Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
                                   Части                         Следующая
Олег Константинович Романчук. 

     След Мнемозины


     Стремительные сумерки южной ночи упали на город, легли на зеленые  воды
залива,  где  неподвижно,  словно  уснувшие  Левиафаны,   замерли   корабли.
Прибрежный холм, покрытый храмами и бесчисленными колоннами, которые  веками
строились в честь богов и героев,  казалось,  из  последних  сил  тянулся  к
затухающему небу. Позолота величественных скульптур ловила  мерцающие  блики
убегающего дня, из-за чего  город  напоминал  гигантское  существо,  которое
дышит солнечными лучами...
     Улицы Александрии пятью террасами спускались к берегу,  вдоль  которого
змеилась вымощенная керамикой широкая дорога.  Пересекая  верхнее  плато  по
самому его верху, дорога упиралась  в  обнесенный  высокой  каменной  стеной
городской центр - Брухейон - бывшую резиденцию Птолемеев, в которой  сейчас,
вместе  со  своей  свитой,  располагался  епископ  александрийский   Кирилл.
Неподалеку возвышался унылый храм Посейдона, обреченно  ждавший  близкого  и
позорного для него рукоположения в новую веру.
     Вдали, сверкая белоснежными колоннами,  стояла  усыпальница  основателя
города Александра Великого. Рядом примостился  амфитеатр,  с  верхних  рядов
которого  можно  было  увидеть  роскошный  дворец  и  пристань  на   острове
Антиродос.
     Но все  затмевал,  основанный  первым  императором  династии  Птолемеев
Аммонием Саксом, Мусейон -  беломраморное  чудо,  последний  приют  античной
философии и науки. В его стенах жили и работали Эратосфен,  Феокрит,  Филон,
Папп, Плотин... Именно здесь неспешно  гулял  по  песчаным  дорожкам  мудрый
Эвклид, старательно вырисовывая на восковых дощечках геометрические  фигуры,
доказывал  свои  знаменитые  теоремы.  Именно  здесь  находилась  знаменитая
Александрийская библиотека, принесшая городу честь и  славу.  Даже  собрание
свитков Атталидов в Пергаме нашло пристанище именно  в  городе  македонского
завоевателя - единственной опоре гибнущего язычества.
     Чуть дальше виднелись  руины  Серапеума  -  храма  языческого  божества
Сераписа, разрушенного обезумевшей толпой христиан, подстрекаемых  епископом
Феофилом - дядей Кирилла Александрийского. О величии и богатстве этого храма
напоминала лишь колоннада из красного асуанского гранита, кроваво пылавшая в
лучах уставшего светила.

     * * *

     ...Дом префекта Ореста стоял неподалеку от развалин  храма.  На  вопрос
Гиерокла, дома ли хозяин, слуги ответили, что префект будет не раньше начала
второй ночной стражи. Не  зная,  что  делать,  юноша  медленно  двинулся  по
каменной террасе вниз, к морю. Терялся  в  догадках.  Зачем  он  понадобился
префекту? Чем мог ему помочь?
     На площади, раскинувшейся у самой воды,  с  утра  до  поздней  ночи  не
утихал  разноязычный  гомон.  По  одному  и  группами  непрестанно   сновали
мореплаватели, купцы, воины, ремесленники, корабелы. Куда не  глянь,  лежали
огромные груды заморских товаров; множество корзин, тюков,  мешков  находили
пристанище даже среди мраморных  портиков  домов  патрициев  и  негоциантов.
Молчаливые, словно чем-то напуганные, древние статуи величественных святилищ
прежних всесильных богов с грустью и растерянностью смотрели на эту толпу.
     По улицам пресыщенной  богатством  и  непомерной  роскошью  Александрии
слонялось  все  больше  стай  монахов-фанатиков,  которые  искали   малейшей
возможности проявить свою неудержимую любовь к христианскому богу. Все  чаще
вспыхивали кровавые драки между сторонниками новой веры и ревнителями старых
обрядов.
     Вкусив привольной монашеской жизни, беспутные подонки горой  отстаивали
пришлого мессию из Назарета.

     * * *

     ...В ослепительно белом мраморе святилища знаний - Мусейоне, отходя  ко
сну, отражалось солнце. С этого места  можно  было  разглядеть  море  и  сам
город, цвет которого поздним вечером менялся от белоснежного  до  лазурного,
от розового до серого.
     Уходил теплый южный вечер. На острове Фарос на вершине маяка  вспыхнул,
все  сильнее  разгораясь,  огонь.  Сфокусированное  вогнутыми  зеркалами  из
полированного гранита,  пламя  сухих  пальмовых  веток  полетело  на  помощь
мореплавателям, которые спешили в славную Александрию...
     До наступления второй ночной стражи времени  было  вдоволь,  и  Гиерокл
решил  сначала  утолить  голод,  а  заодно  обдумать  возможные  последствия
свидания с префектом Орестом.
     Юноша завернул в харчевню, удачно примостившуюся неподалеку от квартала
гончаров в бывшем храме всеми  забытого  древнего  божества.  Говорили,  что
когда  то  в  этом  храме  легионеры  Диоклетиана  держали  лошадей.  Здесь,
действительно, сильно пахло  чем-то  таким,  что  моментально  перехватывало
дыхание. Но хромой Феодосий из Пелопоннеса исправно угощал вкусными  блюдами
и напитками мореплавателей и путешественников, поэтому завсегдатаев  в  этом
немилосердно закопченном просторном помещении хватало.
     Посередине  зала  горел  костер.  Хозяин  -  приземистый,   мрачный   и
озабоченный грек, заросший по самые глаза густой черной  бородой,  вместе  с
тремя фракийцами возился у огня, на котором жарилась пара баранов. Порой  он
незлобно покрикивал на слуг, которые, по  его  мнению,  не  были  достаточно
проворны. Жена Феодосия - высокая, осанистая  македонка  -  ловко  разливала
густое коринфское вино в кубки и чаши, при необходимости разбавляя его водой
из гидрии. Впрочем, мало кто соблюдал  этот  древний  эллинский  обычай,  по
которому считалось плохим предзнаменованием пить вино неразбавленным.
     Поискав глазами свободное место, Гиерокл увидел незанятый стул рядом  с
грубо обтесанной каменной глыбой, которая, возможно, в прошлом могла служить
алтарем. За этим своеобразным столом,  оперевшись  на  вытертую  поверхность
голыми локтями, торчащими из дырявой рясы,  сидел  злобно  поглядывавший  на
непрерывно прибывающих людей краснолицый монах.
     Появление Гиерокла слуга господень встретил сдержанно. Молча  опрокинул
в заросший неопрятной, растрепанной бородой рот, доверху наполненный  кубок.
Удовлетворенно  закрыл  маленькие,  жирные,  похожие  на  поросячьи  глазки,
прислушиваясь как булькает отличное вино, заполняя бездонное брюхо.
     Помедлив, открыл глаза и подозрительно уставился  на  Гиерокла.  Мрачно
бросил:
     - Кто ты - язычник? Сегодня у Феодосия слишком много язычников.
     Подумав, добавил:
     - Однако мне кажется, что ты не вконец испорченный язычник. Как  знать,
возможно, еще удастся обратить тебя в истинную веру. Садись.
     Гиерокл молча уселся рядом  с  монахом,  в  котором  безошибочно  узнал
одного из константинопольских  пришельцев,  которые  чуть  ли  не  ежедневно
прибывали  в  Александрию  укреплять  Христово  учение.  Эти  проходимцы  не
гнушались любыми средствами, которые вели к цели. Они исправно  отрабатывали
хлеб епископа Кирилла, который очень хотел сделать Александрию христианской.
Преемник и родственник Феофила не чурался  самых  подлых  методов,  стремясь
безоговорочно    править    городом.    Прожив    пять    лет    в    Сахаре
пустынником-отшельником, он фанатично насаждал новую  веру.  Запрещал  любые
развлечения.  Только  церковь  и  молитва  должны  были  стать  единственным
утешением человеческой души и ума.
     Аммоний,  -  так  звали  монаха,  -  принялся  убеждать   Гиерокла   во
всесильности и всемогуществе Всевышнего,  который  дарит  вечное  блаженство
любому,  кто  следует  наставлениям  его  ученика  -  мудрого  и  смиренного
назаретянина.
     Вино все-таки делало свое дело. С каждым  глотком  монах  пьянел,  язык
его, одеревенев, стал непослушным. Аммоний плел самые нелепые  глупости.  По
его словам, неопровержимые истины существуют только в священном писании и  в
полной мере можно доверять лишь  откровениям  Луки,  Матфея  и  им  подобных
верных учеников Христовых. Или же такому мудрому и  непогрешимому  ревнителю
истинной веры, как епископ Кирилл.
     Когда же Гиерокл  осторожно  выразил  сомнение  в  справедливости  слов
Аммония, монах моментально протрезвел. Его глаза налились кровью, бычья  шея
побагровела. В этот момент он стал похож на разъяренного зверя.
     - Не кощунствуй, язычник, - прошипел  монах.  -  Всевышний  уже  поднял
десницу. Горе грешникам  и  тем,  кто  не  захочет  покориться.  Взвесь  все
хорошенько. Ты еще можешь спастись.
     Криво улыбаясь, заговорщически наклонился к Гиероклу и, брызгая слюной,
злобно сказал:
     - Проклятой александрийской язычнице,  что  подстрекает  чернь,  вскоре
придет конец. Не сегодня-завтра Гипатия переступит порог обители Вельзевула.
Никто уже не спасет  ее.  Ха!  Этой  греховоднице  не  хватило  ума  принять
Христово учение. Зато она продолжает собирать в своем доме христопродавцев и
вдалбливать им грешные мысли. Всевышний долго терпел такую насмешку, но  его
доброта тоже не бесконечна. Эту выскочку давно  следовало  приструнить!  Она
первая подает пример неповиновения.
     Монах вдруг умолк, спохватившись,  что  выболтал  лишнее.  Настороженно
посмотрел на Гиерокла, словно надеялся  угадать  ход  его  мыслей.  Но  зря.
Молодой эллин, словно окаменев, смотрел  на  огонь.  В  голове  его  роились
отрывочные мысли. Никак не мог сосредоточиться. Неужели услышанное - правда?
Страшная догадка обожгла  Гиерокла,  больно  задела  отчаянно  затрепетавшее
сердце. Неужели Учительнице грозит опасность? Не потому ли хотел его  видеть
префект Орест?
     Вероятно, на лице Гиерокла отразилось внутреннее волнение,  потому  что
Аммоний подозрительно впился горящими глазами в собеседника.
     - А ты, случайно,  не  наслушался  этой  блудницы?  Если  так  -  тогда
берегись!
     Гиерокл  натянуто  улыбнулся.  Отрицательно  покачал  головой.   Монах,
казалось, успокоился и тихо сказал:
     - Твое счастье, язычник. Уже никто и ничто не спасет  проклятой  богом.
Ее ждут адские муки.
     Захохотал. Неожиданно оборвав сатанинский смех, угрожающе произнес:
     - Замкни уста и забудь все, что слышал...
     Зловещим огнем вспыхнули глаза фанатика.  Гиерокл  невольно  вздрогнул.
Такой действительно пойдет на все. Но разве он, Гиерокл, будет молчать?

     * * *

     Префект Орест давно знал об опасности, которая черной тучей нависла над
его верной советницей. Он предупредил Гипатию о коварных  замыслах  епископа
Кирилла и умолял поскорее покинуть Александрию. Он тоже отправился бы с ней,
куда глаза глядят, из этого обезумевшего города...
     И Орест, этот мужественный, сильный человек,  рассказал  Гиероклу,  что
давно любит очаровательную женщину, настоящую "жемчужину  мудрости".  Больше
всего на свете он хотел бы назвать ее своей женой. Но... венец своих желаний
Гипатия видела только в философском призвании. И дело не  в  честолюбии  или
тщеславии, о которых шептались завистники. Дочь славного Теона действительно
была сестрой Истины, истинной дочерью Природы, которую  стремилась  постичь,
осмыслить.
     Единственная женщина среди уважаемых мужей Александрийского магистрата!
Но даже седовласые старцы прониклись уважением к ее острому и гибкому уму. И
никого кроме врагов не удивляло, почему именно  ее,  а  не  кого-то  другого
префект выбрал в советники.
     Три года назад, после смерти епископа александрийского  Феофила,  место
епископа занял его племянник Кирилл. Такой же заклятый враг всего эллинского
и языческого, он и не скрывал своей нетерпимости к философу Гипатии.  Иногда
тайком,  а  чаще  открыто  боролся  против  магистрата.  Добивался   полной,
безоговорочной власти над городом.
     Но не просто было  одолеть  префекта  Ореста  и  мужественную  женщину.
Гипатию не пугали угрозы. Лесть  и  заигрывание  также  были  бессильны.  Ею
восхищались все, даже враги. Обычные  люди  и  умудренные  житейским  опытом
ученые мужи толпой шли в Мусей он, когда с кафедры  выступала  Гипатия.  Она
говорила  одинаково  со  всеми.  И  с  многолюдной  толпой  на  улице,  и  с
многочисленными  учениками  в  своем  доме.  Со  всеми  кто  хотел   постичь
неизвестное, знать больше, она щедро делилась знаниями.
     Высокомерный и  надменный  Кирилл  не  мог  простить  Гипатии  ее  ума,
искренности с простолюдинами,  а  больше  всего  его  раздражало  доверие  и
уважение к ней магистрата, который церковь хотела прибрать к рукам. За глаза
называл Гипатию "духовной дочерью Юлиана Отступника".
     - Она слишком искренняя и  добросердечная,  Гиерокл,  -  тихо  произнес
Орест. - Потому и не верит неслыханной подлости, что ширится вокруг.
     И тут же, будто сомневаясь в своих словах, вслух спросил, ни к кому  не
обращаясь:
     - А может, и действительно, Гипатия не хочет спасения?..
     - Не верю, что Гипатия смирилась с  судьбой,  -  порывисто,  но  как-то
растерянно ответил Гиерокл.
     - Ты так считаешь? -  словно  очнувшись  от  сна,  помедлив,  отозвался
префект. - Как знать, возможно, Гипатия послушает тебя.  Тем  более  что  ты
собственными ушами слышал пьяное бахвальство и угрозы этого вшивого Аммония.
Да... Епископ Александрийский оказался опаснее, чем я  считал.  Эти  подонки
медлить не будут...
     Повисла тягучая тишина.  Гиерокл  не  сводил  с  Ореста  обеспокоенного
взгляда. Что скажет он, опытный и  рассудительный?  Сложив  руки  на  груди,
префект мерил шагами зал. Вдруг, будто споткнувшись обо что-то, остановился.
Не поднимая головы, глухо сказал:
     - Настаивай, чтобы Гипатия не поехала утром в  Мусейон.  Ее,  вероятно,
будут подстерегать  именно  там.  Пусть  возьмет  самое  ценное  и  поскорее
поспешит к триере, которая будет ждать у причала, там, где лежит базальтовый
сфинкс. Она узнает парусник. Мой слуга Августин проведет ее  на  корабль.  Я
тоже... буду там.

     * * *

     ...Еще  вчера  Гиерокл  зачарованно  слушал  несравненную  Учительницу,
мудрую Гипатию, которая стоя за кафедрой Мусейона высказывала  перед  толпой
смелые мысли. Поистине прекрасна была дочь  Теона!  Но  умом  она  превзошла
своего отца. Людская молва и в чужедальних краях  только  и  говорила  о  ее
неземной  красоте  и  непревзойденной  мудрости.   Несравненная   Гипатия...
Стройная, смуглокожая, с гордо поднятой головой, она походила на  прекрасную
статую, вытесанную из цельной мраморной глыбы  волшебником  Фидием.  Большие
карие  глаза  смотрели  тепло  и  приветливо,  заглядывали  глубоко  в  душу
собеседника, могли расшевелить самое равнодушное сердце.
     Гипатия была великолепным оратором. О сложнейших вещах говорила просто,
захватывающе, убеждая слушателей в своей правоте.
     - Властителям, царям и императорам всегда нужна была  религия,  которая
освящала бы существующий порядок и одновременно тешила  бы  народ  призраком
будущего благоденствия, -  говорила  Гипатия.  -  Христианство  лучше  всего
подходит ревностным защитникам империи...
     Толпе такая смелость  мыслей,  высказанных  вслух,  пришлась  по  душе.
Прокатился одобрительный ропот. И тут же, затаив дыхание, люди  с  утроенным
вниманием приготовились ловить следующие слова своей любимицы,  малейшее  ее
движение, каждый жест. А они иногда значили больше, чем сами слова.
     - Оглянитесь, и вы увидите, в какой непомерной роскоши живут патриции и
негоцианты.  И   христианство   освящает   это   положение.   Освящает   это
святотатство, - Гипатия пренебрежительно-гневно  показала  рукой  в  сторону
отдельной группы богачей.
     Надменные городские мужи молчали, полные злобы и ненависти. Однако уйти
не спешили - чувствовали за собой силу. Так и остались стоять, слушая  слова
прекрасноликой женщины, чтобы потом обвинить ее во всех смертных грехах.
     Тем временем Гипатия продолжала:
     - Сейчас в Александрии угасает прошлое величие города  науки.  Деяниями
подлецов или же просто неразумных  похоронены  прекрасные  творения  древней
Эллады, Египта...
     - Плотин,  которого  ты,  Гипатия,  иногда  цитируешь,  утверждал,  что
беззаконие,  творящиеся  в  мире,  не  нарушают  общей  гармонии  бытия,   -
насмешливо отозвался кто-то из группы патрициев.  -  Более  того,  они  даже
необходимы, потому что если есть  гимназий,  то  должны  быть  победители  и
побежденные.
     Гневом вспыхнуло лицо Гипатии.
     - Именно в этом и заключается мистика диалектики  Плотина,  которую  я,
кстати, отвергаю: существование единства противоположностей,  которое,  мол,
допускает в мире красоту и гармонию, зло и бесчинства... И вот  монахи,  эти
притворщики  и  ничтожества,  лжецы  и   лицемеры,   проповедуют   как   раз
непротивление  злу  и  насилию,  уверяя,  что  Всевышний   самым   смиренным

Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг