У нас на радиокомплексе переполох - потеряна связь с экспедицией.
Собственно, этого следовало ожидать. Долин предупреждал: когда корабль
войдет в зону Р-облака, начнутся фокусы. Но тузы из Космоцентра знать ничего
не хотели. Подавай им связь и немедленно.
Старик безвылазно корпел в своем кабинете. Думаю, он и дома перестал
бывать. Когда бы ни понадобился - у себя. Хоть днем, хоть ночью. Спал ли он
вообще?
Я заходил к нему запросто, по делу и без дела, и он воспринимал это как
должное, даже не морщился. Как бы ни был занят, кивал на стул, садись, мол,
и продолжал работать. Стол его - сплошной пульт с десятком экранов, и все
они светились, мельтешили, пищали. В глазах рябило, голова кругом, а ему
хоть бы что, управлялся. Время от времени он предлагал мне взглянуть на тот
или иной экран. Я усердно пялился, будто понимал, иногда многозначительно
хмыкал. Да он и не спрашивал моего мнения. Знал: меня интересовало лишь
одно - как там у Федора.
От полковника Севцова никаких вестей. Корабль молчал.
Нас с Долиным тревожило не само молчание, а как он молчал. Связь
прервалась в одночасье, вдруг. Еще не было серьезных помех, еще можно было
как-то пробиться. Во всяком случае, видно было бы, что пробиваются, хотят
пробиться - Земля догадалась бы по осколкам радиограмм. Но передатчики
корабля бездействовали, словно их намеренно отключили и не желали включать.
Скорей всего, Федор того и добивался, чтобы его правильно поняли: молчу,
мол, потому, что так надо, так задумано, и Р-облако тут ни при чем, не
путайте хрен с огурцом.
А мы и не путали. И вовсе не из служебного только рвения Долин дневал и
ночевал на радиокомплексе. Тем более я не из собачьей привязанности к шефу
поминутно бегал к нему в кабинет. Мы уже чувствовали. Ждали развязки. Со дня
на день. В любой час.
Дважды мне снился один и тот же сон. Будто мы с Долиным пробираемся
глухой ночью сквозь непроглядную чащобу и выходим к лесной сторожке. Вокруг
сосны стеной, кроны сомкнулись, звезд не видать, и сторожка, оказывается,
никакая не сторожка - двухэтажная хоромина с высоким крыльцом. Из окон свет
бьет, да такой яркий, словно внутри вместо лампочек софиты наяривают. Долин
сует мне в руки какую-то коробку, перевязанную шелковой тесьмой, сверху
бантик. "Отнеси, - говорит, - подарочек". Я вроде бы понятия не имею, что в
коробке, но что с ней делать - знаю. Прокрался на крыльцо, сунул под дверь и
бегом назад. Сейчас кто-нибудь выйдет из дома, увидит, возьмет и только
потянет за тесемочку - бабах, поминай как звали... Сидим мы вдвоем в засаде,
не дышим, ждем, когда откроется дверь. Уже скоро, вот сейчас... И тут у меня
нервишки не выдерживали, просыпался. Каждый раз казалось, что на крыльцо
выходит Федор.
Как мне в те дни спалось, я шефу не докладывал. Он бы замучил
расспросами. Почему-то мои душевные конвульсии его занимали больше, чем
цифирь на экранах дисплеев. Прямо-таки шпионил за мной. Чуть задумаюсь - он:
о чем? Психану или просто дернусь - с чего бы? Ляпну невпопад - ну-ка, ну-ка
повторите! И все допытывался, нет ли каких видений или знаков. Может,
померещилось что, голос был? Я не скрывал, говорил, если было что сказать.
Но о лесной сторожке - про тот сон - долго умалчивал. Лишь на третий или
четвертый день проговорился.
Захожу после смены к шефу и, чтобы не мешать, устраиваюсь у дальнего
окна, чуть ли не в углу кабинета. Там журнальный столик и пара низких
кресел. Можно развалиться и дремать, что я и намеревался делать.
Старик подсел ко мне, открыл лежащую на столике коробку конфет,
угощает. Сам он не сладкоежка, но всегда держал у себя что-нибудь сладкое -
на случай гостей, к чаю, кофе. Вчера были лимонные корочки в сахаре. Сегодня
вот набор шоколадных конфет. Я только глянул на коробку и вспомнил ту - из
моего сна, с тесемочкой. Старик подсовывает, настаивает. А я от себя. Не
нужно мне от тебя ничего, знаю я твои подарочки.
- Вы, - спрашиваю, - давно их покупали, эти конфеты?
- А что, думаете, несвежие?
- Не в этом дело. Коробка знакомая, где-то видел похожую.
- Очень может быть. Во всех магазинах продаются. Эта - из нашего
буфета. Да вы не бойтесь, не отравитесь. Я уже ел, жив пока.
- Вспомнил: во сне видел. Точно такая. Только сверху - бантик.
- Был бантик, - сказал старик и подозрительно посмотрел на меня: не
разыгрываю ли я его? Все же спросил: - А что за сон можно узнать?
Вот тогда я и рассказал. Со всеми подробностями. Кое-что даже
утрировал. Особенно расписал, как он давил на меня. Я, мол, не хотел, ноги
стали ватными, не слушались, но он в спину толкал: иди, подложи под дверь. К
тому же обманул: это - де подарочек... Словом, я так все представил, что
виноватым выглядел он один. Меня же даже заподозрить не в чем, я только
слепо повиновался.
- Значит, - стал уточнять старик, - открылась дверь и на крыльцо вышел
ваш брат. Вы уверены, что это был он?
- А чего бы я так испугался? От страха проснулся.
- И что он? Взял эту самую коробку?
- Откуда мне знать? Говорю же: сразу проснулся.
Старик замолчал, обдумывая что-то. И мне вновь представилось, что мы с
ним в глухом лесу, перед забытой богом сторожкой. И не экраны дисплеев
мерцают на столе, а смотрят на нас ярко светящиеся окна. Сидим в скукотном
кабинете, развалились в креслах, жрем конфеты, и все равно - затаились и
только ждем, когда Федор потянет за тесемку. Да еще прикидываемся, будто не
знаем, какой подарочек ему подсунули. Сейчас, может, и хотели бы переиграть,
предупредить - не подходи, не трогай, - да поздно, не остановить. Он уже
открыл дверь, увидел... На радиограмму о моей якобы внезапной и чреватой
летальным исходом болезни он, конечно же, не клюнул. Даже не отозвался.
Раскусил: чистейшая липа. Мы лишь поторопили его, дали понять, как мы здесь
мечемся. Мечемся и ЖДЕМ.
- Вам, признайтесь, хочется, чтобы он... развязал бантик? - зло спросил
я и за него же ответил: - Хочется, хочется. Все правильно. Я бы тоже хотел,
если бы полковник Севцов не был моим братом. А вам что, вам парасвязь
подавай, только ею и бредите. Лишь бы получилось...
Я бил явно ниже пояса, но шеф даже не замечал.
- Когда вам снилось, давно? - спросил он, поднимаясь из кресла.
- Дважды подряд. Последний раз - три дня назад.
- И вы до сих пор молчали?! - он полез на меня бородой. - Ступайте
отсюда, уходите!
Схватив за рукав, шеф поволок меня к двери. Нет, он не выгонял, как
гонят из кабинетов назойливых и обнаглевших посетителей. Он торопил,
побуждая не терять попусту времени. И чтобы я понял это, на ходу объяснял:
идите домой или еще куда, куда хотите, и постарайтесь ничем не заниматься,
ни о чем не думать.
- Отрешитесь от всего. Будьте наготове, если Федор попытается выйти на
вас.
Я ушам своим не верил. Неужели он все еще на что-то надеется?
- А как же! Попытается, непременно попытается! - все больше
воодушевляясь, продолжал старик. - Последняя попытка. И если удастся, то ему
ничего больше делать не надо. Понимаете - НИЧЕГО.
Я понимал. Меня трясло от понимания.
- Не поздно еще, не опоздали?
- Будем надеяться.
- Вы еще Ольге, Ольге скажите. Пусть она тоже... И в подвал, в подвал
чтоб спустилась, там ждет.
Я ушел от Долина в половине седьмого вечера. В семь был дома. Через
час - значит, в восемь, - позвонила Ольга. В голосе слезы. Отца только что
увезли в госпиталь. Прямо с работы. Сердечный приступ, похоже, инфаркт.
- Приезжай, если можешь. Я уже еду.
Первое, что я подумал: это из-за меня. Накрутил, идиот, старику нервы,
довел. Если и не из-за меня, то все равно идиот. Надо было заметить, в каком
он состоянии, и погнать к врачу, не оставлять одного. Много еще что лезло в
голову, и кругом был виноват я.
Оказалось - совсем другое.
Старика отхаживали в реанимационном отделении. К нему нас с Ольгой не
пустили, да мы и не настаивали. Томились в приемном покое, ждали, когда
появится кто-либо из медперсонала и скажет, что с ним. Однако пришла
медсестра с двумя халатами для нас, пригласила пройти. На ходу объяснила:
настоял больной, сам рвется к нам, хочет что-то сообщить. Говорит очень
важное. Врачи уступили.
В палату мы с Ольгой вошли одновременно, вместе приблизились к кровати,
стояли рядом. Но старик смотрел только на меня. Глазами попросил подойти
поближе.
- Федор... - прошептал едва слышно. - Все... Его уже нет. - Лицо
исказилось гримасой боли.
Нас тут же выдворили из палаты.
- Что он сказал? - с тревогой спросила Ольга, когда мы вышли во двор
госпиталя.
Не ответив, я побежал за ограду ловить такси. Через полчаса был уже в
Космоцентре.
В те минуты я еще не верил, что произошло самое страшное. Надеялся, что
Долин, сваленный сердечным приступом, увидел в этом дурной знак и
запаниковал. Возможно и другое: от экспедиции наконец-то пришло известие -
что-то там у них не ладится, а старик повернул на Федора, решил, что с ним
беда. Так или иначе, но на радиокомплексе должны были знать, что именно
приключилось, и я, промчавшись по лестницам и коридорам, ворвался в зал ЦП -
центрального пульта.
Двое издыхающих от скуки операторов вытаращили на меня глаза: какое
известие, если вторую неделю с кораблем нет связи?! "Ты что-то, парень,
путаешь".
Не успокоившись, я позвонил дежурному по Космоцентру, затем поднял с
постели Главного. Объяснить толком ничего не мог, уверял лишь со слов
Долина: на корабле ЧП, и оно касается прежде всего полковника Севцова -
возможно, его уже нет в живых. Меня терпеливо выслушивали, просили не
волноваться. Главный даже пообещал что-то предпринять. И он действительно
вскоре приехал, чтобы самому разобраться.
Шел второй час ночи. В зале ЦП собралось с десяток спецов - из тех, кто
обслуживал радиокомплекс в ночное время. С появлением Главного все
уставились на меня: вот он, баламут, виновник переполоха. Я им еще раз про
Долина - был, мол, у него, он мне сказал. Но по рожам видел - никто меня
всерьез не принимает, хотя сочувствуют. Кто-то вызвался отвезти домой,
побыть рядом, пока успокоюсь. И только Главный засомневался: вдруг Долин
что-то знает - Радиобог все-таки! Не мог ли тот, минуя ЦП, получить какое-то
известие? Спецы в один голос: исключено! Тем не менее, он зачем-то спросил,
как долго идет радиосигнал от корабля, из зоны Р-облака, до Земли. Это даже
я знал - семь часов.
-Так... Семь часов, - повторил Главный и бросил взгляд на табло точного
времени. - Осталось, следовательно, немногим больше часа.
Вся свита ошалело уставилась на него: о чем это он? Я тоже не мог
понять, что значит "осталось"? До чего осталось?
- Вот что, полуночники, - обратился он к онемевшим дежурным, -
настраивайтесь на прием. После трех, возможно, пойдут сигналы. Не
прозевайте.
Распорядился и ушел.
Где-то под утро проскочила первая радиограмма. Потом один за другим
лихорадочно пошли дубли. Корабль заговорил. Вместо начальника экспедиции
сообщения подписывал заместитель. Он извещал, что полковник Севцов внезапно
покинул корабль. Вышел в открытый космос. Без скафандра.
Когда экспедиция возвратилась, работала комиссия, разбирались. Трясли
весь экипаж, всех подряд. Доискивались - обстоятельства, причины, мотивы. В
конце концов, пришли к выводу: покончил с собой, самоубийство. Но так и не
докопались - почему? Поползли слухи, самые дикие. Поговаривали, что это
Р-облако так подействовало. Или еще хлестче - космический сомнамбулизм,
метагипноз. И никому даже в голову не пришло искать причины здесь, на Земле.
А ведь было за что зацепиться. Хотя бы выяснить, как мог Долин за семь
часов до радиограммы уже знать, что на корабле что-то стряслось и именно с
полковником Севцовым. Сердечный приступ прихватил как раз в тот момент,
когда Федор сделал такой последний шаг. Я сверял - все сошлось, минута в
минуту. Предсмертным криком брат позвал нас - и меня, и Ольгу. Но услышал
только Долин.
Сам старик помалкивал, и его никто не спрашивал. Выйдя через месяц из
госпиталя, он сразу же подал в отставку. Какое-то время отсиживался дома, а
вскоре и вовсе вместе с Ольгой уехал из города.
В последний раз - это было за несколько дней до отъезда - я видел их
здесь, в этом кафе. Сидели за тем же столиком у окна. Я подошел,
поздоровался и сразу же пожалел - не надо было подходить. Не знали, что
сказать, как посмотреть. Я вдруг понял чужие мы. Вот именно, после всего,
что было. Жили под одной крышей, хлебали, как говорится, из одного котла,
угадывали, казалось бы, кто чем дышит, наконец - Федор... Он повязал нас
покрепче кровного родства. И после всего этого - чужие.
А может, как раз в Федоре дело. Что-то он нам доказал...
Ну-ка, посмотри, как они там? Все сидят? Бог с ними, пусть сидят. А
нам, пожалуй, пора. Вначале ты, я за тобой. Не хочу, чтобы заметили.
Встречаться нам ни к чему. Все ушло, ничего не осталось. Перегорело.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 18.01.2015 16:51
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг