Борис Николаевич Пшеничный
ПРОЩАЙ, МАГ!
Она, чувствует: я какая-то не такая. И хотя глазами мы не встречаемся,
ее взгляд с утра - у меня на спине, Я демонстративно подергиваю плечом - не
шпионь, не возникай немым вопросом, но она не уходит.
Ей совершенно нечего делать в моей комнате, слоняется без толку, будто
порядок наводит - то стул подвинет, переставит что-то на столе, то в шкаф
полезет, начинает рыться в книгах,- можно подумать, ищет что. Случись сейчас
пожар, она все равно не ушла бы. Страсть как хочется узнать, что со мной.
А может, знает, догадывается?
Со мной ничего. Я прощаюсь. Вещи собраны, чемодан упакован, я готова.
Через час-другой придет отец, и прощай дом, отвались детство... Дурочка,
радовалась, что уезжаю. Ехать надо, все уезжают, кому четырнадцать, но чему
тут радоваться? В глазах лужа, не хватает еще разреветься.
Ну, мамочка, дорогая, уйди, пожалуйста. Оставь меня хоть на минуточку.
Что из того, что я сегодня не такая. Все не такие, когда прощаются. Я только
побуду одна и сразу к тебе. Очень прошу. Со мной ничего не случится, вот
увидишь.
Мама стоит вполоборота, листает книгу. Нашла время просвещаться. Все во
мне кричит, и она не может не слышать, как я умоляю. В мою сторону не
смотрит, боится выдать себя. Лицо спокойное, как у спящей, но мне даже с
дивана видно: у виска подрагивает колечко волос - так она напряжена. Зачем
же мучать себя и меня?! Ты чуткая, ты все понимаешь и давно уже догадалась.
Я все равно это сделаю. Могу прямо сейчас, при тебе. Встану и войду. Ведь
ничего плохого в этом нет. Хуже, если я не зайду, - что ты тогда обо мне
подумаешь? Но, пойми, мне не хочется, чтобы ты знала, что я там.
На стене, как раз против меня, пятнышко. Совсем крохотное, его и не
стерли потому, что крохотное, незаметное. Я цепляюсь взглядом за этот зыбкий
якорь, чтобы комната не плыла кругом. Не шевелюсь, сжалась вся, спина
доской, и все равно - сама не знаю как - глаза начинают блуждать, и потом
вдруг оказывается, что я смотрю на ту дверь. Злюсь на себя, злюсь на мать.
Уйди же, наконец, забери с собой книгу, если она так тебя заинтересовала,
читать можно и в другой комнате.
Дошло все-таки! Вздрагиваю от резкого звука - это мама захлопнула
книгу. Сунула ее на полку, вылила, не оглянувшись. Плечи обиженные. Не
сердись, мама, спасибо. Я только на минутку, только проститься. От дивана до
двери - два прыжка.
- Это я. Ты меня слышишь, Маг?
Камера молчит. Она пуста, все вынесли, даже сесть не на что. Могли бы
подождать, пока я уеду. Да мне ничего и не нужно. Свет есть - и на том
спасибо. Все-таки знали, что я зайду, иначе отключили бы.
- Маг, я пришла попрощаться. Ты почему молчишь?
Камера не отвечает. Но она не мертва. Маг слышит и видит меня. Я
опускаюсь на колени. Сажусь на пятки, закрываю глаза. Вот теперь ничто не
отвлекает и не нужно вертеть головой, смотреть куда-то. К нему нельзя
обращаться, у него нет направления - он не впереди и не сзади, не слева и не
справа. Он везде, вокруг, во мне.
- Маг, мне очень грустно, и если будешь молчать, - разревусь.
Собиралась к тебе раньше, но мама... Она с утра шпионит за мной.
- Не говори "шпионить" о матери.
- Ты в своем репертуаре, без морали не можешь. Выговаривать мне
сейчас - это же глупо, через час я уеду.
- Мы уже простились вчера.
- Мне не следовало заходить, да?
- Наверно, у тебя есть причина.
- Я прощаюсь с детством, Маг.
- Ты что-то принесла. Что это рядом с тобой?
- Неужели не знаешь? Дрель, дырки сверлить.
- Зачем?
- Так. Шла и прихватила.
- Мать видела?
- Может, и видела. Говорю же, с утра шпи... следит. Ты, наверно, не
понял, Маг: я прощаюсь с детством.
- Пытаюсь понять. Мешает эта... дрель. Не могу связать, какое отношение
имеет "дырки сверлить" к детству.
- Не обращай внимания - железка и все. Сама не знаю, зачем взяла.
Приходили сегодня мастера, собираются что-то переделывать в моей комнате,
наволокли всякого инструмента. Шла случайно мимо ящика, вытащила дрель - вот
и все дела.
- Ты можешь ее вынести?
- Не капризничай, второй раз мне будет трудно зайти.
- Ящик с инструментами где - в твоей комнате или на веранде?
- Какая тебе разница. Ну, на веранде, и что?
- Тогда не случайно. Ты специально ходила за ней. Зачем?
- Далась тебе эта дрель! Не будь занудой, не то я забуду, зачем пришла.
Или ты меня в чем-то подозреваешь?
- Я люблю ясность.
Он мог бы не говорить этого, будто я его не знаю. Давным-давно, до
школы, еще раньше... Нет, спала я, кажется, вначале у мамы, потом в детской.
Здесь никогда не было мебели, только игрушки и ковер. И картинки. Яркие
цветные пятна проступали на стене, играли, переливались и исчезали, когда
надоедало смотреть. Сам воздух был соткан из света и звуков. Напрасно я
пыталась угадать, откуда лилась мелодия,- звучала вся комната. Мягкие,
теплые волны обволакивали, поднимали, баюкали, а казалось, это во мне
рождалась и жила музыка, и сама я пела.
- Маг, я тебя помню раньше, чем маму: вначале ты, потом она. И себя
помню тоже потом.
- Тебе не было и года, когда впервые попала сюда. Одиннадцать месяцев и
шесть дней.
- Пришла сама или меня привели?
- Принесли. Ходить ты еще не умела, только ползала. Тебя оставляли на
час-полтора.
- Как же ты управлялся в роли няньки?
- Я никогда не был нянькой. Учил тебя видеть, слушать. Мы играли.
- И еще ты был доктором.
- Нет, лечили другие, я лишь сообщал, когда находил отклонения. Стоило
тебе войти, я уже знал все, что могло интересовать врачей, - температуру,
пульс, дыхание, рост, вес, даже запах тела. И если что-то не так - бил
тревогу.
- Что еще?
- Не понял.
- Что еще ты сообщал родителям?
- Не больше того, что они могли узнать от тебя.
- Однажды я очень рассердилась, помнишь?
- Обозвала ябедой.
- Предателем.
- Не спорь - ябедой, и два дня не заходила, дулась.
Спорить бесполезно, память у него безотказна. Но если даже и вырвалось
у меня "ябеда", хотела сказать "предатель": он не просто донес, он предал.
Так, по крайней мере, мне тогда казалось.
Я не любила гостей и не любила, когда родители брали меня с собой в
гости. Было такое время - боялась чужих... Старик выглядел поначалу добрым,
но страшно перепугался, увидев у меня в руках шкатулку. Он онемел и не мог
выговорить ни слова, только клокотал, пока не отобрал шкатулку и не запер ее
на ключ. В коричневом резном ящике хранился альбом с марками, и старик
только что показывал их отцу, переворачивая страницы блестящим пинцетом с
тонкими плоскими концами. Меня выдворили в зал, сунули в руки какую-то
игрушку и забыли, заговорившись за столом. Но я заметила, куда старик
положил ключ от шкатулки.
На следующий день только и разговоров было, что о пропавшей марке,
которой двести с лишним лет. Мать с отцом посматривали на меня, хотя знать
они ничего не знали, могли лишь догадываться. Я и вида не подавала, что их
шепот и взгляды имеют какое-то отношение ко мне. Завернутая в цветной лоскут
марка лежала в кармашке платья старой куклы, куда я ее спрятала, как только
мы вернулись из гостей. А к вечеру марка исчезла. Только лоскут валялся
рядом с куклой. Мама ходила, поджав губы, отец заперся у себя в кабинете.
Меня предал Маг. Я рассказала ему сразу же - и про старика, его испуг,
выпученные глаза и холодные, трясущиеся руки, и как мне было страшно и
противно, когда он вырывал шкатулку. Я смеялась, воображая переполох, какой
поднимется в доме у старика, и гордилась, что так ловко взяла и так хорошо
спрятала марку - кому придет в голову искать ее в кармашке куклы.
Маг начал что-то говорить о воровстве, как-де дурно это тайно брать
чужие вещи. Но я же объяснила, что вовсе не воровала, а только взяла на
время, чтобы отомстить жадному, злому старикашке, и потом верну.
- Тогда я поклялась, что больше не приду к тебе.
- Рад, что ты помнишь. Это был болезненный, но полезный урок.
- И все же ты мог не выдавать меня. Я ведь сама хотела...
- А вдруг было бы поздно? К хозяину марки вызывали врача. Представь:
старик умер бы. Не из-за марки, по другой причине, но ты бы думала, что
из-за тебя...
- Тебя родители спросили или ты сам?
- Сам.
- А они... Что они спрашивали, что их интересовало?.. Молчишь,
запретная тема...
- Их интересовало то же, что и меня. В каком-то смысле я тоже твой
родитель и ты - моя... девочка.
- Брось, Маг! Это все твои выдумки. Ты всегда внушал мне, что ближе
тебя у меня никого нет, что ты и я - нераздельны.
- Разве это не так?
- Чушь все. Что может быть общего между человеком и машиной? Ты просто
хитрил, чтобы влезть мне в душу, заставить болтать без утайки. Ты боялся
моих тайн.
- От меня их у тебя не было.
- Ты уверен? Есть вещи, в которых я даже себе не могу признаться.
Чудище ты электронное.
- Хочешь поссориться? Тебе так легче будет уехать? Тогда пожалуйста.
- Даже страшно, какой ты хитрый. И все же не думай, что ты видишь меня
насквозь.
- Пусть машина, но я твой двойник, твоя судьба, и когда ты споришь со
мной, ты споришь с собой. Жаль, что мы так расстаемся. В твоей душе разладв
этом все дело, и я уже ничем не могу помочь.
- Маг, не сгущай, не накручивай, со мной все в порядке. Немного
капризничаю, не более.
- Дрель - не каприз.
- Опять ты... Честное слово, не знаю, зачем притащила.
- Зато я теперь, кажется, знаю.
- Тогда скажи.
- Подожду. Ты хочешь еще о чем-то спросить?
- Да. Ты помнишь Иго?
- Игоря, твоего одноклассника, с рассеченной бровью?
- Почему он покончил с собой?
- Несчастный случай, ему не повезло.
Снова хитрит электронная башка. Знает, все он знает. Я прожужжала ему
все уши, не было дня, чтобы мы не сплетничали. И он же первый открыл мне
глаза, когда я ни о чем еще не догадывалась. "Похоже, - сказал Маг, - он к
тебе неравнодушен". Я не хотела возражать. "Похоже, - сказал Маг, - ты к
нему неравнодушна". Я не могла возражать.
Новый человек в классе - всегда событие. Девчонки да и парни
заважничали, как индюки, когда он заявился на первый урок: посмотрим, мол,
что ты за птица, и место ли тебе в нашей стае. А я так зазналась, что вроде
и не замечала. Надо же было случиться, что я раздела тогда одна, и его
усадили на мою парту. Подарочек! Все на него глазеют, а кажется - на меня.
Вот еще не хватало. Отодвинулась на самый край, в его сторону не смотрю. Он
тоже все уроки в немого играл, а когда звонок домой, вдруг громко на весь
класс: "Если со мной неприятно, так и скажи, я пересяду". Все вокруг рты
разинули, ждут, что отвечу. "Ты где это бровь рассадил?" - спрашиваю как ни
в чем не "бывало. "Потом расскажу, - говорит. - Дай дневник, расписание
скатаю". Все поняли, что мы стоим друг друга, а раз поняли все, то нам
деваться уже было некуда, общественное мнение надо уважать: что о тебе
думают, тем и будь. Мы сразу нашли общий язык. Только я одна звала его Иго,
и только мне одной он позволял подтрунивать над собой. А про бровь так и не
рассказал.
Магу я докладывала про Иго во всех подробностях, по нескольку раз об
одном и том же. В те дни и потом еще долго мы только о нем и говорили - и
ведь не надоедало! Будь у Мага уши, они вращались бы локатором, - так жадно
ловил он каждое слово. А мне больше ничего и не нужно было, лишь бы
выговориться, лишь бы кто слушал.
- Ты ревновал, я знаю.
- Возможно. Мать тоже ревнует, когда дочь обзаводится кавалером.
- Но ты же не мать. Никаких комплексов, сплошная логика.
- Кому знать, кто я, и нет ли у меня комплексов.
- Тебе не приходила мысль, что не только ты изучаешь меня, но и я тебя?
Помнишь, ты как-то сказал: если сильный шахматист часто играет со слабым, то
в конце концов их игра выравнивается.
- Я никогда не отделял себя от тебя.
- Врешь!
Вначале Маг только слушал, когда я, прибежав из школы, приходила к нему
поделиться. Если что-то путала, упускала, он переспрашивал, уточнял. А
где-то через месяц - мы с Иго уже дышали друг другом - предложил одну штуку.
Составь, говорит, для него анкету, шуточную, ради хохмы. И мы тут же
напридумывали с полтора десятка вопросов. "Только не торопи с ответами,
пусть принесет через день-два".
Анкета получилась длинная, на двух листах. Я подсунула ее Иго на
последнем уроке. Он пробежал глазами и не то чтобы обрадоваться или
улыбнуться, - даже не взглянул на меня. Нос струной, ноздри подрагивают. "Ты
чего?" - шепчу. "Ничего! процедил. - Это твоего Мага идея или сама?" Меня
как по щеке ударил. "Дурак" - говорю. Обиделась.
У него был свой Маг, звали его Чимом. Вот только Иго при мне почти не
поминал его и не любил, когда я выспрашивала. Что-то у них складывалось не
так, как у нас с Магом. Потому и обиделась: какая разница, кто придумал
анкету, - Маг - это тоже я.
- Те вопросы - помнишь? - предназначались не для Иго. Ты знал, что он
покажет Чиму, и тебе захотелось поиграть с ним. Анкета была письмом, а мы с
Игой вроде как почтальоны.
- Что за странная мысль... Послушай меня, девочка, внимательно. Да, я
предполагал, что Игорь придет с вопросами к своему Чиму. Да, я хотел этого и
ждал ответов. Но не ради, как ты считаешь, какой-то игры, все сложнее и
серьезней. Я боялся ошибки... Не перебивай, слушай... Первая любовь, как бы
это лучше сказать, своего рода болезнь. Пусть светлая, пусть очистительная,
но болезнь. В юности нет испытания более сильного и более фатального. Да,
да, фатального. Последствия непредсказуемы: можно воспрянуть к жизни и можно
сломаться. Это зависит не только от тебя - от него тоже.
- Еще больше от тебя, от Чима, от всех, кто лезет сапогом в душу.
- Чтобы не быть "сапогом", я искал связи с Чимом.
- Трюк не прошел. Иго порвал анкету.
- Мне это многое сказало. Я понял, что Чим опередил. Он тоже боялся за
вас и раньше меня установил, что ваша встреча - ошибка. Не Игорь должен быть
первым в твоей жизни, и не ты первой - в его... Вспомни вашу ссору, в самом
начале.
- Неправда, мы не ссорились!
- Ты рыдала вот здесь и спрашивала: почему, почему он назвал тебя
"вертушкой"...
- Сама виновата, на дне рождения у Кати села с Олегом.
- Правильно. Только не такой у Игоря характер, чтобы бросаться словами,
он бы держал обиду в себе.
- Так что же? Думаешь, Чим?
- Без сомнения. Он уже начал мешать, расстраивать ваши отношения, но не
успел или поторопился. Игорь догадался, чего добивается Чим, и взбунтовался.
Между ними пробежала кошка. Игорь умолчал об анкете, он стал скрытен. В этом
его несчастье, он повел двойную жизнь, раздвоился.
- И ты это знал?
- Ты сама заметила, что у них не так, как у нас.
- Вы убили его!
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг