- Не возражаете, если я открою окно?
- Пожалуйста!
Всю ночь я мерз. Ну, ничего! Не так уж это много: не приставать к
японкам и спать при открытом окне. Ничего страшного.
Для моего скоропортящегося портфеля это даже хорошо!
Всю ночь я мерз - и с благодарностью почувствовал, как на рассвете
композитор покрыл меня своим одеялом.
Во время завтрака подошел ко мне один из проживающих, сказал
жалостливо:
- Вас, наверное, послушаются. Скажите коменданту, чтобы не запирал
бильярдную на замок.
Неожиданно я уже самым главным здесь оказался! И всюду так: издалека
только кажется - дикая конкуренция, чуть ближе подходишь - никого!
После завтрака композитор мне говорит:
- Может быть, прогуляемся немного?
- Можно!
- Только единственная просьба! - Он сморщился...
- Не приставать к японкам! - сказал я. Он с удивлением посмотрел на
меня.
- Откуда вы знаете?
- Но вы же сами вчера говорили!
- И вы запомнили?! - В глазах его даже слезы сверкнули!
"Да! - думаю. - Что же за сволочи его окружают, неспособные
единственную запомнить, такую скромную просьбу?"
Неужто действительно - я самый хороший человек в его жизни?
На прогулке мы разговорились, я рассказал ему о своих делах, он - о
своих... Выяснилось, кстати, что связано у него с японками: во время учебы
в консерватории влюбился он в одну из японок, с тех пор не может ее забыть.
Все ясно!
После прогулки он сидел за роялем, что-то наигрывая, потом пригласил
меня и заиграл вдруг прекрасную мелодию!
- Годится? - резко вдруг обрывая, спросил он.
- Для чего?
- Для твоего текста?
Мы обнялись. Обратно ехал я в полном уже ликовании! Здорово я все
сделал! И главное - честно! И человеку приятно, и все счастливы!
Иной раз хочется, конечно, приволокнуться за хорошенькой японкой, но
можно же удержаться, тем более если человек просит!
Утром зашел я за Дзыней, понесли Ладе Гвидоновне песню.
Лада Гвидоновна наиграла, напела.
- Что ж, - говорит. - Для начала неплохо! Хотите кофе?
- Не знаем, - говорим.
- Учтите: мы только хорошим авторам кофе предлагаем.
- Тогда хотим!
Жадно выпили по две чашки. Лада Гвидоновна в какой-то справочник
посмотрела:
- Вам за ваш текст полагается двадцать рублей.
- А за подтекст?
- А разве есть он у вас?
- Конечно.
- Тогда двадцать пять.
Стоим в кассу, подходит к нам Эммануил Питонцев, руководитель
знаменитого ансамбля "Романтики".
- Парни, - говорит, - такую песню мне напишите, чтобы английские слова
в ней были.
- А зачем?
- Ну, молодежь попсовая - длинноволосая эта, в джинсах - любит, когда
английский текст идет.
Приехал я домой, написал - самую знаменитую нашу впоследствии песню:
Поручите соловью - Пусть он скажет: "Ай лав ю!"
Утром думаю: все, хватит! Пусть Дзыня теперь в Пупышево едет! А то
текстов не пишет, с композитором не контактирует, а получает половину
гонорара в качестве Костылина.
Вызываю его:
- Поезжай в Пупышево! Все я сделал уже - на готовое, что ли, не можешь
съездить? Подселишься к композитору в шестой номер и сразу же скажешь: что
любишь тех, что при открытом окне любят спать, а ненавидишь тех, которые к
японкам пристают. Запомнил? Или тебе записать?
- Запо-омнил! - Дзыня басит. Уехал он, а я все волновался, ведь
перепутает все, наоборот скажет!
Так и есть! Появляется, без каких-либо нот.
- Перепутал! - говорит. - Все наоборот ему сказал! Эх, записать надо
было - ты прав.
- Ну и что он сказал?
- Сказал, что никакого дела иметь не будет.
- Ну, все ясно с тобой. Иди отдыхай. Ушел он - жена подходит.
- Звонил, - говорит, - Фуфлович Вовка. В гости просился.
- Так... А еще кто?
- А еще Приклонские.
- Так... А из еще более бессмысленных людей никто не звонил?
- Нет.
- Все ясно. Позвонишь Фуфловичу - скажешь, что мы с Приклонскими
договорились уже. Приклонским позвонишь, что Вовка Фуфлович к нам в гости
напросился. Они как в позапрошлом году подрались, так отказываются вместе
находиться.
- А кто же из них придет? - растерянно жена спрашивает.
- Никто! - говорю. - Взаимно уничтожатся!
- Жалко! - печально вздохнула. - Я люблю, когда гости приходят!
Ушла она спать, а я все думал: что же теперь с нашей музыкой будет?
Лег приблизительно около полуночи спать - просыпаюсь под утро от
дикого холода!
Гляжу, на диване композитор сидит.
- Извини, - говорит, - дверь у тебя не заперта оказалась. Я и окно
открыл - ты же любишь! Вышли мы в кухню с ним.
- Извини, - композитор говорит. - Приехал, не смог удержаться. Только
ты меня один понимаешь! Вот это здорово!
- ... Напишешь что-нибудь сложное, - композитор продолжает, - сразу
все в один голос: "Формальные ухищрения!" Что-нибудь новое - сразу:
"Алхимия!" Простое что-нибудь - "Дешевая популярность!" Только тупость
почему-то никого не пугает!
- Ну, что же, - говорю ему. - Чайку?
- А покрепче ничего нельзя?
- Можно! - говорю. - Только жену спроважу куда-нибудь.
Иду в спальню, бужу жену:
- Вставай и убирайся!
- В доме? - испуганно говорит.
- Нет. Из дома. Не видишь, что ли, композитор пришел, работать с ним
будем над новой песней.
Собралась она, на работу ушла. А может, и осталась она - считалось, во
всяком случае, что ее нет.
Поговорили мы с композитором обо всем. Выпили. Потом вдруг мне
гениальная мысль в голову пришла.
- А может, и действительно, - говорю, - песню напишем?! Я вообще-то
жене для отмазки сказал, что мы песню с тобой будем писать. А может, мы и
действительно напишем ее?
- Ну давай, - кивнул композитор. - Только ведь рояля у тебя нет!
- А балалайка вот. Балалайка не годится?
Сели мы с ним - и за полчаса написали самую знаменитую нашу песню:
"Поручите соловью - пусть он скажет: "Ай лав ю!"
- Здорово! - композитору говорю. - Сначала только чтобы жену увести
сказали, что над новой песней будем работать, а потом и действительно
написали ее. То есть сразу двух зайцев убили! Понимаешь?
Но он не понял.
Эту песню многие потом исполняли, но первым исполнителем ансамбль
"Романтики" был. Сначала, когда я увидел их, слегка испугался. Что ж это за
"Романтики", думаю, фактически уже зачесывают на голову бороду! Но потом
оказалось - все нормально! Выйдет Питонцев к микрофону, затрясет
переливчатой своей гитарой:
- Па-аручите са-лавью...
Весь зал хором уже подхватывает:
- ...пусть он скажет: Ай лав ю!"
Полное счастье!
Крутые ребята "Романтики" эти оказались. Первый раз потрясли они меня
в одном Доме культуры: зашли на минутку за бархатную портьеру на окне - и
тут же вышли все в пиджаках из этого бархата!
Конечно, какой-нибудь сноб надутый скажет: "Романтики"? Фи!" Но кто
знает его? А "Романтиков" знают все!
После каждого концерта буквально подруливают на машинах поклонники:
директора магазинов, все такое... В общем, "торговцы пряностями", как я их
называл. И везут в какой-нибудь загородный ресторан, где давно уже уплачено
за все вперед, даже за битую посуду, или в баню какую-нибудь закрытого
типа!
Особенно верными "Романтикам" поклонники с живорыбной базы оказались:
везут после концерта к себе на базу - ловят рыбу в мутной воде, мечут икру!
Портфели форели! Сига до фига!
Надо же, какая жизнь у "Романтиков" оказалась!
И чуть было все это не рухнуло.
Однажды мчусь я на встречу с ними, слышу вдруг: "Эй!"
Гляжу, друг мой Леха стоит. Вместе с ним работали, потом он, на что-то
обидевшись, на ЗНИ перешел - Завод Неточных Изделий. Неважно вообще
выглядит, надо сказать. Одет рубля так на четыре. Но гордый.
- Ну, как живешь? - многозначительно так спрашивает меня.
- Нормально! - говорю. - Жизнь удалась. Хата богата. Супруга упруга.
- А я понял, - говорит, - что все не важно это! Считаю, что другое
главное в жизни!
И замолк. Что же, думаю, он назовет? Охрану среды? Положение на
Востоке? Но он вместо этого вдруг говорит:
- Столько подлецов развелось вокруг - рук не хватает! Вот, думаю -
пощечину этим запомнит любой подлец!
Вынимает из-за пазухи странное устройство, вроде мухобойки: к палочке
приколочена старая подошва.
- Вот, - говорит.
Честно говоря, это меня потрясло!
- Да брось ты это, Леха! - говорю. - Давай лучше поехали со мной,
отдохнем! По дороге Леха мне говорит:
- А помнишь, у тебя ведь была мечта: поехать в глухую деревеньку,
ребятишкам там математику преподавать, физику!
- Не было у меня такой мечты!
- Ну посмотри мне в глаза!
- Еще чего! - говорю. - Отказываюсь!
Приехали мы с ним на концерт, после концерта повезли нас живорыбщики
на охоту. Все там схвачено уже было: утки, павлины. Вместо дроби стреляли
черной икрой.
И только начался там нормальный разворот, слышу вдруг с ужасом: "Шлеп!
Шлеп!" - Леха мухобойкой своей пощечины двум живорыбщикам дал.
- Леха! - кричу. - Ты что?!
С огромным трудом, с помощью шуток, прибауток и скороговорок отмазал
его.
Вспомнил я, когда домой его вез: ведь давно уже клялся не иметь с ним
никаких дел!
... Однажды уговорил он меня поехать с ним в туристский поход. Взяли
две одноместные палатки, надувную лодку, забрались на дикий остров на
Ладоге. Днем там ничего еще было, но ночью житья не было от холода и
комаров. Леха каждую ночь вылезал, просил, чтоб я палатку его песком
обкопал, чтобы щелей не оставалось для комаров. Днем намаешься как Бог, да
еще ночью просыпаешься вдруг от голоса:
- Эй!.. Закопай меня!
Слегка устал я от такой жизни. Сел однажды вечером в лодку, на берег
уплыл - там какая-то турбаза была. Никого не нашел там - все в походе
были, - только увидел на скамеечке возле кухни молодую повариху.
- Привет! - обрадованно говорю. - Ты что делаешь-то? Работаешь?
- Не! - отвечает. - Я отдежурила уже!
- А чего не идешь никуда?
- А куда идти?
- А поплыли на остров ко мне?
- Не!
- Думаешь, приставать к тебе буду?
- Ага.
- Да нет. Невозможно это. Знаешь, как холодно там? В двух ватниках
приходится спать!
Нормальный человек, послушав нашу беседу, подумал бы: странно он ее
уговаривает!
Но именно такие доводы, я знал, только и действуют.
- А люди там, - канючила она. - Что скажут?
- Да нет там никого. Я один.
- Честно?
- Ей-Богу, один!
Долго плыли мы с ней по темной, разбушевавшейся вдруг воде, в полной
уже темноте приплыли на остров. С диким трудом, напялив на нее два ватника,
уговорил я ее залезть в палатку - и тут появился Леха, с обычным своим
ночным репертуаром:
- Эй! Закопай меня!
В ужасе выскочила она из палатки, увидела Леху и с криком "О-о-о!"
умчалась куда-то в глубь острова. Всю ночь я ее проискал, утром только
нашел на кочке посреди болота.
И поклялся я, когда обратно мы плыли: с Лехой больше никаких дел не
иметь!
И вот надо же - снова появился, притулился ко мне. Жена моя почему-то
с горячей симпатией к нему отнеслась.
Только приходил (а он теперь часто стал приходить) - усаживались друг
против друга на кухне и начинали горячо обсуждать заведомую чушь!
Но это еще не все, что произошло.
Однажды - прихожу поздно вечером домой, вижу: сидит на кухне какой-то
старичок.
- Кто это? - тихо жену спрашиваю.
- Не знаю! - плечами пожала.
- А кто же впустил его?
- Я.
- А зачем?
- А он приехал к родственникам, а их нет. Что уж я, не могу старичка
пустить?!
Всегда так, с повышенной надменностью держится, когда чувствует, что
совершила очередную глупость.
- Здесь сараюшка-а стаяла, - старичок повторяет.
Какая такая сараюшка, так и не добился я от него.
Ну ладно уж, положили его на нашу тахту, сами в кухне на раскладушке
легли. Жена лежит в темноте, вздыхает. Потом говорит:
- ... Сегодня над церковью у нас журавли весь день кружились, кричали.
Наверно, вожака потеряли!
- Ну и что ты предлагаешь... К нам, что ли?!
Потом заснула она, а я долго лежал в темноте, руки кусал, чтобы не
закричать!
Когда же это кончится, ее дурость?!
Потом заснул все-таки.
Просыпаюсь, иду посмотреть на старичка - и падаю. Старичка нет, и так
же нет многого другого! Причем взято самое ценное - диссертацию мою так и
не взял, хотя она на самом видном месте лежала!
- Вот это да! - почему-то чуть ли не обрадованно жена говорит.
- Ну, довольна? - говорю. - Кого в следующий раз пригласишь? Думаю,
прямо уже убийцу надо - чего тянуть?
Обиделась, гордо отвернулась. Слезы потекли. Бедная!
И тут впервые у меня мысль появилась: а ведь погубит меня эта хвороба!
Снова теперь хозяйство нужно поднимать - старичок даже кафель в
туалете снял! Решил к Дзыне пойти на откровенный разговор: стихов никаких
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг