заснуть, Крюков по совету Грымзиной стал считать, сколько же ему лет, но
на 486 году сбился. День своего рождения он еще помнил - 7 февраля, а вот
возраст забыл. Как говорил его друг Зигмунд Фрейд: забыл, потому что хотел
забыть, хотя с этими переездами всю память сломаешь. Раньше приходилось
уезжать по причинам собственной безопасности, потом уже по привычке.
Только здесь, в Копьевске, он почему-то задержался. Устал, наверное, думал
он поначалу, но потом понял: чутье не подвело. И несмотря на то, что
активистка хора Грымзина уговаривала его жениться на ней, несмотря на
мучительные ночи дежурств и изнурительную борьбу с холодильным шкафом, а
помимо тренерской работы Крюков подрабатывал еще ночным сторожем - не ради
денег, как объяснял любопытным, - а потому, что именно на месте
"Буревестника" находилась самая удобная локационная точка для приема
космических сигналов и прослушивания тайных электроволн из Вечерней
страны. Вот почему, несмотря на перепад давления, дикий холод зимой и жару
летом, Крюков держался за Копьевск, как за спасительную соломинку.
Общественница Грымзина из девятнадцатой квартиры - маленькая,
занозистая старушонка, похожая на спицу, с ядовито-зелеными глазами то и
дело шастала к Азарию Федоровичу в двадцать четвертую квартиру. То ей
требовались слова песни, которую они разучивали в хоре, то она забыла
купить спички и, взяв щепоть, приносила ему целый коробок, то вдруг
выбросили варенец, давно забытый копьевцами продукт, и Грымзина покупала
бутылку и для Крюкова - поводы находились ежедневно. Причем, войдя в его
холостяцкую квартирку, которую он из-за нее вынужден был содержать в
чистоте, она сразу же тыкалась носом в углы, в холодильник, высматривая
любую мелочь. Это нахальство неистребимо жило в ней, и все замечания
Крюкова о том, что нехорошо одинокой женщине так часто навещать одинокого
мужчину, она пропускала мимо ушей. Казалось, наоборот, эти замечания
только подбавляли жару и, как обнаружил позже Азарий Федорович,
бессовестно покопавшись в чулане ее тайных мыслей, она воспринимала их,
как тайные намеки на более частые посещения. Он не в силах был разгадать
натуру Грымзиной. Она впилась в него, как клещ, и уже лелеяла в сладких
мыслях голубую мечту - как они обменяют их две однокомнатные квартирки на
одну трехкомнатную, и тогда свершится мечта Грымзиной: у нее будет
отдельная спальня, отдельная гостиная и отдельная столовая. Эта мечта
заставляла ее действовать решительно и даже подчас жертвовать покоем,
засиживаться у Крюкова до одиннадцати, глядя вместе с ним телевизор.
Грымзина боялась, что Крюкова перехватят. Та же дворничиха Галимзянова из
соседнего дома, проводив в последний путь четырех мужей, не прочь была
сочетаться пятым браком именно с Крюковым.
- Чистый старичок, чистый! И крепкий! - обычно говорила она старушкам
во дворе, и те согласно кивали. Крюков был единственный в их ЖЭУ, кто
всегда имел с собой два чистых носовых платка.
Ради встреч с Крюковым пятидесятитрехлетняя Венера Галимзянова тоже
записалась в хор к Шляпникову, хотя слуха не имела напрочь, и Шляпников
просил Венеру только раскрывать рот, но не петь. Крюков же в хор не ходил,
хотя постоянно заставлял баяниста Шляпникова делать ему замечания:
- Опять вы, товарищ Крюков, не в те ворота спасовали?! - нетвердым
голосом выговаривал Шляпников, глядя в упор на сухонького доминошника
Козлова, который и раньше-то, когда работал в спецстроймонтажтехпромупре,
обходился одним словом "но...", теперь же, выйдя на пенсию, и вовсе
перестал разговаривать, а чтоб не атрофировались челюстные мышцы, он по
совету врача и ходил в хор. Посему с Козловым никаких хлопот не возникало.
Он не возмущался из-за того, что его называли Крюковым. Зато Грымзина с
Галимзяновой каждый раз били тревогу, пытаясь доказать, что на спевках
Крюкова не бывает, однако Шляпников постоянно отмечал его в своей тетради,
отмахиваясь от наскоков старушенций. Грымзина даже ходила домой к Козлову,
требуя от него решительных протестов, Козлов же тянул свое "но...",
улыбался и кивал. Вся эта мелкая возня, слухи, пересуды в другое время и в
другом месте вконец отравили бы существование Азария Федоровича, но в
Копьевске, именно в Копьевске, они составляли, так сказать, сладчайшую
музыку его бытия. Дело в том, и здесь мы подходим к самому главному
предмету нашего повествования, дело в том, что Азарий Федорович Крюков, в
прошлом Азриэль фон Креукс, Великий злой Маг и чародей, устал творить зло.
Ну в юности и зрелые годы, куда уж тут деваться, он немало загубил светлых
душ, иных подвел под нож, пулю, петлю, яд или монастырь, а иных и просто
сжил со света, убрал своими руками, было, что уж тут говорить, вспоминать
страшно. Но вот уже лет сорок он жил тихо, мирно, стараясь не только не
делать гадости ближнему, но и по мере сил тайно помогать, да-да, помогать,
как это и не фантастично звучит по отношению к Великому Магу злодейств.
"Колдунья!.." - вскрикнул последний раз Шляпников, и пение его с
собутыльниками было пресечено силами милиции, коих, несмотря на
сопротивление последних, принудил ехать Азарий Федорович. Только тогда он
блаженно вздохнул, в голове его на краткий миг наступила убаюкивающая душу
тишина.
Однако тишина длилась ровно столько, сколько длится один квак
лягушки.
- Напиши мне письмо-о, хоть две строчки всего-о, чтобы я иногда-а
прочитать мог его-о-о!.. - заголосил отвратно фальшивый голос, так что
Азария Федоровича даже всего передернуло и началась легкая икота. Не
удержавшись, он щелкнул пальцем, и пьяный со всего маху бухнулся в грязный
пруд, заорал: "Спасите! Тону!", и Крюков, испугавшись, за волосы вытащил
обратно оболтуса и поставил на ноги, так как воды в пруду было по колено.
Все это Азарий Федорович проделал, даже не переворачиваясь на другой бок.
Он только шумно вздохнул, мысленно сказав, чтобы пьяница убирался ко всем
собакам, - чертей поминать ему не давал его сан Великого Мага, - и
пьяница, тупо замотав головой, твердой походкой заспешил прямо в ПМГушке,
стоящей неподалеку от кинотеатра, на шоссе.
- О, Великое Провидение, ты видишь, что я не хотел ему зла! -
огорчившись, воскликнул Азарий Федорович. - Он первый нарушил тишину,
потревожив не только меня, и я не виноват в его будущих несчастиях!..
Трудно, очень трудно было творить добро, гораздо труднее, чем зло, и,
несмотря на сорокалетний добрый стаж, Крюков немногим мог похвастаться.
Однажды он спас из горящего дома шестнадцатилетнего подростка. Крюков был
горд этим поступком всего две недели, потому что в начале третьей
подросток грабанул ларек да еще отправил на тот свет героя гражданской
войны, выскочив на него из-за угла и потребовав кошелек. Так и теперь,
спасши пьяного, он отдал его в руки милиции, где уж непременно ему дадут
пятнадцать суток, вследствие которых вся жизнь бедняги полетит к собакам
(т. е. к чертям собачьим).
Азарий Федорович вздохнул, перевернулся на другой бок. Голосисто в
ночи квакали лягушки. Задремав, Великий Маг поймал тайную волну Вечерней
страны, вновь увидел красавицу баронессу Эльжбету, и, погрузившись в эти
сказочные видения, Крюков наконец-то заснул и даже холодильный шкаф был не
в силах их разрушить.
О, кто не любит вспоминать юность?! Только в юности хочется так
непосильно долго жить, и всякое упоминание о смерти, всякий вид ее пугает
до коликов в животе, и ночью, когда подступает сон, так схожий со смертью,
ждешь не дождешься утра. Может быть, поэтому с особенным жаром участвуешь
в приятельских пирушках и бросаешься в объятия первой встречной рыжей
хохотушки, полной и крепкой, от которой пахнет горячим хлебом и которая
стискивает тебя с такой силой, что на следующий день остаются синяки. Но
угар наслаждений проходит, и полнотелая дочь булочника уже цепко держится
за тебя, торопя к венцу, дабы творить бесстыдство на самых законных
основаниях - утром, днем и ночью, потому что другого счастья нет, как
любил повторять друг Зигмунд. Но ты бежишь куда глаза глядят. Тебе
радостна свобода, ты распеваешь гимны, вышагивая по дороге из города,
смело стучишься в первый попавшийся дом, когда наступает ночь и ливень
обрушивается на твою голову...
Азарий Федорович тяжело вздохнул во сне. Кабы знать, где упасть,
соломки бы подстелил...
Его встретил худой высокий старик с желтым лицом и наглыми, тоже
желтыми глазами, которые беззастенчиво обшарили бедный дорожный костюм и
узелок студиозуса, точно прикидывая чем можно поживиться. Креукса поразило
обилие колб и реторт в доме. Пахло жженой пробкой, и ноздри щипало от
этого запаха. Огромные меха поддерживали огонь в камине, а из сада,
проникнув через окно, на Азриэля глазели диковинные растения. Это было
неправдоподобно, но Креукс сам видел, как ярко-красный пион вполз в
комнату и повернулся чашечкой цветка к нему, ощупывая его невидимыми
лучами на расстоянии. Лишь щупальца его усиков чуть подрагивали, и Азриэль
ощутил на лице странное прикосновение. Рядом с Ганбалем, так звали
хозяина, сидела на стуле маленькая желтая змейка. Она именно сидела,
грациозно склонив в его сторону головку и слегка постукивая хвостиком.
Ганбаль, насмотревшись вдоволь на Азриэля, сморщил и без того
морщинистое желтое лицо и, скосив взгляд в сторону змейки, спросил:
- Ну что?.. Влюбиться можно?!
Змейка фыркнула и тотчас слетела со стула, быстро поднялась по
лестнице в верхнюю комнату, громко захлопнув за собой дверь.
Ганбаль захохотал, но голос его неожиданно сорвался, он захрипел,
глаза выкатились из орбит, и Азриэль увидел, как глазное яблоко прорезают
десятки красных прожилок. Скрипнула дверь наверху, мелькнуло чье-то
женское лицо, а может быть, Азриэлю и почудилось в тот миг, что мелькнуло
именно женское лицо, но через несколько секунд желтая змейка уже снова
сидела на стуле, а Ганбаль блаженно улыбался. Морщины на лице
разгладились, и сквозь желтизну даже проступил румянец.
...Ночью горел огонь в камине, шумно вздыхали меха и, проснувшись,
Азриэль почувствовал, как на него кто-то смотрит с лестницы. Взгляд
Азриэля упирался в стену, по которой вверх-вниз ползали огромные тени
мехов, и от страха он не мог повернуть головы и посмотреть, кто же стоит
на лестнице. Он лишь чувствовал, что там, на лестнице, стоит
ч е л о в е к, но не Ганбаль, а кто-то другой... Пот выступил на лбу
Азриэля. Меха неожиданно дернулись и встали, точно чья-то сильная рука
задержала их вздох. Огонь стал гаснуть, а через несколько секунд зловещая
тьма навалилась на него и Азриэль стал задыхаться. Он рванулся, вскочил,
сделал несколько шагов по направлению к двери, но шепот заставил его
остановиться.
- Не уходи!.. - точно вздох пронесся по дому.
Азриэль замер на пороге.
- Не уходи!..
И через мгновение, когда прошла первая душная волна страха, он вдруг
ощутил, как легкая холодная игла вошла под лопатку. Азриэль оглянулся,
чтобы схватить негодяя, но сзади никого не оказалось, лишь тьма холодом
дохнула в лицо, и он вдруг потерял сознание.
Очнулся Азризль на следующее утро в своей постели, голова трещала,
как после крепкой пирушки, и ему даже показалось, что он в своей мансарде
у булошника Крюгера, но, повернув голову, Азриэль увидел высокого и худого
незнакомца с желтым лицом. Незнакомец сидел за столом и нанизывал на
тонкую стальную спицу кусочки мяса. Пыхтели огромные меха, дымились колбы,
реторты, в которых что-то булькало, кипело, пахло жженой пробкой, и
Азриэлю вдруг показалось, что он уже это где-то видел... Мясо шипело на
ручном вертеле, капельки жира разлетались в стороны, желтый жир капал на
головешки, вспыхивая тут же яркими желтыми язычками пламени, и огромный в
яблоках пес жадно следил за каждым движением хозяина. Казалось, что
Азриэль уже давно знал этого человека и в то же время ничего путного
сказать о нем не мог. Лил дождь. К узким окнам жались пионы, и такой
мученический был у них взгляд, что Азризль встал и открыл окно. Пионы
тотчас нырнули в теплую комнату, и один из них лизнул ему ладонь, оставив
влажный след.
- Садись, жарь мясо! - недовольно пробурчал незнакомец. - И закрой
окно! Холодно!..
Азриэль прикрыл створки, оставив узкую полоску, через которую в
комнату проникали головки трех пионов. Не успел Азриэль отойти к столу,
чтобы тоже насадить на вертел кусочки мяса, как хозяин поднялся и резким
движением захлопнул створки окна. Головки пионов, не успев выскользнуть на
улицу, отлетели к камину, струйки крови пролились на пол, точно это были
не цветы, а живые человеческие существа. Пес тотчас съел все три головки,
слизав и струйки крови, сел рядом с хозяином, сладко облизываясь. Азриэль
не мог вымолвить ни слова, так поразила его эта бессмысленная жестокость.
- Зачем вы так?.. - прошептал Азриэль.
Незнакомец не обернулся. Пахло винным уксусом, на столе стоял
глиняный кувшин, и Азриэлю вдруг захотелось пить, да так, что он не
выдержал и, взяв кувшин, почти залпом осушил его, ощущая на языке
неприятный, горьковатый привкус мышьяка.
Наверху скрипнула дверь, и через несколько секунд желтая змейка уже
сидела на своем стуле, поглядывая на Азриэля блестящими бусинками глаз.
Змейка прыгнула на стол, подползла к нему, намереваясь что-то сказать.
- Кыш!.. - брезгливо проговорил Азриэль, взмахивая рукой и стараясь
согнать змейку со стола. Но голова у него закружилась, он громко икнул и
вместо змейки вдруг увидел маленькую девушку с желтыми льняными волосами.
Девушка засмеялась, звонко и весело, и Азриэль виновато улыбнулся.
- Прошу... прощения!.. - заплетающимся языком сказал он.
Ему вдруг тоже стало весело, и он, не выдержав, рассмеялся. Озноб уже
прохватывал его тело, и легкий холодок осел под сердцем. Свет стал
меркнуть в глазах, и последнее, что Азриэль запомнил, - был восход солнца
за окном, вдали у горизонта. Пробив дождевую пелену неба, показалось
солнце, воспламенив тусклые окна...
Азарий Федорович вдруг наяву услышал этот смех и, приподняв голову,
огляделся. Из фойе сквозь стеклянные стены была видна вся окрестность, и,
не обнаружив никого рядом со спорткомплексом, Крюков решил, что просто
ослышался, но в ту же секунду кто-то снова рассмеялся, так же звонко и
весело, что Крюков снова вскочил и с шумом втянул носом воздух (обоняние у
него было преотличнейшее!), но пахло сухой землей из кадок с пальмами,
хлоркой из туалетов, спертой духотой зрительного зала - кондиционеры в
целях экономии электроэнергии отключали уже на первом сеансе - в воздухе
еще плавал дешевый запах духов "Наташа", прессованной пудры "Елена" и
никотиновых смол. Смех же запаха не имел. Но Крюкова поразило то, что это
был тот же самый смех, который он слышал у Ганбаля, перепутать он не мог.
Он подошел к витражам, прижался лбом к холодному стеклу. Больше всего
ему захотелось уснуть и проспать сутки напролет, но сон вот уже в течение
последних четырехсот лет не посещал его. Злым Великим Магам и волшебникам
он не полагался.
Все спали окрест, лишь по нагретым за день и медленно остывающим
асфальтовым дорожкам, поквакивая от восторга, скакали лягушки.
Глава 4
Где мы снова возвратимся в Вечернюю страну
С седыми реденькими волосиками, всегда тщательно вымытыми,
зачесанными на пробор, с аккуратными ровно подстриженными височками,
живыми приветливыми глазками и легким румянцем на коричневых почти
пергаментных щечках, крепким, тренированным и неопределенного возраста
мужичком - таким представал Азарий Федорович Крюков перед своими соседями,
и, конечно же, Грымзина сразу желтела от зависти, досадуя на то, что не
она распоряжается его спортивно-одинокой жизнью. Таким
"приветливо-долгоиграющим"* знала его и Маша, поскольку Крюков жил в одном
с нею доме и постоянно угощал ее конфетами, яблоками, а то и абрикосами.
Изредка Крюков заходил к ним в гости, принося с собой коробку конфет или
баночку икры, а то и бутылку шампанского. Объяснял он эти подарки тем, что
его балуют племянники, но сам он ни конфет, ни икры не ест и уж тем более
не пьет шампанского. Родители поначалу долго отказываются, но потом
все-таки берут подарки и весь вечер только и хвалят Азария Федоровича,
таков принятый ритуал, и он неизменен вот уже год. Помимо подарков, что
приносил Крюков, он знал множество прелюбопытнейших исторических хроник о
Марион Делорм и Дюма, Людовике XIV, XV, Диане Пуатье, Варфоломеевской ночи
и других невероятнейших вещах, о чем родители подчас даже и не подозревали
и слушали, раскрыв рот, охая да ахая. Петухов-отец попробовал однажды
уличить Азария Федоровича во лжи, избегал все библиотеки, потратил целую
неделю и, ко всеобщему удивлению, понял, что все рассказанное Крюковым
было правдой. "Обалдевано-ивано!" - воскликнул Петухов-отец.
_______________
* Термин Петухова-отца.
- Просто ему делать нечего, и он все дни напролет читает исторические
романы! - моя посуду, объясняла этот феномен Петухова-мама.
- В романах таких подробностей нет! - парировал Петухов-отец. - Нет,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг