшной, что Маша, не дочитав
ее, отложила в сторону. Впрочем, пора было собираться в школу.
Занятия заканчивались, пошла последняя неделя, потом отработка, и два
месяца можно было "побалдеть", как любил выражаться обалдуй Мыльников. Он
ходил постоянно с разорванным карманом, и поскольку сидел позади Маши, то
вечно к ней приставал. Самое излюбленное его приставание заключалось в
том, чтобы шандарахнуть Машу электрическим током. Мыльников был просто
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг