Борис Николаевич Пшеничный
ЗАВЕЩАНИЕ
- Мит, осталось два часа.
- Просил же - помолчи. Это мое время.
- Считай, что его у тебя нет. Или ты уже решил?
Старик не ответил.
Вел он себя необъяснимо. Всю ночь просидел, повернувшись к стене, и,
если бы Сэт не донимал его вопросами, не проронил бы ни слова. Не похоже,
что он готов перейти Порог.
Сэта не впервые назначают Исполнителем, он провожал многих, и никто еще
на его памяти не нарушил Традицию. В камеру приходили уже с Завещанием,
последняя ночь ничего не меняла, она лишь формально считалась заветной. Так
было заведено: прежде чем уйти, ты остаешься один, чтобы обдумать и принять
решение. Но о чем думать, если заранее все решено и Завещание объявлено.
Остается дождаться утра, когда распахнутся двери, и сказать: "Я готов.
Исполняйте!". Единственный свидетель твоих последних часов - Исполнитель
клятвенно заверит: "Он так решил!".
Старик же вошел в камеру без Завещания.
- Может, тебе нездоровится, Мит?
- Все в норме, не беспокойся.
- Скажи, если что...
За стеной камеры дежурил врач. В пороговом возрасте всего можно ждать,
случались и срывы. А старик, должно быть, на пределе, даже не прилег. Надо
же, ночь напролет вот так... Напряженно вздернуты плечи, плотно прижаты к
бокам локти, ладони спрятаны в коленях. Он что, замерз?
- Мой долг напомнить, что никто не уходит за Порог, не оставив
завета... Ты меня слышишь, Мит?
- Ты все делаешь, как надо. Мне повезло с тобой. Спасибо, Сэт. А читать
не стоит, не трудись. Традицию я помню, память у меня еще крепкая.
Но Сэт, остановившись за спиной старика, зашептал заученные ритуальные
строки: "Мы живем в слове и деле. Каждый из нас есть то и только то, что
рождает наша мысль и творит наша энергия. Вступив на Порог, помни: рожденный
для слова и дела, ты оставляешь после себя лишь слово и дело. Если ты не
успел сказать - скажи, и мы услышим. Если ты не успел сделать - завещай, и
мы выполним. Да будет мудрым твое слово! Да будет благим твое дело!"
Плечи старика дрогнули. Они все так же тянулись вверх, но прежнего
напряжения не было, словно лопнула.скрытая в них пружина.
Сэт взглянул на часы. Надо что-то предпринимать.
- Чем тебе помочь, Мит? - спросил он чуть ли не с отчаянием.
Старик неожиданно хохотнул.
- Разве я похож на того, кому нужна помощь?
- Утро уже! За стеной наверняка светает. Скоро придут...
- Помолчи. Этим ты больше поможешь.
Безумец! Что он надумал? Неужто решил уйти без Завещания? Совсем из ума
выжил, старый хрыч.
- Не ругайся, Сэт.
В круглой камере как ни пойди - двенадцать, нет, двенадцать с половиной
шагов. За бессонную ночь Сэт исходил ее до последнего сантиметра. Ноги
одеревенели, пол плывет качелями, и все острее желание повалиться мешком,
забыться хотя бы на мгновение. Но он знает, стоит присесть или прислониться
к стене - тотчас уснет. Вот будет позорище, если его. Исполнителя, застанут
утром спящим. Он и так, похоже, начисто оскандалился. Пальцем станут
показывать: смотрите, это тот, кто спровадил за Порог, не получив завета!
А старик все молчит.
Поначалу Сэт возгордился, узнав, что назначен Исполнителем. Не всякому
выпадает честь провожать таких, как Мит. Само его имя - легенда. Он первым
прошел звездный путь, и сколько бы потом ни прыгало в Галактику, - первый
остается первым. И он же принес весть о людях - обитателях Голубой
планеты... Со знаменитостями всегда хлопотно, каждый со своим вывертом, без
причуд они не могут. Тут уж ничего не поделаешь, Сэта не смутило даже то,
что старик вошел в камеру без Завещания, - воспринял это как очередной,
теперь уже последний каприз. К тому же впереди была целая ночь. Ночь, от
которой остались жалкие крохи.
- Сколько? - резко спросил Мит.
Сэт встрепенулся: похоже, старик решился.
- Всего полтора часа, даже меньше.
Старик повернулся, прижался спиной к стене.
- Сядь, Сэт. Я буду говорить.
Посеревшее лицо было спокойно, лишь в глубоких глазницах гуляли пожары.
- То, что я скажу, касается только меня. Не хо телось бы, чтобы узнали
другие. Я могу положиться?
- Это что - Завещание?
- Нет еще. Его я объявлю сам, и ты подтвердишь. Но завет покажется
бредом, если не знать, чем он вызван. Так что обещаешь?
- Постараюсь, если...
- Сказал же, касается только меня. Ни пользы, ни вреда другим не будет.
Теряем время.
- Я слушаю, Мит, говори.
Старик глубоко вдохнул, словно набрал в легкие воздуха на всю исповедь.
- Меня считают сумашедшим, и ты - тоже. Не возражай. Так оно, наверно,
и есть. После всего, что было там, на той планете... Я их вижу каждый день,
вот уже двадцать лет...
- Ты о тех несчастных, что называют себя людьми?
- Несчастные? Мы их просто не поняли, не разгадали.
- Ошибка слепой природы, издержки эволюции разума. Они обречены жить в
вечном разладе с собой и друг с другом.
- Но и в гармонии! Поверь мне, Сэт, в высшей гармонии.
- Пусть так, Мит. Не будем спорить, ты не успеешь сказать.
- Говорю уже - о планете людей. И о себе. Там вышла такая история... Я,
кажется, убил одного из землян.
- Убил?! Что значит "кажется"?
* * *
До той встречи он уже немало знал о них. Видел их города и жилища,
овладел способами общения, разбирался в нехитрых машинах, которыми во
множестве окружал себя человек. И все это - еще на орбите, не покидая
корабля. Засланные им кибер-информаторы обшарили крупнейшие банки знаний
землян, подсосались к каналам связи. В несколько дней он настолько освоился,
будто провел среди людей всю свою жизнь.
Не все ему было понятно. Земляне пользовались множеством языков -
зачем, если можно обойтись одним? Почему люди обособляются в какие-то
государства, устанавливают искусственные границы и потом охраняют их? Отчего
одни изнемогают от работы, другие изнывают от безделья? Ставила в тупик
полная беспомощность в распределении благ: как можно умирать от голода,
когда на планете все есть? А болезни? Лечатся, лечатся и сами же их
вызывают. Но что особенно поразило - неуемная жажда насилия и смерти.
Казалось, люди рождались лишь для того, чтобы убивать. С каким-то
неизъяснимым упорством одни уничтожали других и гибли сами. Делали это днем
и ночью, на всех континентах, тысячами разных способов. Убивали поодиночке и
полчищами, скрытно и у всех на виду, бесшумно и в сопровождении
невообразимого грохота, огня и дыма. Эпидемия смерти разгуливала по планете,
не зная перерыва...
* * *
- Тебе такое и в кошмарных снах не снилось, Сэт, а они, представь,
живут во всем этом. Даже интерес какой-то, будто ничего важнее и нет. Не
поверишь: что ни книга, то смерть, каждый второй фильм - убийство, в
ежедневных новостях - катастрофы, расстрелы, жертвы военных действий...
Знаешь, о чем я тогда думал? Вообразил себя мессией. Вот приду к землянам и
скажу: что вы творите, люди?! Опомнитесь, остановитесь! Если вы считаете,
что вас слишком много, то вовсе не обязательно так слепо и без разбора
уничтожать друг друга. Установите Порог, какой найдете нужным, и все лишние
уйдут за Порог - добровольно, с достоинством, как делаем это мы... Глупо,
конечно, наивно, но тогда что только не лезло в голову. От отчаяния, от
бессилия. Тут еще запрет на посадку. Болтаюсь на орбите, а посадить корабль
не могу - автозащита не позволяет. Оказывается, и так бывает: все
естественные параметры в норме - радиация, атмосфера, гравитация, плотность
грунта, а социальный фон - за красной чертой. Оторопь брала: цивилизация,
предрасположенная к самоуничтожению! Войти в контактвсе равно, что подписать
смертный приговор... Короче, я знал: нельзя, не имею права, добром это не
кончится. Но и меня понять можно. Быть у обитаемой планеты и не ступить на
нее... Я решился. Для вылазки выбрал горный массив. Безлюдный, как мне
казалось. Это правда, Сэт: встречаться с ними я не собирался.
* * *
Он выбрался из расщелины и настороженно замер. Вроде бы ничего
подозрительного. Пологая ложбина, ставшая приютом для сорвавшихся с крутизны
камней. По самому краю - кустарник, за ним снова скалы. Тишина, покой. Что
же тогда насторожило? А вот... Взгляд притягивала полоска-тропа. Чья?
Человек здесь ходит или зверь? Тропа терялась в зарослях. Присмотрелся -
верхушки кустов сомкнуты - и успокоился: кабаний лаз, человеку там не
пробраться. Порадовался своей наблюдательности, а еще больше - подготовке:
впервые ступив на землю, ориентировался не хуже аборигена.
Прячась в камнях, он обогнул ложбину, полез по скальной стене. У
верхней кромки, не зная еще, что за скалой, вновь притаился. С той стороны
шел тугой шелестящий шум. Определил безошибочно - шумит вода. Должно быть,
там ущелье, а внизу ручей, речка. Что-то еще заставляло осторожничать. Он
задержал дыхание, а когда втянул воздух, почуял горький запах дыма. Где дым,
там человек.
Медленно, чтобы не обнаружить себя резким движением, он вполз на
гребень скалы, прильнул к нагретому солнцем камню.
Все угадал: ущелье, речка, струйка дыма от костра. Картину дополнял
растрепанный порогами водопад, а ниже по течению, на песчаном выносе, -
оранжевая палатка. Но где же люди? Он жадно обшаривал ущелье глазами.
Никого! Что, если они первыми заметили его и сейчас, спрятавшись, следят за
ним? Маловероятно: он был предельно осторожен. И все же луч.- ше убраться с
гребня.
Короткими прыжками он скользнул вниз по склону.
- Это трудно объяснить, Сэт, что творилось со мной. Мы много говорим о
братьях по разуму, инопланетянах, но когда они рядом и встреча вот-вот, -
теряешь власть над собой. Есть, наверное, гипноз обстоятельств. Меня
неудержимо тянуло к палатке, к костру.
- Ты был, конечно, с биоником?
- Как же иначе? А что? Почему ты спросил?
* * *
Осторожничал, таился - и надо же! - чуть не налетел на нее. Спустившись
к водопаду, стал огибать влажный от брызг валун и едва сдержал шаг: она
сидела на расстоянии вытянутой руки. Замерев, он оторопело смотрел на
обнаженную спину, на запрокинутую к солнцу голову, различал даже, как
подрагивала на плече прядь волос.
Потом он увидел ее же у костра. Должно быть, она искупалась под
водопадом. Teлo влажно блестело, с концов волос стекала вода. Вытащив из
кучи хвороста прут, она проверила котелок, тем же прутом поправила огонь.
Из укрытия он ловил взглядом каждое ее движение. Зачем-то ей
понадобился рюкзак. Присев на корточки, долго рылась в его карманах. Лицо
озабоченное. "Где у нас соль, не помнишь?" - спросила, ни к кому не
обращаясь. Отозвалась палатка: "Поищи, сама же собирала". С минуту она еще
ворошила рюкзак, извлекая свертки, банки. "Подгорает. Слышишь, Серый?" Из
палатки выбрался тот, кого она назвала Серым. "Вот же, в банке из-под кофе".
Обиделась: "Попробуй тут найди! А говоришь, я собирала"...
* * *
- Они были молоды и, по людским понятиям, красивы. По мне тоже -
красивы. Красота для всех красота, в ней живет гармония, душа мирозданья. Их
влекло друг к другу, им было хорошо вдвоем, и ни в ком больше они не
нуждались - ни он, ни она. А тут я...
- Тебе следовало бы снять бионик.
- До того ли было? Я и забыл о нем.
* * *
Неожиданно они ушли. Оставили все и ушли. Даже костер не притушили.
Недалеко, должно быть, и ненадолго. Из одежды ничего не взяли, в чем были -
она в купальнике, он в шортах. Не сговаривались: постояли над скатеркой с
разложенными продуктами - чего-то там не хватало, - разом рассмеялись и
сорвались с места.
Затерялись в зарослях, скрылись за каменным завалом.
Выждав, он покинул укрытие. Конечно, не стоило выходить на открытую
площадку, зная, что люди вот-вот вернутся, но как тут удержаться! Его трясло
от возбуждения. Он обошел костер, посмотрел, что в котелке, наспех
обследовал рюкзак. Мимоходом пощупал наброшенную на куст рубаху. Был соблазн
натянуть на себя, и натянул бы, будь у него время, - из одного любопытства,
маскарада ради. А вот у палатки все же задержался. Откинул полог, сунул
голову в оранжевое свечение и, забыв о всякой осторожности, полез вовнутрь,
растянулся на спальных мешках - совсем как человек.
Выскочил, успел. Парень отвернулся, помогая девушке перебраться через
поток, и этих мгновений хватило, чтобы юркнуть в прибрежные заросли.
Куст можжевельника надежно прикрывал его, и смотреть удобно, ничто не
мешало. Одно плохо - слишком близко. Стой не шевелись.
Они вернулись с охапкой цветов. Ловко перебрав, девушка сунула их
концами стеблей в банку, водрузила букет посреди скатерки. Потом они сели
друг против друга, переглянулись и снова рассмеялись.
* * *
- Они думали, что одни, совсем одни. А между тем нас было там четверо.
Четвертой пришла беда.
- Без бионика ты вел бы себя осторожней.
- Пожалуй, хотя это уже не имело значения.
* * *
Дыхание беды он уловил еще тогда, когда они только вернулись с цветами.
"Не оставляй палатку открытой, налетит всякой твари". Это сказал парень,
прикрывая вход пологом. Девушка удивилась: "Кто же открыл? Я и не
подходила".
Затем след от стопы. Первой заметила она. Спустилась к воде мыть
посуду, глядь: на влажном песке - уродливая вмятина. "Смотри-ка, Серый,
здесь кто-то был". Парень нехотя подошел, присел на корточки. След озадачил
его: совсем свежий, не успел еще оплыть. "Снежный человек", - сказал он,
лишь бы что-то сказать. Поленился, не стал ломать голову. У людей так: любое
объяснение, даже самое несуразное, снимает вопрос.
А насторожись они, проследи, куда вела стопа... В просветах
можжевельника проглядывало отливающее голубизной тело с полупрозрачной
кожей.
Он почувствовал облегчение, когда парень и девушка вернулись к костру.
О следе забыли. И о том, что кто-то откинул полог палатки, тоже забыли.
Однако беда уже расправила крылья, и ничто теперь не могло изменить ее злого
полета.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг