двух! Так... этого еще не хватало! Ползти обратно? А как же красавица?
Ладно, так и быть, благородно доведу ее до стоянки - и помчусь обратно,
искать перчатушку! А как же?
"... Прости, ты не сердишься, что я не приглашаю тебя домой?" Не
сержусь? Да я бы ее убил, если бы пригласила!
Часа, наверное полтора я ползал по бульвару... Ничего! Ну, почему,
почему так надо, чтобы все сразу?.. Сам все делаешь! Ослабел.
Во дворе стоял единственный "мерседес", но зато самый омерзительный -
с темными стеклами, как бы глухой, как подводная лодка, с тусклым
зеленоватым светом внутри. Газует прямо мне в нос! И не протиснуться! И не
шелохнется!
Я жахнул в переднее стекло ключами. Существо подняло голову. Я
приподнял кепочку и прошел.
Ну, что? Можно наконец ложиться - или подождем?
Звонок. Та-ак... Я огляделся, взял старую, пятидесятых годов,
настольную лампу... Недавно кинул ее в жену - с тех пор не горит. Не жалко.
Я выдернул ее из штепселя и вынес в прихожую.
Гость темнел в темноте... вытянул руку.
- Ну, ты...
- Я! Я! - Я дважды жахнул его лампой, потом захлопнул перед его носом
дверь. Тишина... видимо, думает. Я включил лампу - и неожиданно она
загорелась... Вот и чудо!
Я решил лечь спать и, почти заснув, услышал, как уезжает машина.
Осень, переходящая в лето
Но друг все-таки позвонил!
"Ах так! - услышав наконец его голос, взбеленился я. - Мало ему? Ну,
что же! Попрошу у него сейчас в долг еще полторы сотни тысяч рублей, чтобы
он понял, что такое настоящая дружба!"
Но он сказал:
- Слышал, организуется круиз по Эгейскому морю?
- Слышал. И что?
- Тебя нет в списке.
- Так я и думал. И что?
- Ну и что думаешь делать?
... А что? Раньше надо было думать, когда давали места! Каких мест
только не было! "Смелый писатель"! "Смелый писатель - этот тот, который
смело говорит то, что и так всем уже известно".
Вот и дошутился!
... Писатель-прогрессист, верящий в будущее, - тем более считалось,
оно наступило... ведь ясно было указано: "Прикоснуться к мечте!"
Прикоснулся?.. Побрезговал? Ну, о чем же жалеть теперь? Отдыхай, любимец
валидола! Спи, на радость людям!
... Правда, когда приезжал организатор круиза, Урман, он заходил, и я
даже, напившись, подарил ему мне не нужный баян, тоже мне подаренный.
Повеселились! Но помню и свой холодный расчет. "Сыграй, мой баян!"... Но,
похоже, - не сыграл!
- Перезвоню! - не дождавшись вразумительной моей речи, рявкнул мой
друг и повесил трубку.
Не то что поверить - я даже представить не мог, что где-то сейчас
существует лето и имеет какое-то отношение ко мне. Сидя в валенках,
душегрейке, я тупо смотрел в заледенелый двор. Снова задребезжал звонок. Я
медленно поднял трубку.
- Собирайся! - рявкнул мой друг.
***
Новые, незнакомые города, о которых столько слышал и мечтал, любят
появляться неожиданно, как бы ни с того ни с сего выскакивать из холодной
мглы, причем в неожиданном ракурсе, как бы раскинувшись домиками по
вертикальной стене, - самолет заходил на посадку, ложился на крыло.
У москвича, сидящего передо мной, вдруг пронзило лучом солнца ухо, оно
стало рубиновым и прозрачным.
- Афины! - выдохнул обладатель уха, прилипнув лбом к иллюминатору.
Афины!
***
Как всегда после приземления, все казалось фильмом без звука: уши
после посадки еще не откупорились.
Утыканный мачтами яхт берег от Афин до Пирея. Плоские, как ступени,
крыши, поднимающиеся на холмы. Серое небо и - вдоль шоссе - сплошные
деревца с темно-зелеными глянцевыми листьями и ярко-желтыми мандаринами -
их едва ли не больше, чем листьев.
Наш теплоход - "Мир ренессанса". Греческая команда и писатели более
чем из ста стран вылезают из автобусов, поднимаются вдоль борта по
наклонному трапу, выкрашенному в сине-желтые греческие цвета. Маршрут: из
Афин по Эгейскому морю, через Дарданеллы, Босфор в Черное, в Одессу,
обратно в Стамбул, потом в Измир, в Салоники, в Афины, из Афин - в Дельфы.
Нам с другом досталась шикарная каюта наверху, с огромным окном на
палубу... "Досталась"! Ему - досталась! Мой друг честно завоевал высокое
свое нынешнее положение: он был и смелым писателем, и
писателем-победителем, торжествующим победу... моих циничных сомнений он не
признавал и лавры свои выстрадал честно. А я, как всегда, подсуетился,
оказался в лучшем месте в лучшее время - это приспособленчество еще
скажется на моем даровании, скажется... но значительно позже.
- Давай. Быстро! - проговорил мой друг, чувствуя себя, естественно,
главным.
- Счас. - Я расстегнул свой чемоданчик. Чемоданчик-то был крохотный,
но в нем удалось создать давление около десяти атмосфер. Вещи как бы
взрывом раскидало по всей каюте.
- На полюс, что ли, собрался? - пробурчал мой друг.
Он честно заслужил свои лавры. Он верил, что будет жара!
***
Главный салон оказался, естественно, возле нас. Под его уходящими
вдаль зеркальными сводами уже бурлила толпа. Заграница узнается по запахам,
и я с наслаждением погрузился в них: сладковатая пахучая жвачка, медовейший
табак, тонкие, словно серебряные, пряди дыма уже струились по салону. Я
рухнул в огромнейшее кресло. Порядок!
Я благожелательно осматривал толпу... Иностранцы и есть иностранцы.
Постоянное радостное возбуждение, красивая громкая речь, уверенные жесты
(лучше всего с дымящейся трубкой в руке), высокий, лысеющий лоб, очки в
тонкой оправе. Как бы небрежная, но дорогая одежда... Думаю, заплатки на
локтях этого пиджака стоят дороже всего моего гардероба... Ну что ж!.. Зато
у нас - самобытность! Я, конечно же, взял, что положено для самобытности:
складень, сбитень, - но пока что не вынимал. Погодь!
Тем временем определилось неторопливое движение к длинному столу
поперек салона - вносили еду. Небольшая элегантная очередуха. Еду несут и
несут! Хрустящие на жаровне тонкие листики грудинки... скользкие шестеренки
ананаса... покрытые сверху дымкой небывалые сыры... Кто последний?
Прослушивалась всюду и русская речь, но я деликатно не встревал в нее,
понимая: это по-русски они общаются между собой, и разоблачать их, встревая
в разговор, не совсем будет ловко. Русский язык - это у них для отдыха: на
официальных встречах они будут говорить с нами по-эстонски, по-грузински,
по-белорусски... А как же?! Для этого и приехали - преодолевать рознь, но,
чтобы преодолевать, надо эту рознь обозначить... Для того и круиз. Кто бы
вкладывал деньги, если бы розни не было? Придется поработать. Где мои
сбитень и складень? А пока что - "шерше ля харч"!
Все явственнее обозначалась дрожь - машины разгонялись. Завибрировали,
звеня, бокалы. Между огромным стеклом салона и берегом стал расширяться
треугольник: мы отходили кормой вперед.
Все высыпали на верхнюю палубу... Берег отходил... Вот она, знаменитая
"пятерня Пелопоннеса" - неожиданно суровая, каменистая!
Радостные восклицания, хохот, плоские фляжки в руках... Путешествие
началось. Один грузин (или абхазец, или грек? В этом еще предстояло
разобраться) отстегнул сетку, закрывающую пустой бассейн, и прыгнул туда, и
стал изображать, что он купается. Всеобщее оживление, аплодисменты!..
Отличное начало!
Тем временем берег скрывался в дымке, солнце вопреки уверенности моего
друга в лучшем так и не появлялось. Все спускались в салон. Продолжились
объятия, поцелуи - все почти оказались знакомы, может быть, не так уж
глубоко... но хорошим тоном, как я уловил, считалось уж лучше расцеловаться
лишний раз с незнакомым, чем кого-то обидеть. Для поцелуев и плывем!
Я тоже наметил одного: вот этого финна я, точно, знаю! И он раскинул
объятия. Тут палубу накренило крутой волной - он помчался ко мне, но
неожиданно промчался мимо и впился поцелуем совсем в другого! Да, не все
так однозначно... Поэтому и плывем!
Уже довольно четко обозначились главные проблемы: грузины и абхазы
летели с нами вместе, но здесь, в салоне, сидели подчеркнуто отдельно.
Проблема! Для этого и плывем. Правда, каждые по отдельности вели себя
мило - оживленно переговаривались, смеялись, веселили своих дам, - всячески
показывая, что они-то как раз нормальные, дело не в них... И темные курды
пока еще держались отдельно от русых шведов, хотя и жили на одной
территории... Для этого и плывем!
Но главное, честно говоря, расстройство - это полная изолированность
наших. На грузин и абхазов хотя бы все смотрят, а на нас - ноль. И как
вошли мы сюда, так и держимся настороженной стайкой - и никто к нам не
стремится. Увы! Все как-то притерлись уже, а мы отдельно, стоим, как гордые
глыбы, и нас не видят. Ведь не пустое же мы место, ведь каждый сделал
кое-что - с десяток книг... Но все сугубо наше, свое... Неконвертиру-е-мое!
Стеклянные стены уже сделались темными. Качало все круче. Ленч плавно
перетек в "капитанский коктейль", но то один, то другой из пассажиров вдруг
посреди речи озадаченно замолкал, прислушивался.
- Однако! Как сильно раскачивает! Все нормально?
Я пошел было в каюту, но коридор мой поднялся передо мной, на меня
налетел толстый эстонец, стриженный ежиком, пробормотал:
- Там ужасноват-то!
И мы вернулись.
В толпе у бара я заметил знакомую по имени Хелена: однажды на книжной
ярмарке мы сплясали, с ней быстрый танец. Но сейчас я лишь приветливо
пошевелил пальчиками и промчался мимо... Знаю себя: истратишь всю валюту в
первый же день!.. Обождем! Рано еще! Побережем силы для финиша...
Все понемножку задремывали в салоне. Залезать при такой волне в свои
узкие гробики никому не хотелось...
Тусклый рассвет... и лупит сплошной дождь!
- Пошли. - Друг растолкал меня. Мы надели куртки и вышли.
Слева за пеленой дождя из наклонного берега торчал целый лес
минаретов.
- Турция?
- Стамбул!
Дождь аж отпрыгивал от палубы. Однако внизу, прямо под нами,
раскачивались на изогнутых фелюгах рыбаки, время от времени вытаскивая
гирлянды серебристых рыбок. Да, тут сурово, как и везде!
Берега с обеих сторон сходились. Плоскими ступнями поднимались по
склонам крыши, припадая к мечетям с круглыми приплюснутыми куполами. По
бокам торчали минареты. Качка на время прошла, все стояли на воздухе.
- Это Айя-София?
- Нет. Айя-София отсюда не видна.
- Почему это?
Мы уворачивали от Стамбула вправо.
- Гляди!
Высоко в сером небе тянулась черная нитка птиц - она надувалась
ветром, как парус, потом порвалась.
- Гляди - еще!
Вторая нитка... третья... четвертая... Как высоко! Куда это они?
Мы прошли под высокими, натянутыми в небе мостами - один, потом
второй... берега расходились. Плоские домики на склонах становились все
мельче.
Все стали собираться у рубки. Там сейчас стоял сам капитан, и рядом с
ним главный из нас - Урман, организатор круиза. Обычно хохочущий, как бы
легкомысленный, сейчас он был хмур, неподвижен... иногда они о чем-то
переговаривались с капитаном.
Чем дальше мы шли, тем больше было по бокам кораблей, стоящих на
якоре.
- Черное море штормит... Но решили идти! - передавалось друг другу.
Берега удалялись. Все сильнее раскачиваясь, мы выходили в шторм.
Обгоняя нас, в море выходил длинный серый сухогруз, раскачиваясь все
больше, пролетая сквозь брызги.
- Наш! "Волго-Балт"! - вдруг раздался крик. Мы кинулись на тот борт.
- Наш! - воскликнул украинец, стоящий рядом, радостно переглянувшись
со мной, забыв на это время о проблемах круиза.
Все мы стояли вдоль борта - и украинцы, и белорусы, и эстонцы - и со
слезами смотрели, как наш сухогруз, единственный, кто вышел в море с нами,
ныряет в волнах!
Тут нечего было обсуждать... Любим мы Родину, любим все!
Потом мы разошлись.
***
А это что за хмурый город встает из тяжелого тумана?
... Одесса! Господи, Одесса!
Впервые как иностранцы вплываем в нее!
Хмурые улицы, мрачная толпа... Господи! Одесса!
Мы высадились из автобусов у Дюка, у знаменитой лестницы, спускающейся
к морю.
Дюк здорово что-то позеленел. У его подножия стояла старушка в панамке
и что-то дребезжащим голосом пела. Что-то в этом было такое, на что и
смотреть было невыносимо, не то что помогать! То ли дело нищие в Италии!
А здесь все стояли, поеживаясь, позевывая, вежливо время от времени
поглядывая на экскурсовода... Ну?.. Все?
Тут вдруг откуда-то рядом с нами появилась толпа роскошных красавиц -
в богатых шубах, с накрученными кудрями... Особенно вот эта хороша!..
Скромно потупила взгляд.
Да это же члены делегации, одесские поэтессы, ударило вдруг меня. С
нами поплывут! Вот это да!
Уж с ними-то мы найдем общий язык! Я снова глянул... На этот раз
красавица стеснительно улыбнулась. Улыбайся! А как же? Принимай гостей!..
Но лучше это продолжить на элегантном теплоходе! Получив еще один
взгляд-аванс, я отложил это дело до вечера. Скорее в комфорт!
В салоне было тепло, уютно, замечательно пахло. Многие, как я понял, и
не покидали его.
- Ну... как Одесса? - встретил я наконец знакомого шведа переводчика.
- Проспал! - Он сокрушенно развел руками. Что делать? Не всех так
волнует Одесса, как нас.
- Быстро переодеваться! - сурово одернул меня друг. - Через полчаса
украинский вечер!
Ага-а!
Горячий душ, потом - холодный, снова - горячий, снова холодный...
растираясь, я вышел в каюту... даже и это зеркало запотело - друг его
протирал.
- Ну? - проговорил он. - Ты видал, какие шикарные были проститутки?
- Проститутки? Где?..
- Ты что - ослеп?.. Еще бабником считаешь себя! Около Дюка подходили!
- Около Дюка? Так это же были поэтессы! - Я захохотал.
- В таких шубах - поэтессы? Ну, ты и идиот! Действительно... Я тупо
молчал.
- Москвичи интересовались... Пятьдесят долларов!
Пятьдесят! Господи! Сколько дней и ночей я бродил по душной, сочной
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг