Евгений Прошкин
Катарсис ефрейтора Тарасова
Быль по мотивам фантастической истории, услышанной мичманом Мельником и
пересказанной им же старшему матросу Прошкину, который не поленился ее
записать и слегка приукрасить.
Костик воткнул лопату в землю и облокотился на отполированный
бесчисленными ладонями черенок. Вздохнул, сдвинул шапку на затылок, утер
лоб. Пыльный, с комочками прилипшей грязи рукав оцарапал кожу, и Костик
нервически подвигал бровями. Поднял голову и снова вздохнул. Поясницу
ломило, плечи ныли. На пальцах пульсировали красные припухлости будущих
мозолей. Он повел глазами - ничего нового.
Высокая сопка издали казалась пушистой, но Костик знал, что ее
покрывает корявый кустарник, сросшийся в непроходимую чащу. Он страшно
удивился, когда услышал, что растения с сухими узловатыми ветками - дальние
родственники кедра. Тяжелая жизнь на склоне вулкана превратила мощное и
гордое дерево в злобного карлика.
Из-за сопки выглядывала другая, пониже, а между ними в хорошую погоду
можно было увидеть третью, совсем черную, с хилым дымком наверху. Дальше
начинался океан. Несколько куч шлака, торчащих из воды, да узкий перешеек в
бурой осоке - и это убожество посреди Курильской гряды кто-то додумался
назвать островом.
Костик повернул голову - еще одна сопка. Всего лишь. Знакомый пейзаж,
знакомый ветер, он приносит с отмели запах солярки и гниющих водорослей.
Ничего нового. Все два года - ничего...
- Тарасов! Резче дергайся!
- Я не заводной, товарищ.
- Товарищ прапорщик, - поправил Галугаев.
- Ментяра ты вонючий... - буркнул Костик, расшатывая древко.
Ржавый штык лопаты успел намертво приклеиться к глине, и вырвать его
оказалось не так просто. Тарасов отрезал пару квадратов дерна и, подняв их
за травяные загривки, переложил в жестяной короб, потом неторопливо обошел
телегу и взялся за ручки.
- Шару гонишь, дембель, - с улыбкой констатировал Галугаев. - Ну-ка,
загрузил тачку по полной.
- Спина болит, товарищ...
- Товарищ прапорщик, - с нажимом повторил Галугаев. - Забыл мою кличку,
что ли? Ты же, говорят, сам ее и придумал. Гулаг.
Начальник гауптвахты достал сигарету и нарочито медленно, со вкусом,
прикурил.
- Гулаг... - повторил он, выпуская дым через кривой перебитый нос. - А
что, мне нравится. Солидно. Ну куда, куда?! - протянул он, когда Тарасов
вновь попытался увезти полупустую телегу. - Я же сказал: с горкой, чтоб
колесо скрипело. Засиделся ты, брателло, в штабе, совсем форму потерял. Тебе
же домой скоро. Вот залезешь на свою Дуньку, и что? Тоже трудиться не
захочешь?
Часовой младший сержант Покатилов, скучавший неподалеку, сдержал смешок
и заинтересованно уставился куда-то вверх. Ему, прослужившему всего год,
потешаться над Тарасовым было не с руки: скоро Костика освободят, и они
встретятся в казарме - там у Покатилова уже не будет грозного АК-74, а
останутся лишь никчемные лычки, две желтые сопельки на плече, бессильные
против дембельского гнева.
Тарасов вернулся к лопате и ковырнул тяжелую землю. Работать не
хотелось. Хотелось жрать, спать и курить, а работать - нет. Он, Костик
Тарасов, свое уже отпахал. Бляха на ремне давно согнута, сапоги подрезаны,
х/б ушито. В Москве ждут мама и сестра Люда, и Наташка тоже ждет - если не
врет, конечно.
В небе что-то грохнуло, негромко и лениво, словно ответственный за
погоду утомился от долгой вахты. На черенок лопаты упала крупная капля и,
разлетевшись вдребезги, окропила Тарасову лицо.
- Дождик, товарищ прапорщик...
- А как мореманы служат? Представь, что ты на мысе Гваделупа, -
хохотнул Гулаг. - Реют паруса, и Нептун гонит тебе в харю...
Галугаев задумался, соображая, что может гнать Нептун. Ему хотелось
выразиться предельно витиевато, но на ум ничего не приходило.
- Гонит волну, - закончил он, поднимая на куртке воротник. - Копай,
дембель. Как там у Дарвина? Лопата сделала из обезьяны человека. Ферштейн?
Не слышу ответа.
- Так точно, - проскрежетал Костик, упираясь ногой в штык.
Небесные прапорщики вздрючили облако, и из него высыпалось несколько
новых капель.
- Ливень будет, - заметил Галугаев. - Это тебе не на печатной машинке
тыц-тыц. Это, дембель, настоящая служба. Сейчас промокнешь как собака, и в
камеру. А в камере бетон, а нары, сам знаешь, после десяти. А ужин привезут
не скоро. И холодный. Бр-р-р!
- Горячий привезут, - возразил Тарасов.
- Получишь холодный. Как поработал, так и похаваешь.
Туча опять громыхнула, и пошел дождь, теперь уже настоящий, без
дураков. Старая шинель мгновенно промокла и, превратившись в бесформенную
тряпку, тяжело повисла на плечах. Вырезанный Тарасовым прямоугольник быстро
наполнялся водой.
- Может, потом? - заканючил Костик. - Доделаю я ваш газон, не
волнуйтесь. Мне еще трое суток сидеть.
- Товарищ! Звонил дежурный по части! - крикнули из караулки. - Сейчас
капитан Севрюгин приедет.
- Холера очкастая... - мотнул головой Галугаев. - Какое у него
настроение, не сказали?
- У Севрюгина? Обычное.
- Вот холера! Порядок наведите, опять, небось, под топчан полезет. Чтоб
никаких бычков-фантиков, ясно? Покатилов! Сторожи арестанта.
Ежась и обходя лужи, Гулаг направился к одноэтажной постройке.
- Покатилов! - крикнул он, оборачиваясь. - Дашь ему сигарету - вместе
сидеть будете.
- Курить. Быстро! - прошипел Тарасов, как только начальник гауптвахты
скрылся.
Покатилов, бледный увалень с прозрачными глазами, порылся в подсумке и,
вытащив полупустую пачку, подбежал к арестованному.
- Костик, только чтоб Севрюга не засек. Сутки добавит.
- Все равно добавит, - мрачно произнес Тарасов. - Что новенького?
- Послезавтра кросс в химзащите, - с тоской ответил Покатилов. - А я
завтра как раз с наряда сменюсь.
- Не повезло тебе. Хочешь, садись, на киче кроссов не бывает.
- Да-а... - Покатилов посмотрел на лопату и нерешительно улыбнулся. - Я
лучше побегаю... А, вот еще: командир чуть не убился.
- Как это?
- Пришел сегодня на развод, вся морда завязана. Мы подумали - зуб, а
потом оказалось, что он по пьяни пол-уха себе отстрелил.
- Во! Сам в себя попасть не может!
- Ага, ага! - угодливо засмеялся Покатилов.
На дороге показался газик, и Тарасов, торопливо затоптав окурок,
схватил лопату. Земля пропиталась водой, копать стало совершенно невозможно.
Костик кое-как откромсал неровную дольку дерна и, подрубив снизу белесые
корешки, взял ее в руки. За мокрым стеклом он разглядел розовую, вечно
недовольную физиономию Севрюгина и, демонстрируя непосильность труда,
натужно выгнулся.
- Резче дергайся, ефрейтор, - сказал капитан, вылезая из машины. - Как
шутить, ты первый. Почему тюбетейка на затылке? Почему не выбрит?
- Лезвие тупое, товарищ... - буркнул Костик.
- Обязанности часового, - потребовал Севрюгин.
- Часовой обязан... - Тарасов стыдливо отвел глаза, но увидел только
пустую тачку, - продвигаясь по указанному маршруту... Товарищ, зачем мне
это? Я ведь сижу.
- Так. Что такое строй?
- Строй... это такое расположение военнослужащих, в котором... то есть
при котором...
Костик стиснул зубы и невидимо поскреб пальцами в сапогах. Он уже не
сомневался, что Севрюгин ему добавит. Вопрос лишь в том сколько.
- Трое суток, - отозвался на его мысли капитан и зашагал к караулке, из
которой тотчас донеслось гулаговское "Смир-р-рна!".
- Ну вот, - виновато сказал Покатилов. - Трешка в плюсе. Не
расстраивайся, Костик.
- Да пошли они все!..
Он присел на борт телеги и потыкал лопатой лужу под ногами. Костик,
хоть и был москвичом, все же понимал, что траву надо пересаживать весной, а
осенью она не приживется. Прапорщик Галугаев понимал это не хуже, но другой
работы для арестованного Тарасова у него не нашлось.
Из караулки вышел Севрюгин, и Костик поспешно поднял брошенный было
кусок земли.
- Ты еще не побрился? - на ходу спросил капитан.
- Никак нет.
- И уставы тоже не выучил? Значит, можно еще добавить? - осклабился
он. - Физический труд - лучший отдых от умственной работы. Отдыхай,
ефрейтор.
Севрюгин расхохотался так, что еле удержал очки, и юркнул в теплую
кабину газика. Вслед за ним на улицу выскочил Гулаг и, провожая машину
влюбленным взглядом, выдавил:
- Холера педальная, все углы обнюхал. Дембель, ты чего не работаешь?
- Температура, товарищ. Если я умру, с кого спросят?
- Ладно, иди в подвал, - сжалился прапорщик.
Часовой первым зашел в камеру и расстелил на полу сухую шинель. Рядом
он заботливо положил несколько сигарет.
- Молодец, свободен, - сказал Тарасов.
Он прилег на волосатое, болотного цвета ложе и прислушался к
удаляющимся шагам Покатилова. Нормальный воин, службу сечет. Хотя, конечно,
армия уже не та. Мельчает армия. Даже офицеры стали какие-то рыхлые,
беспомощные. Взять хотя бы Лосева: прострелил себе ухо. Ну что это за
командир?
Стоп!..
Тарасов вскочил, но, испугавшись потерять мысль, не выпрямился, а так и
замер в позе дискобола. Вчерашние события неожиданно выстроились в памяти с
протокольной четкостью и обнаружили странную взаимосвязь.
* * *
Дело было после обеда. Тарасов с корешом Женькой, прихватив музыкальный
инструмент, расслаблялись в курилке. По маленькому плацу вяло маршировала
колонна молодых солдат, бритых наголо, которых Костик принципиально не
различал. "Черепа" занимали предпоследнюю ступень в армейской иерархии и для
порядочного дембеля сливались в некую абстрактную массу.
Тарасов, пуская в небо кольца, умиротворенно наблюдал за строевыми
занятиями, а Женька отчаянно выл:
- Пока там нужен был только мой я-а-ад... в гомеопатических дозах
любви-и-и... но вам понадобился именно я-а-а... и вы получите но-о-ож в
спину-у-у!.. Здравия желаю, товарищ майор.
Женька оторвал задницу от скамейки и изобразил стойку "смирно" с
гитарой в руках, а когда начальник штаба прошел, плюхнулся обратно и
немедленно продолжил:
- Но-о-ож в спину-у-у, это как раз буду я-а-а!.. Костик, ну когда ты
мне приказ напечатаешь? У меня уже весь альбом готов, только приказа не
хватает.
- Да сделаю, успокойся. Сегодня после отбоя и сделаю.
- Вместе пойдем.
Обрадованный Женька взял новый аккорд, но тут на крыльцо вышел старшина
и, сладко зевнув, поинтересовался:
- Не желаете ли размяться?
- А что, товарищ, водку завезли?
- Толчок забился.
Друзья рассмеялись. По натуре старшина был клоуном, и, если бы он не
родился прапорщиком, то мог бы сделать карьеру на эстраде.
- На обед суп-рататуй, - сообщил старшина.
Шутка была старой, тем не менее Женька удивленно выпучил глаза и
спросил:
- Какой еще рататуй?
- Суп-рататуй: кругом капуста, а в середине... - прапорщик вытянул
губы, произнося известное слово, но в этот самый момент на первом этаже
грохнулись кастрюли, и дежурный по кухне выдал кое-что покруче.
- Однако! - крякнул старшина. - Если он все это заложит в меню, то я
поужинаю дома.
Вечером Тарасов с Женькой отправились в штаб, где Костик отпечатал
давно обещанный дембельский приказ - десять строчек за подписью президента,
разрешающие увольнять в запас "военнослужащих срочной службы, выслуживших
установленные сроки".
Женька придирчиво осмотрел лист и аккуратно свернул его в трубочку.
- А себе не будешь делать?
- Буду, - загадочно произнес Тарасов. - Только не такой.
Идея созрела давно. Дембельский альбом, апогей военно-прикладного
творчества, должен быть украшен чем-то сверхъестественным, и Костик уже
придумал, чем именно. Он уже заготовил текст и схоронил его в тайнике под
ящиком стола. Осталось только дождаться, когда из части отлучится начальник
штаба. Завтра как раз такой день.
Тарасов достал черновик и, заправив в машинку новый лист, напечатал:
"За превышение власти, за использование служебного положения в
корыстных целях командира в/ч 19730 полковника Лосева А. М. приговорить к
расстрелу. Приговор привести в исполнение 10 октября 1999 года в 4:00.
Вооружение выдать согласно боевого расчета. Ответственным за выполнение
назначить зам. по воспитательной части капитана Севрюгина Д. Н. В боевой
расчет назначить..."
- Круто, - отозвался Женька.
- Круто будет завтра, - злодейски ухмыляясь, сказал Костик. - Я ведь
его не так просто вклею, а с подписью.
- У командира подпись простая, ее любой дурак подделает.
Тарасов промолчал. Не потому, что не верил Женьке, - Женьке он верил на
все сто, - просто испугался сглазить. Задуманная им акция попахивала в
случае провала крупными неприятностями, однако Костик твердо решил, что
автограф на приказе будет настоящий. Надругательство над штабной бюрократией
Костик задумал как месть всей военной машине, и в том, чтобы командир
подписал приговор самому себе, он видел особый мистический смысл.
Все следующее утро Тарасов был на взводе. К одиннадцати часам начальник
штаба укатил проверять дальний пост радистов, а заместитель по
воспитательной части Севрюгин принес десятистраничный пасквиль на тему
солдатского досуга. Костик начал просматривать список культурных
мероприятий, но вовремя вспомнил, что его это уже не касается. Участвовать в
принудительных состязаниях гиревиков и конкурсах военно-лирического
стихотворения придется черепам и призыву Покатилова.
Костик потрепал листы, придавая им объем, и добавил в папку "На
подпись" текущие документы. Вместе с двумя рапортами от комбатов и заявкой
на дизельное топливо получилась весьма внушительная пачка. Он прислушался,
нет ли кого в коридоре, и всунул между страничек свой скромный опус.
Проходя мимо кабинета начальника штаба, Костик на всякий случай
подергал ручку - дверь не поддалась.
Командир был сильно увлечен бестселлером с флагом все еще вероятного
противника на обложке. Появление Тарасова он отметил недовольным шевелением
породистых мохнатых усов.
- Где подпись начштаба?
- Начштаба на точке, товарищ полковник.
- А, ну да. Чего так много? - спросил он, брезгливо трогая папку.
- Капитан Севрюгин приказал вам передать...
- Вот, мля, писатель, не мог покороче!
Костик пожал плечами - большего субординация не позволяла.
- Опять стихи! Опять гири! - взбесился Лосев. - Он что, ничего другого
придумать не может? Скажи, Тарасов, не задолбали они тебя за два года?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг