КЛУБ ФАНТАСТОВ
ВСЕВОЛОД РЕВИЧ
Все написанное Ильей Варшавским
Согласитесь, что это не совсем обычный случай: кадровый
инженер-механик, которому перевалило за пятьдесят, обращается к
литературному труду и буквально с первых же шагов завоевывает широкую
популярность. "В моей биографии нет ничего такого, что может объяснить,
почему на пятьдесят втором году жизни я начал писать научно-фантастические
рассказы", - утверждал сам И. Варшавский.
Отнесемся к этим словам с известным недоверием; Илья Иосифович
Варшавский прожил большую насыщенную жизнь, в которой было много и
значительного, и забавного, и трагического. Богатый опыт, ясное дело,
сказался в его произведениях, если не прямо в темах и сюжетах, то уж, во
всяком случае, в оригинальности мышления, самостоятельности мироощущения.
Говорят, что первый фантастический рассказ И. Варшавский написал на
пари с сыном. Такое пари, кажется, вправду "имело место", но, конечно, оно
могло послужить лишь толчком, поводом, которым нельзя объяснить столь
бурного приобщения "физика" к клану "лириков"; несомненно, что идеи и
образы накапливались исподволь, и стоит пожалеть, что собственно
литературному творчеству И. Варшавского судьба отвела недолгий срок - чуть
более десяти лет, из которых к тому же большая часть была омрачена тяжелой
болезнью, и все написанное И. Варшавским уложилось в пять нетолстых книжек
маленького формата. Их уверенный профессионализм свидетельствует о
всесторонней и незаурядной одаренности этого человека.
К литературной деятельности И. Варшавский себя никогда не готовил. В
молодости он сделал попытку стать актером н поступал в знаменитую студию
ФЭКС ("Фабрика эксцентрического актера"). Однако будущий фантаст провалился
на экзамене и, разочаровавшись в своих актерских способностях, выбрал для
себя совсем иной путь. В 1925 году, шестнадцати лет, он поступил в
мореходное училище, мореходку, как его называли ленинградцы, которую он и
окончил со званием "механик торгового флота". Практикуясь в своей
специальности, И. Варшавский много плавал по белому свету, и, может быть,
не все нынешние поклонники знают, что тогда-то и появилась на свет его
первая книга. Правда, она была написана в соавторстве со старшим братом
Дмитрием и редактором молодежной ленинградской газеты "Смена" Н. Слепневым.
Их путевые очерки под названием "Вокруг света без билета" вышли в
издательстве "Прибой" двумя изданиями. Во время учебы в мореходке И.
Варшавский немного сотрудничал в научно-популярной рубрике "Смены", однако
тогда же оборвал свою журналистскую деятельность, и вплоть до 1962 года,
когда в "Науке и жизни" был напечатан рассказ "Роби", никаких промежуточных
литэтапов в его жизни не было.
Возможно, И. Варшавского отвлекло от журналистики крупное изобретение
в области электрохимии, которое он сделал по окончании училища. Он нашел
способ оцинковывать (или хромировать) готовые изделия, не погружая их в
гальваническую ванну, а с помощью особого пистолета, вроде современного
краскораспылителя, как бы вынося процесс наружу. Испробовав эту технологию
на железнодорожных вагонах, он перешел к подводным лодкам, одновременно
добавляя в покрытие противообрастающий состав.
К началу Великой Отечественной войны И. Варшавский - сотрудник одного
из отделов завода "Русский дизель". Будущий фантаст не был призван в
действующую армию: из-за травмы черепа в детстве у него была удалена
височная кость.
Он работал для победы в тылу.
Много и все же недостаточно сказано о трудовом подвиге советских
рабочих и инженеров, которые в тяжелых условиях военного времени за
кратчайшие сроки развернули на Востоке в недостроенных цехах, а то и под
открытым небом мощную промышленность, обеспечившую нашу армию всей
необходимой техникой. Среди них был и инженер Варшавский.
Он трудился в Барнауле, но путь туда из Ленинграда был не гладок.
Баржа, на которой он оказался, затонула в Ладожском озере, и ее пассажиры -
поздней осенью 1941 года - оказались в ледяной воде. Из полутора тысяч
человек до берега добралось лишь около трехсот. И. Варшавскому удалось
продержаться до прихода спасательного катера. Однако его здоровье уже тогда
было подорвано.
На Алтае И. Варшавский оставался до 1949 года, а потом вернулся в
Ленинград, снова на "Русский дизель", на котором и проработал еще почти
двадцать лет. Он гордился своим трудовым стажем и, когда пришла пора выйти
на пенсию по инвалидности, настоял на том, чтобы ему оформили пенсию как
производственнику, хотя уже и стал в то время членом Союза писателей СССР.
Последние годы на заводе он был одним из руководителей молодежного
конструкторского бюро; именно ребята-конструкторы из этого бюро и стали
первыми "широкими" слушателями его первых рассказов.
Литературное дарование И. Варшавского оказалось разносторонним, он
писал стихи, хотя никогда не публиковал их, он был занимательным
рассказчиком, в течение ряда лет он вел телевизионную передачу
"Молекулярное кафе", где собирались ученые, писатели, журналисты для
обсуждения животрепещущих проблем современной науки.
Один из первых рассказов И. Варшавского "Индекс Е-81" был отмечен
премией на международном конкурсе, проведенном журналом "Техника -
молодежи". Первая книга И. Варшавского "Молекулярное кафе" вышла в 1964
году в Лениздате и тут же была переиздана. Затем последовали "Человек,
который видел антимир" (М., "Знание", 1965), "Солнце заходит в Даномаге"
(М., "Молодая гвардия", 1966). После долгого перерыва по болезни - "Лавка
сновидений" (Л., "Советский писатель", 1970). И наконец, томик избранных
рассказов (в который было включено и кое-что новое) в молодогвардейской
"Библиотеке современной фантастики" (1972).
Почему же с первой публикации И. Варшавский занял прочное и
необходимое место в советской фантастике? С одной стороны, это, разумеется,
объясняется тем, что он писал хорошие рассказы, и читатели (а до них и
редакторы) сумели оценить их по достоинству. Если бы это было не так, то
обо всем остальном продолжать разговор не имело бы смысла. Но были и
причины другого порядка, которые обусловили расцвет научной фантастики в
первой половине 60-х годов.
Это было время, когда научно-техническая революция, выйдя из
младенческих пеленок, стала показывать, на что она способна. Результаты
оказались ошеломляющими: атомные электростанции, быстродействующие ЭВМ,
раскрытие структуры ДНК, запуск первого советского спутника, затем
бессмертный полет Юрия Гагарина, затем первые образцы лунного грунта,
доставленные на Землю и многое-многое другое.
Успехи науки с новой остротой заставили размышлять о путях развития
человечества, о предназначении человека, с возможностях и пределах
познания...
Особенно жаркие споры вспыхивали тогда вокруг проблемы искусственного
интеллекта. На страницах научно-популярных, а часто и вполне научных
изданий были не в редкость статьи, авторам которых казалось: еще немного -
и будет создан искусственный мозг, превосходящий по всем показателям
человеческий. Что же тогда останется на долю человека, да и нужен ли он
будет вообще, это уязвимое дитя природы? И действительно, если цель - голое
познание, то вполне уместно заменить человека более совершенными
созданиями, лишенными человеческих недостатков и слабостей.
Хотя прошло не так уж и много времени и хотя мы и сами были
свидетелями и участниками этих споров, их горячность сейчас может породить
улыбку. Но тогда защита человеческого первородства была естественной и
необходимой. А вспомним, например, сражения за "ветку сирени в космосе" или
ту страсть, с какой опровергали видные деятели культуры заявление инженера
Полетаева о том, что ему-де не нужен "Блок и Бах"...
И если бы дело касалось только философских материй...
Но достижения научно-технического прогресса не только радовали и
восхищали, но и смущали, но и тревожили, но и пугали.
Приходилось (и сейчас, конечно, приходится) думать не только о том,
как развивать, но и как обуздать науку, чтобы она ненароком не превратила
бы нашу голубую и зеленую планету в пояс астероидов. А это был уже спор,
далеко выходящий за рамки чисто литературных и чисто научных интересов.
И вот в этот-то кипящий котел с головой окунулась научная фантастика,
которая давно уже подготавливала людей к подобного рода обсуждениям, а
теперь просто-таки оказалась незаменимой. Освобожденная от научной
строгости, она смогла более свободно, более многосторонне и более доступно,
чем трактат и монография, "проиграть" сотни и тысячи всевозможных
злободневных вариантов, даром что действие большинства из них происходит
через сотни лет и за сотни парсеков. И самое главное - фантастика (я имею в
виду ее лучшие образцы) занималась вовсе не утилитарными приложениями
науки: она изучала человека, его поведение в изменяющихся условиях,
возможность приспособиться к ним и не только приспособиться, но и стать
хозяином преображенного мира.
Не вспомнив всего этого, мы не сможем оценить своеобразие того места,
которое заняли в нашей фантастике "несерьезные" на первый взгляд рассказы
И. Варшавского.
Произведения "серьезных" фантастов, как говорится, взяли быка за рога,
заговорив о самых насущных, самых глобальных заботах века НТР, которых
"обычная" литература тогда вовсе не замечала, а сейчас если и начинает
замечать, то самым робким образом. Наша фантастика была захвачена
необозримыми перспективами, открывающимися перед человеческим разумом. Что
же касается западных фантастов, то они были всерьез озабочены намечающейся
всеобщей автоматизацией, могущей, пр их мнению, нанести основательный ущерб
духовному развитию человечества, а то и покончить с этим самым духовным
развитием вовсе.
И тут И. Варшавский засмеялся, откровенно засмеялся над тем, что у
иных фантастов вызывало лишь священный трепет.
Иногда он смеялся весело, как в рассказе "Роби", иногда грустно, как в
"Молекулярном кафе", но всегда остроумно и беспощадно, если только этот
эпитет приложим к такому тонкому понятию, как юмор.
Но не получается ли здесь противоречия? Не мы ли сами восторгаемся
победами человеческого разума и тут же хвалим автора, который позволяет
себе непочтительно отзываться хотя бы о той же кибернетике. Ни малейшего!
Не над кибернетикой смеется И. Варшавский, а над ее неразумными
апологетами, над "неумеренным стремлением все кибернетизировать". "Я не
верю, - писал он в маленьком предисловии к "Молекулярному кафе", - что
перед человечеством когда-нибудь встанут проблемы, с которыми он не сможет
справиться... К счастью, здесь полемику приходится вести не столько с
учеными, сколько с собратьями-фантастами... Думаю, что в таких случаях
гротеск вполне уместен, хотя всегда находятся люди, считающие этот метод
спора недостаточно корректным".
Автор скромничает, спор шел и с учеными. Прошло с тех пор лет десять,
и все встало на свои места, "а сами кибернетики заняты более насущными
делами", как писал И. Варшавский уже в 1972 году. Но его рассказы остались
не только памятником задорных споров тех лет, хотя и это само по себе
немаловажно. Утеряв несколько в сиюминутной направленности, они приобрели
более обобщенный, более глубокий смысл.
Точнее, не "приобрели", конечно, он б"ыл и раньше - этот второй слой,
просто, со временем он стал проступать более явственно.
В то время такие рассказы, как "Роби", "Вечные проблемы", "Конфликт",
"Перпетуум мобиле", "Гомункулюс" и т. п., воспринимались и вправду прежде
всего как живое слово в полемике. Позволю себе процитировать собственную
рецензию на сборник "Молекулярное кафе": "Разве не угадываются тезисы иных
участников споров о возможностях кибернетики в весьма убедительных и потому
особенно смешных доказательствах невозможности существования органической
жизни, которые произносят достопочтенные автоматы класса "А" с трибуны
местной научной конференции ("Вечные проблемы")? За два миллиона лет работы
успели позабыть, что сами они всего лишь потомки автоматов "самого высокого
класса", когда-то оставленных людьми с целью сохранить следы человечества
на покинутой планете". Так было написано в 1965 году; я перечитал "Вечные
проблемы" сегодня и увидел в них еще и блестящую пародию на "научное"
пустословие, издевательство над нетерпимостью, высокомерием, зазнайством, и
не только в ученой среде.
Должно быть, нынешние читатели и вправду не ощутят в полной мере
памфлетной направленности рассказа "Роби", хотя проблема кибернетических
"слуг" вовсе не снята с повестки дня. Самоуверенный и даже наглый Роби,
доставляющий столько лишь на первый взгляд забавных неприятностей своему
хозяину, может быть, принесет нам нынче утешение, заставив рассмеяться в
сходных житейских ситуациях, не имеющих ни малейшего отношения к
роботехнике. И прежде всего потому, что в Роби воплотились многие
человеческие черты, отрицательные, понятно, но, честно сказать, не лишенные
известного обаяния.
Впрочем, к одинаковой цели можно идти разными путями: и я не вижу
принципиальней разницы между веселой "антироботностью" "Вечных проблем" и
рассказом "Тревожных симптомов нет", над которым, пожалуй, не засмеешься.
Рассказ этот носит программный характер, недаром им названа последняя книга
писателя.
А речь, как и в большинстве рассказов И. Варшавского, идет все о том
же - человеческом первородстве, о том, что такое человек, об истинной
ценности и красоте человека. Духовная кастрация престарелого ученого
Кларенса выглядит еще более страшной, потому что делается по доброй воле.
Операция призвана очистить выдающийся мозг для дальнейшей продуктивной
научной деятельности, освободить его от сентиментального "балласта",
накопленного за долгую жизнь, - детские воспоминания, эмоции при встречах с
невестой, переживания по поводу гибели сына-космонавта, - убрать, убрать,
убрать, щелк, щелк, щелк! Что же осталось от человека после такой
"инверсии"? От человека ничего. Перед нами очутился все тот же робот, над
претензиями которого И. Варшавский издевается в других своих рассказах. Но
если кандидатуры алюминиево-синтетических верзил на человеческий трон и
вправду могут вызывать смех, то процесс снижения людей до уровня роботов
может внушать страх и ужас.
Что может выйти, если научно-технической прогресс не будет
сопровождаться или даже опережаться социальным, - вот о чем еще одна
невеселая сатира И. Варшавского - "Солнце заходит в Даномаге", так же
давшая название книге. "Солнце заходит в Даномаге", пожалуй самое краткое и
самое сильное произведение из цикла, посвященного вымышленной и все же не
нереальной стране "Даномаге", в которую входят и "Тревожные симптомы".
В каком-то глухом подземелье заперт несчастный узник - Рожденный в
Колбе. Его недремлющим тюремщиком служит Машина, которая давно бы перестала
функционировать, если бы не заставляла пленника целыми днями крутить ручку
зарядного генератора. Наглядная модель эксплуататорского строя - угнетенные
выбиваются из сил, чтобы дать своим угнетателям возможность продолжать это
угнетение. В общеисторическом, в общечеловеческом плане это замкнутое
кольцо давно уже потеряло всякий смысл, оно сковывает, оно пускает на ветер
творческие силы человека, но оно вовсе не представляется таким тем, кто
вложил в машину ее жестокую программу. То общество, в котором проклятое
кольцо не удается своевременно разорвать, обречено. В Даномаге заходит
солнце.
И. Варшавский написал еще немало "серьезных" рассказов, в которых
вновь и вновь утверждает, что никакая, самая совершенная техника не сможет
помочь человеку, человеку могут помочь, а в случае чего и спасти, только
люди же, люди с заботливой и нежной душой, которых прекрасно умел
изображать сатирик Варшавский. С каждым годом доля "серьезных" рассказов,
таких, как "В атолле", "Решайся, пилот!", "Сюжет для романа",
увеличивалась, но все же, мне думается, талант И. Варшавского лучше всего
чувствовал себя в юмористической стихии. Едва ли можно считать случайностью
то, что каждый его сборник открывается смешным произведением. Даже самая
"мрачная" книга И. Варшавского "Солнце заходит в Даномаге" начинается с
веселой шутки "Курсант Плошкин".
Любимый прием писателя, которым он пользовался мастерски,- это умение
соединять несоединимое. Что, например, получится, если усатого морского
волка времен, пожалуй, парусного флота посадить капитаном космического
корабля? Не будем преувеличивать, конечно, не капитаном
звездолета-первопроходца, открывателя новых галактик, а рейсового
"грузовика", на котором, пока он еще дышит на ладан, обкатывают,
"окосмичивают" курсантов соответствующих школ. Под стать этой допотопной
(если такое словоупотребление допустимо в случае с космическим кораблем)
колымаге и ее капитан. Экипаж втихомолку посмеивается над Чагиным, который
читает древние лоции и варит на спиртовке (в космосе-то!) чай,
отвратительный на вкус его посетителей и единственно достойный внимания с
его точки зрения. Однако все знают, что под напускной суровостью кэпа
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг