Мальчик смотрел на него широко распахнутыми глазами, ничего не
понимая. Почему расстаться? Что случилось?
- Мы с Нюрой собрали тебе кое-что в дорогу, - отец Алексей указал
на котомку, лежавшую на лавке. - Там продукты, твои документы и письмо
моему брату в Казань. Ты поедешь к нему.
- Не хочу! - заплакал Эрих, обнимая его и крепко прижимаясь к
телу. - Я никуда не поеду от вас!
Он погладил его по голове.
- Так надо, сынок. Все, что мог, я тебе дал. Теперь мне предстоит
покинуть этот грешный мир. Господь призывает меня к себе, а тебе надо
жить. Помни о том, чему я тебя учил. Используй эти знания, они помогут
тебе выжить в нашем жестоком мире. Только не злоупотребляй своими
способностями. Помни, что рано или поздно любому человеку приходится
держать ответ перед Верховным Судьей. Поступай так, чтобы потом не было
больно за содеянное. Знания, которые я передал тебе, накладывают
определенные обязательства. Хотя и не всему, что знал, я успел научить
тебя, но и того, что имеется, хватит, чтобы творить не только Добро, но
и Зло. Помни, Зло часто принимает вид конкретного человека или группы
людей. И очень трудно провести ту грань, где оканчивается Добро, и
начинается Зло. Вроде, кажется, делает человек добрый поступок, но его
последствия могут привести к такой беде!.. Не зря ведь говорят: "Дорога
в ад вымощена благими намерениями". Прежде чем сделать что-то,
подумай, - а к чему это приведет?.. Впрочем, ты - мальчик умный. Думаю,
ты сам со временем во всем разберешься... Мать, иди, попрощайся...
* * *
Со своим приемным отцом он больше не увиделся. Один из прихожан
отвез его к брату отца Алексея в Казань. И тогда, в духоте и тесноте
общего вагона, Эрих в первый раз увидел тот сон...
В их избе за столом сидели какие-то грязные, заросшие бородами,
вооруженные люди. Они ели, сквернословили и пили какую-то мутную
жидкость из больших бутылей. Бог и святые, казалось, осуждающе взирали
с многочисленных икон на это безобразие. А люди были пьяны, вели себя
вызывающе и плевали на то, что находились не у себя дома.
Отец Алексей с хмурым видом стоял в стороне, не принимая участия в
трапезе. По его непроницаемому лицу нельзя было судить, что творилось у
него в душе за этой маской безразличия. И Эриху было непонятно, как он
может допускать такое безобразие в своем доме...
Вдруг снаружи послышались выстрелы. Те, кто сумел встать из-за
стола, похватали оружие и метнулись к окнам. Зазвенело разбитое стекло,
в комнату влетели какие-то округлые предметы. Рассмотреть подробнее,
что это было, Эрих не успел. Что-то сильно грохнуло, послышались стоны
и проклятия...
Потом он увидел, как красноармейцы выносили из избы тела и
складывали их на землю. Среди них - отец Алексей и его жена Анна
Николаевна. Лицо священника было спокойным и умиротворенным, словно он
наконец-то обрел долгожданный покой. Они оба казались мирно спящими,
если бы не кровь. И тогда он осознал, что его приемные родители были
мертвы! Он видел смерть и знал, как она выглядит...
Проснулся Эрих от собственного крика. Долго еще дядя Коля, регент
церковного хора, которого отец Алексей попросил отвезти мальчика, и
соседи по вагону успокаивали его, совали разные гостинцы. Тогда он еще
не знал, что тот сон был вещим. Он просто плакал, потому что тяжело
терять родных и близких, пусть даже и во сне...
Известие о гибели отца Алексея и его жены настигло его уже в
Казани. Скорбную весть принес брат священника, офицер Красной Армии
Теленин Сергей Иванович, чья семья приютила Эриха на два года.
Подробностей тогда никто не знал. Формулировка звучала просто: был
пособником бандитов, убит при захвате банды. Но Эрих не верил в это. Он
знал, что отец Алексей никогда не поддерживал бандитов...
В сорок первом он специально прибыл в село, только что занятое
немецкими войсками, чтобы, наконец, выяснить у местных жителей, что же
на самом деле случилось тогда. Конечно же, никто не узнал в подтянутом
немецком офицере того мальчишку, который жил среди них столько лет.
Эрих чувствовал удивление людей, в их глазах читался немой вопрос:
"Почему этот немец интересуется событиями, до которых ему не должно
быть никакого дела"?
Из местных жителей тоже мало кто знал, что же тогда произошло на
самом деле. То, что они рассказывали, ему было известно и без них, а
Эриху хотелось знать правду! И, в конце концов, он нашел ответ на
мучавший его долгие годы вопрос. Вырисовывалась следующая картина...
Вечером того дня, когда Эриха отправили в Казань, в дом священника
постучали. Открыв дверь, отец Алексей обнаружил на пороге бывшего
кулака Ковригина. С ним было несколько человек - все, что осталось от
его банды, преследуемой по пятам чекистами. Ковригин попросил пустить
их переночевать Христа ради. Отец Алексей не мог отказать в ночлеге
просящему именем Бога, хотя и знал, чем это может ему грозить, да еще в
то время, когда власть смотрела на любого священника, как на
потенциального врага и пережиток темного прошлого. Но в его доме всегда
находили приют те, кто нуждался в ночлеге, несмотря на то, кем они
были: простыми путниками или бандитами. Как истинно верующий человек,
по-другому он не мог поступить.
На его несчастье все это видел один из комсомольских активистов
села, который и сообщил в районный центр, что в поповском доме ночует
бандит Ковригин с сообщниками. Чекисты примчались очень быстро. У них
был приказ: бандитов, отличавшихся особой жестокостью, живыми не
брать...
Это ему рассказал тот самый человек, который "сдал" отца Алексея
чекистам. Такая преданность Советской власти не осталась без внимания:
к началу войны он уже был секретарем партийной организации колхоза
"Светлый путь", но почему-то не успел уйти из села, и был схвачен
солдатами по указке одного из жителей, жаждавшего выслужиться перед
новой властью. Этот человек тоже не узнал его, а когда Эрих сказал ему,
кем является отцу Алексею, бывший активист побледнел, как полотно. Он
понимал, что ждать снисхождения от этого офицера ему не приходилось.
Секретаря партийной организации повесили на сельской площади. Эрих
безо всякой жалости смотрел, как на шею этого человека надели петлю,
как зачитали приговор и выбили табуретку из-под ног приговоренного, как
дергалось его тело... Но, странное дело, он не почувствовал
удовлетворения! Казалось, непосредственный виновник смерти приемного
отца наказан, и на этом можно успокоиться. Но долгожданного покоя он не
обрел. Все равно чего-то не хватало.
В гордом одиночестве Эрих бродил по селу. Оно сильно изменилось,
появились новые дома взамен старых халуп. Церковь большевики превратили
в склад, предварительно скинув колокола и сбив лики святых со стен. Но
дом отца Алексея сохранился таким, каким он его запомнил. В нем
поселили многодетную семью, но сейчас они вынуждены были перебраться в
сарай, так как дом облюбовал себе под жилье командир подразделения,
остановившегося в селе на постой.
Когда Эрих увидел чумазые мордашки детей, с любопытством
выглядывавшие на него из дверного проема сарая, их мать с натруженными
руками, чей муж наверняка воевал в Красной Армии, в его сердце что-то
дрогнуло. Капитан никак не хотел возвращать дом его истинным
владельцем, и ему пришлось прочистить этому вояке мозги. Долго,
наверное, удивлялась эта женщина, когда грубый и надменный немец
вежливо попросил ее вернуться на свое прежнее место...
На следующую ночь ему приснился отец Алексей. Приемный отец
укоризненно посмотрел на него и покачал головой, словно осуждая. И Эрих
знал, за что. Бог учил прощать людям их прегрешения, но разве мог он
простить бедняге, болтавшемуся на виселице, смерть близкого ему
человека?.. Наверное, мог. Но не хотел. И дело было не только в том,
что этот человек послужил причиной гибели приемных отца и матери. Он
был коммунистом, а Эрих лютой ненавистью ненавидел таких людей, считая,
что они несут Зло. Они отняли у него не только приемных отца и мать. В
тридцать седьмом году расстреляли, как врага народа и Сергея Ивановича
Теленина, занимавшего в то время крупный пост в штабе Московского
округа. Комбригу припомнили все: и брата, "пособника кулаков", и
общение с немецкими военными в конце двадцатых - начале тридцатых
годов. В обвинительном акте значилось - шпионаж в пользу Германии. Но
пострадал не только Сергей Иванович. Его семья тоже была арестована и
сослана в лагеря.
Это ему рассказал родной отец, перед войной работавший помощником
военного атташе Германии при посольстве в Москве. Они с Телениным в
свое время довольно-таки тесно контактировали, и, прибыв в Москву с
совсем не дипломатической миссией, Рудольф фон Шредер решил
восстановить старые связи. Но к тому времени комбриг Теленин был давно
уже мертв...
Эрих всегда интересовался тем, что происходило и происходит в
Советском Союзе. Он регулярно просматривал прессу, по долгу службы
беседовал с эмигрантами. То, что ему рассказывали эти люди, ужасало
его. Большевизм представлялся ему этаким сосредоточием Зла, которое не
имело права на жизнь. К сожалению, он начисто забыл о том, что у медали
всегда две стороны. Он судил по тому, что ему рассказывали люди,
которые покинули Советский Союз не из-за хорошей жизни. Тому, что
узнал, он не мог противопоставить ничего хорошего, кроме мощного
экономического роста в стране. Но и это Эрих считал лишь следствием
существования той страшной машины управления людьми, созданной
большевиками.
Первые сомнения в правильности его взглядов возникли с началом
войны. До войны Эриху казалось, что едва немецкие войска войдут на
территорию Советского Союза, как тоталитарный режим Сталина рухнет. Он
думал, что люди с радостью начнут сдавать ненавистных им комиссаров и
партийных функционеров, города и села, будут приветствовать их, как
долгожданных освободителей. И так думал не он один. Однако все вышло
по-другому...
Упорное, фанатичное сопротивление советского народа и поражение
под Москвой заставили его задуматься. Проанализировав свои начавшие уже
блекнуть под грузом времени детские впечатления от жизни среди русских,
он понял, что их поход на Восток был воспринят этими людьми совсем не
как освободительный, а как захватнический. Впоследствии, общаясь с
военнопленными в концлагерях, до него окончательно дошло, что советский
народ действительно верил в правильность того, что делал их вождь и его
окружение. Это настолько поразило его, что Эрих долго не мог придти в
себя от этого открытия. И тогда он понял, что эту войну Германии не
выиграть.
Нет, конечно же, не все поголовно поддерживали власть большевиков.
Находились и откровенные враги, надеявшиеся на штыках немецкой армии
установить свой строй. Это были люди, в основном, из "бывших", а также
разнообразные националисты, уголовники и просто жаждущие власти
подонки, которые при Советской власти не могли реализовать себя. Но
таких было очень мало по сравнению со всем населением страны, и сделать
что-либо серьезное они не могли. Они могли оказать хорошую услугу, как
разведчики и диверсанты. Они могли вести разлагающие умы разговоры,
пытаясь раскачать устои советского общества, и даже привлечь на свою
сторону немногочисленных сторонников, в основном, таких же, как они
сами. Но эти люди были всего лишь ступенькой к достижению намеченной
цели, и ничем более.
Эрих был реалистом и не питал иллюзий по поводу захвата Германией
Советского Союза. Он хорошо помнил слова фюрера о расширении жизненного
пространства на восток для арийской расы. Сам по себе он не был
националистом, но идею похода против Советского Союза поддерживал
полностью и безоговорочно, считая, что только они могут уничтожить
сталинский режим. Правда, в отличие от многих военных и политических
деятелей Третьего рейха, считал, что справиться с такой большой страной
будет не так уж и легко. Советский Союз обладал огромным военным и
экономическим потенциалом. Конечно, массовые чистки ослабили Красную
Армию, и в первые месяцы войны могло показаться, что были правы те, кто
рассчитывал покончить с русскими за летнюю кампанию. Но он-то прекрасно
знал, что сделать быстро это не получится. И оказался прав...
Следующий удар по его надеждам нанесла встреча с фюрером. Вождь
немецкой нации тогда вручил ему Рыцарский Крест за проведение одной
успешной операции. Впервые Эрих видел Гитлера так близко от себя. И
фюрер не произвел на него должного впечатления. Еще больше его удивляла
реакция на Гитлера тех, кто находился в этот момент рядом. Их лица
пылали фанатизмом, они громко кричали "Хайль Гитлер!" и "Зиг Хайль!".
Впрочем, надо было отдать должное Гитлеру: толпу он умел заражать своей
истерией. К тому же большинство немцев все еще верили ему, даже после
поражений под Москвой и Сталинградом. Ох уж эта немецкая нация!
Практичные, аккуратные, глубоко цивилизованные люди, они всегда верили
в то, что их раса превосходит другие. Гитлер всего лишь воспользовался
этим, и весьма умело...
Именно в тот момент, когда фюрер пожимал его руку, вручая награду,
у него впервые возникло предчувствие, что этот человек очень плохо
кончит, а вместе с ним - и вся нация. Но всю катастрофичность положения
Эрих понял лишь тогда, когда после выписки попал в школу абвера. По
долгу службы ему пришлось ездить в концлагеря, в которых он отбирал для
школы будущих диверсантов и разведчиков из числа советских
военнопленных в рамках операции "Цеппелин". До этого он воспринимал эти
места, как необходимую меру, не представляя себе истинного положения
вещей. Но, увидев собственными глазами, как уничтожаются те, кто не
принадлежал к великой арийской расе, пообщавшись с эсэсовцами,
"работавшими" в лагерях, Эрих ужаснулся. Обратив все силы на борьбу с
коммунизмом, он не обращал внимания на то, что творится в его стране.
Борясь с одним злом, Эрих помогал развернуться другому, более страшному
и зловещему...
От этих мыслей и постоянных угрызений совести он смертельно устал.
Эрих был достаточно умен, чтобы ни с кем не делиться своими
размышлениями, ибо в новой Германии и у стен были уши. Ему совсем не
хотелось познакомиться поближе с ведомством группенфюрера СС Мюллера.
То, что все это приходилось держать в себе, ужасно выматывало нервы. И
хотя он по-прежнему добросовестно выполнял свои обязанности, у него уже
не было той энергии, с которой он начинал эту войну. И даже чувствуя,
что в школе среди курсантов есть русский агент, Эрих не пытался его
выявить, хотя и мог бы...
В последнее время он почти каждую ночь видел отца Алексея в своих
снах. Священник укоризненно смотрел на него и пытался что-то сказать,
но Эрих не слышал его. Видел лишь, как тот шевелит губами. Что хотел
ему сказать приемный отец? Может, упрекнуть в том, что стал на службу
Злу вопреки его завещанию. Может, предупредить о чем... Эрих
чувствовал, что скоро наступит развязка, которая положит конец его
духовным мучениям. И это было связано с заданием, которое он принял,
как избавление от того кошмара, в котором ему приходилось жить
последнее время. Последним заданием, потому что частое появление
покойника во сне по русским верованиям предвещало скорую беду...
- Господин майор, уже рассвело, - прервал череду его воспоминаний
Головин. - Нам пора двигать дальше.
- Пойдем, - с готовностью отозвался он, вставая с земли и
поправляя гимнастерку.
IV
- Ну что, младший лейтенант, пора двигать? Уже рассвело.
Свинцов, погруженный в невеселые раздумья, не заметил приближения
Дворянкина и вздрогнул от неожиданности. Лейтенант был прав: короткая
ночь уже закончилась, солнце встало, и было достаточно светло, чтобы
продолжить преследование.
- Поднимай людей, сейчас выступаем, - сказал Свинцов, вставая с
пенька, на котором сидел, глядя в сторону леса. - Кого-то надо оставить
здесь, чтобы дождался смершевцев и показал им, куда идти. А я пока
поищу следы.
Дворянкин ушел, а он стал осматривать землю в районе выхода из
подземного хода. Сначала Свинцов ничего не нашел, они сами все
затоптали, когда полезли в этот ход, чтобы проникнуть в дом. Ему
пришлось углубиться дальше в лес, и тут он нашел, что искал, - следы
ползших по земле людей. Нашел он и то место, где они встали на ноги.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг