Геннадий Мартович ПРАШКЕВИЧ, Алексей Иванович ГРЕБЕННИКОВ
ГЕНЕРАТОР ВРЕМЕНИ
Тени сизые смесились,
Цвет поблекнул, звук уснул -
Жизнь, движенье разрешились
В сумрак зыбкий, в дальный гул.
Мотылька полет незримый
Слышен в воздухе ночном.
Час тоски невыразимой!
Все во мне, и я во всем!..
Ф. И. Тютчев
Король Атлантиды
1
13 июня 20## года Смирнов проснулся на острове.
Темное неподвижное Обское море обступало остров со всех сторон. Лето
выдалось жаркое, пыльные ветки свисали с берез как веники, огромная река Обь
обмелела, навигация на ней давно уже ограничивалась плоскодонными и малыми
судами, а баржи большого тоннажа, полные щебня и железобетонных изделий,
тоскливо приткнулись к забитым грузами причалам.
"Сколько же я спал? Почему я опять на острове?"
Вместе с этими смутными мыслями пришло и закрепилось некое тревожное
видение девы речной. Ну, да, как еще ее назвать? Речная. Генерал так ее и
называл, и в записях свидетелей она проходила под этим именем. А Цезий -
друг, собутыльник рыжий - вообще заявил: "Деву увидишь, сразу узнаешь".
"Да как я узнаю, если никогда не встречал?"
Но Цезий твердо стоял на своем: узнаешь! И добавлял: ее все узнают.
Сфотографировать деву невозможно, не фиксируется она ни на пленке, ни в
памяти цифровика, но вот так - глазами - видели деву многие. Выплывает
иногда на лодке. Что значит откуда? Никто этого не может знать. На улицах
Бердска ее не встречают, и в деревнях прибрежных она не зарегистрирована.
Генерал Седов тоже обратил на это внимание. "Вот смотри". И показал
несколько старых фотографий (значит, когда-то фиксировалась?) - дева как
дева, в полосатой кофточке, ей идет. А имя? Ну, есть некоторые
предположения. Год рождения? Ну, тоже есть некоторые предположения, правда,
с действительностью не совпадают.
"Вот и выяснишь, - сказал генерал. - Ты, Смирнов, в штате у меня
числишься аналитиком, значит должен уметь определять пол, возраст и сущность
движущегося мимо тебя существа! А тут не просто живое существо, тут дева
речная. Никто ее за руку не держал, но многие видели. Вот приказ тебе -
разговориться, подружиться. Все же идет двадцать первый век, не
средневековье".
2
Голова у Смирнова не то чтобы болела - она просто разламывалась, она
томительно ныла, он не контролировал ни движений, ни мыслей своих, все
как-то сплеталось нехорошо.
А начиналось красиво.
С Федосеичем и Цезием хорошо сидели.
Костер красиво потрескивал, нисколько не дымил.
В сухую погоду плавник сгорает без дыма, как хороший артиллерийский
порох.
Сидели, говорили - о низкой воде, о засухе, о тайнах жизни, о волнующих
тайнах Вселенной, о времени и человеческой душе, о девах речных и вообще о
девах и о таком, что в пределы отдельной мысленно представимой Вселенной
(так Цезий выразился) даже не вмещается. Цезарь при этом, как толковый
предприниматель, часто отвлекался, клонил к альтернативной энергетике.
Вселенная, даже мысленно представимая, позитивно клонил, она одна на всех. Я
из рода шаманов, я это тонко чувствую. Со временем поставим на берегах
стройные ряды ветряков, вот тебе и лампочки сияют, и полный холодильник
фырчит, и воздух чист и прозрачен. Ну, а Федосеич - тот, напротив, мотал
головой, как конь. Спорил, протестовал. Ну, поставим ветряки, и что? Стихнет
ветер, лампочки погаснут, воздух смутится, не хочу так. Цезарь в ответ: я
чувствую, все хорошо будет, верь мне. Мы городские крыши чудесными
солнечными батареями покроем. Но Федосеич опять гнул свое: солнце сядет,
лампочки опять погаснут, не хочу так. Да брось! Я из рода шаманов, неумолимо
клонил Цезий. Мы гидротермальные скважины начнем бить.
А если грунт поплывет?
Короче, не вставляло Федосеича.
А потом - туман. А потом - может, сон приснился.
Но видел, видел Смирнов, как из нежного ничего, из сизоватого,
призрачного ночного тумана, из чудесного невидимого смога, отдающего по
всему сонному берегу смолистым дымком, - медленно выступил облупившийся нос
простой деревянной лодки и речная дева - с веслом. Не открывая глаз, Смирнов
сразу определил и пол, и возраст, и сущность, с этим вообще вопросов не
было, - чудесная сущность.
А она спросила бестрепетно: "Алкаш?"
Он возражать не стал: "Мне бы только на тот берег!"
Дева речная подумала и кивнула: "Ну, ладно. Полезай в лодку".
Интересная, скромная. Известно, живет без регистрации в отделе милиции.
И волосы распущены, как у русалки. Ни разу не привстала, как прилипла к
скамеечке, и весло в руках, только спросила:
- Ты кто?
Он ответил:
- Энтомолог.
Не хотел врать, но очень уж лицо у нее было нежное.
Удивилась: "Это как же так получается? Ты рыб изучаешь?"
Он безмолвно кивнул. И хорошо, что она - не из нынешних умников,
которые даже про стрекозу все пакости знают. Ну, рыб изучает. Подумаешь.
Сейчас перевезет на материк, там и представлюсь деве речной по всей форме.
Затылка ее не видел, но в памяти, в придонных ее тайных струях, мелькало
почему-то неясное видение: настоящий нежный девичий затылок в трогательных
кудряшках. Даже пожалел, что представился энтомологом. Той девушке, с тем
затылком и кудряшками, врать бы не стал. Он и видел-то ее один раз. Дежурил
как-то в Управлении, и вызвали лейтенанта Смирнова в зал заседаний, передать
генералу Седову планшет. Спинами к входной двери сидели в зале на стульях с
высокими (бронированными) спинками человек пятнадцать - никто не повернулся,
никого в лицо Смирнов не увидел, только затылки. Генерал за столом негромко,
с каким-то особенным значением втолковывал собравшимся про дельту, про
какие-то треки, и все такое прочее, а Смирнов видел затылки - тяжелые,
внимательные, в складках, и все равно внимательные, а среди всех этих
мужских затылков один женский - трогательный, в кудряшках.
3
Безумно болела голова.
Можно сказать, страстно болела.
Считал, проснется на материке, а проснулся у кострища на острове. На
первых минутах подумал: может, дева просто приснилась? Может, Федосеич и
Цезий меня не бросили, перевезли на материк, а там только выпустили в
неизвестном лесу, как дикого зверя - пасись, мол, Смирнов, ты уже на
материке.
А он не на материке. Совсем не на материке. И пить очень хочется. Да
что же это такое? - подумал в отчаянии. Я же на пресном море. Всего-то и
дел, что наклониться к мутной воде, упасть на колени, решиться, сделать
душевное усилие и жадно, по-звериному, лакать, пить, черпать ладошками
прохладную воду, черт с ней, с дизентерией! В конце концов, не в сказке
живем. "Не пей, козленочком станешь!" Интересно, как это - козленочком, если
ты уже козел?
Ох, песчаный берег. Ох, столб деревянный в наклон - с побитыми
фарфоровыми изоляторами. Все было на берегу до ужаса знакомо, все потихоньку
всплывало из потрясенной памяти. Подернутое пеплом кострище, затопленные
рыжие руины на берегу, мрачный доисторический кирпич, заиленные пески,
мутные пакеты, битое стекло, щепки.
Смирнов от души поддал ногой пустую бутылку.
За пару лет работы в Управлении он сумел подняться до третьего
руководителя второго резервного информационно-аналитического отдела. Под
началом - три сотрудника (сотрудницы), считая его самого; правда, одна
сотрудница постоянно в декрете, другая - в командировках. Но это ничего. К
девушкам Смирнова всегда тянуло. Он только о бывшей невесте старался не
вспоминать, напрочь вычеркнул ее из памяти. Два года назад, уезжая по делам,
позволил невесте заниматься математикой (перед экзаменом в университете) с
одним спортивным лбом с параллельного. Считал, до дурного не додумаются. А
они додумались.
Зато теперь сам себе хозяин. Можно поехать в Индию, в Африку, в
Австралию. Куда хочешь можно поехать, только вот денег нет. Можно даже
помогать ближним: племяннице скрипку купить, тетке - путевку в санаторий, и
все такое прочее, только вот денег нет. Всегда с завистью (светлой) смотрел
на генерала Седова. Тот везде бывал, все видел, всех знал, и деньги у него
водились, и люди перед ним раскрывались. Однажды пожилой закоренелый
фигурант из "черных копальщиков" в присутствии Смирнова - сам!
добровольно! - рассказал генералу, что ничем плохим в древнем сибирском
городе Бердске не занимался, а просто отправился с приятелем посмотреть
"старый город", то есть затопленную часть Бердска. Не обогащаться он туда
отправился, а знаний себе прибавить. Он историей интересуется, подбирает
только то, что валяется под ногами. Вот, скажем, валяется золотая монета,
которая важна для развития отечественной истории, он ее подберет. И
передаст, понятно, куда надо. Генерал на это заметил с сомнением: нам умники
не нужны.
И добавил с тем же разумным сомнением: нам разумные потребители нужны.
Понятно?
Фигурант кивал.
Он же ничего такого.
Он просто добрался с приятелем до улицы Морской, есть в Бердске такая.
Ну, оставили свою машину ("королла" дешевенькая, подержанная) рядом с
автобусной остановкой, а сами с лопатами (так просто, на всякий случай) и с
заплатанным вещмешком двинулись в район Старого мыса. Конечно, сами знаете,
нет там никакого "старого города" - только пыльные камни, скучные заросли
шиповника и погода фееричная: ветер уши только не отрывает. Само собой,
встретили аборигенов: один бритый, другой кривоногий. Спросили: "Слышь,
аборигены, как тут в старый город попасть?" А они не понимают: "На остров,
что ли? На Хреновый?" Типичные потребители. "Почему обязательно на остров? -
фигурант говорит. - Нам говорили - старый город". - "А-а-а, - догадались. -
Вы водолазы, что ли?"
Хорошо, появились парень с девушкой. Оба в военных штанах с лампасами,
дисциплинированные. Эти четко указали: старый город, по-другому - старый
Бердск, ну прибрежную часть его, затопили еще при советской власти, так что
аборигены правы: туда теперь можно только в водолазных костюмах. Или,
засмеялись, с девой договоритесь. С речной. И понеслось. У девы речной -
деревянная лодка, у девы - некрашеное весло, к ней с глупостями не
пристанешь, она сама любит историю. Такая умная.
А может, такая дура, несколько ревниво добавила девушка в военных
штанах.
4
Зато Смирнову повезло с картой.
Ветхая, подклеенная на сгибах, с карандашными пометками.
Генерал Седов выложил на стол плоскую папочку, а в ней лежала эта вот
подклеенная на сгибах карта Бердска и окрестностей - еще советского времени,
то есть до потопа. Там же хранилась вырезка из местной газеты под красивым
названием "Море хранит свои тайны" - от 15 июля 1959 года, тоже из далекого
прошлого. И там же короткий машинописный список неизвестных людей (может,
свидетелей), к которому прикреплен был скрепкой донос на известного (к
сожалению, покойного) академика по фамилии Будкер.
Донос, кстати, ничем не выдающийся, такие писали во все времена.
И на академика Келдыша такие доносы писали, и на академика Вавилова, и
на Вернадского с Ферсманом, и, само собой, на Лаврентьева.
В самом деле, самый обыкновенный донос, никаких открытий. Рутинный
способ преобразования действительности, как выразился бы сам академик
Будкер.
"Я, как полностью преданный нашему развитому обществу человек,
хочу привлечь внимание, - писал неизвестный доброжелатель, - к
безответственному поведению некоторых высокопоставленных чинов нашего
научно-исследовательского института, обладающих большими правами, но
находящимися постоянно не в ладах с собственной совестью и с понятиями о
строжайшем соблюдении гостайны...
Так, в прошлую среду в 5 часов 37 минут вечера, когда все
сознательные сотрудники еще заняты производственными процессами, в кабинете
академика Будкера...
Самым бесстыдным образом проявляя халатность.
Нарушая элементарные нормы трудовой этики...
Не только кофе, но и потакали друг другу. Академик Будкер, а также
сестры, младшие научные сотрудницы по фамилии Хомячки - Лера и Люся... Не
решаюсь повторить то, что там говорили. Но, как человек простой, привожу
самые вопиющие факты..."
Но и факты выглядели как-то неопределенно.
Особенными лунными ночами, когда электромагнитное поле Земли входит в
противофазу с другими полями, особенно Солнца и Юпитера, циклотрон в
институте начинает странно светиться, и если всмотреться в это сияние, то
можно понять прошлое либо будущее. А портрет академика Будкера на стене в
этот момент как бы размывается по краям, смотрится как обугленный. А в
книгах наблюдений записаны (лично академиком) всякие дурацкие шуточки. Этот
академик Будкер, особенно подчеркивалось неизвестным доброжелателем, любит
всякие такие вот шуточки. Если встречает на лестнице своего заместителя
физика Сагдеева, непременно спросит: "Вы зачем нашу Русь триста лет
угнетали?" А Сагдеев в ответ: "А вы зачем нашего Христа распяли?"
В то время как вся страна.
Ну, а в газетной вырезке речь шла о золоте.
Местный корреспондент писал о том, как в середине прошлого века
неизвестный по фамилии товарищ на берегу рукотворного Обского моря случайно
нашел монету. Не простую монету, а десять граммов чистого золота. На
реверсе - хищный угловатый дракон, по ободку - значки, похожие на китайские.
А вот на аверсе (рисунок прилагался) профиль царственного, даже
величественного человека.
"Узнаешь?" - спросил генерал.
Лейтенант Смирнов подошел к зеркалу.
Ну, чего же не узнать? Сам, как двуглавый орел, царственно повел
головой вправо-влево. Не как простой лейтенант, а величественно, даже
величаво кивнул. Похож, кто ж спорит? Подумал про себя: а вдруг, правда, в
будущем совершу подвиг, оставлю свой след в истории? И прилагавшийся к
доносу список запомнил.
Борисов В. И.
Желонкина Света.
Хмельницкий С.
Етоев А.
Барыгин Ц. И.
Охлопьев Ф. Ф.
Лонгинов И.
Заточий Клавдий.
Заточий Л.
Никонова Л.
Ларионов (без инициалов).
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг