такой вид, что действительно хочется сказать: "Ай!"
Солнце жарит через стекло, в чашечках знаменитый местный глинтвейн -
кофе с портвейном. Шапки сняты с упарившихся голов, брошены на пол.
- А помнишь, - Леха мне говорит, - как в Приюте Одиннадцати мы зуб
тебе вырывали?
- Конечно! - говорю я.
С самого начала нашей дружбы мы спортом занимались. Сначала греблей...
Только тот, кто жил в Ленинграде, может представить, как это прекрасно:
ранним утром пройти на байдарке по широкой дымящейся Невке. Или на закате,
в штиль, выйти в розовый зеркальный залив.
Потом новое увлечение - альпинизм! И вот делали траверс вершины,
заночевали в Приюте Одиннадцати. Вымотался я уже совершенно, спускался к
приюту, как сомнамбула, все в глазах расплывалось. Склон крутой, заросший
рододендронами. Листья у рододендрона мясистые, скользкие. Ноги уезжают
вперед - падаешь в полный рост, плюс еще добавляется тяжесть рюкзака.
Встанешь, потрясешь головой, сделаешь шаг - снова бац! Причем каждое
падение равносильно нокауту... Уже в темноте подошли к приюту,
расположились. И тут почувствовал я, что у меня дико болит зуб - голова
раскалывается!
- Ну, это ерунда! - Дзыня сказал. - Сейчас мы тебе его вырвем!
Пошарили в темноте под нарами, нашли шлямбур и огромный ржавый замок.
Посадили меня на табурете посреди комнаты. Говорят:
- Открой рот!
Приставили шлямбур к зубу, стали бить по шлямбуру замком. От боли в
глазах потемнело, дужка брякает, прямо перед носом. Потом какой-то особенно
удачный удар, я падаю, теряю сознание.
Прихожу в себя - ребята, согнувшись, стоят надо мной.
- Эх ты, - говорят, - как следует на табурете не умеешь сидеть, а еще
хочешь, чтоб мы зуб вырывали у тебя!..
- ... Да... замечательно было! - вспомнил я. Я встал, пошел по горячей
террасе, взял еще по чашечке глинтвейна.
- Ну, расскажи нам, Дзыня, как ты так в гору пошел? - в это время
спрашивал Леха.
- Просто повезло ему, что он в контору эту попал! - возвращаясь с
чашечками, сказал я.
- Как же! - усмехнулся Дзыня. - Многие не хуже меня попали, а до сих
пор мелкими клерками трубят. Дело не в этом. Главное - с шефом наладить
творческий контакт!
- Ну и как же ты наладил его?
- Обычно! - Дзыня плечами пожал. - Прикинулся для начала, что так же
без ума от рыбалки, как и он. Договорились вместе поехать. "Только
смотри, - умные люди меня предупреждали. - Ни в коем случае выпивки не
бери! Он к этому очень болезненно относится, недавно завязал!" - "Ясно!" -
говорю. Но взял на всякий случай одиннадцать маленьких. Утром проверили с
ним донки, справили уху. Он говорит: "Пить, конечно, омерзительно, но
сейчас, под уху, сам Бог велел!" - "Я сплаваю!" - говорю. А до деревни
ближайшей четыре километра! - Дзыня со вкусом прихлебнул глинтвейна. -
Полез в палатку я, якобы куртку надеть, и незаметно одну маленькую сунул в
карман. "Серьезно, что ли, поплывешь?" - шеф меня спрашивает. "Раз надо!" -
скромно потупившись, отвечаю. Спустился к лодке, поплыл. "Только маленькую
бери, и все!" - вслед мне кричит. Заплыл я за ближайший мыс, лодку
остановил, часок поспал - обратно гребу. "Ну, ты человек!" - потирая руки,
шеф говорит. Выпили, насладились ухой. Поплыли по огромному тому озеру.
Продрогли насквозь, но рыбы, надо сказать, поймали немало. "Да, - говорит
он, - так и застудиться недолго! Сейчас маленькую для согрева просто
необходимо!" - "Я сплаваю!" - говорю... И так, по его понятиям, я
одиннадцать раз мотался туда-сюда. В конце уже не удивляло его, что весь
маршрут у меня в оба конца не больше пяти минут занимал! Потом он обнял
меня и сказал: "Я думал, среди молодежи теперешней нет людей, теперь вижу -
ошибся я!" И все. Остальное, как говорится, дело техники!.. - высокомерно
подытожил Дзыня. - Ну и пошло-поехало! Делегации. Симпозиумы. Конференции.
В Греции. В Югославии. В Швеции. Везде одно и то же: гостиницы, залы для
заседаний! - Дзыня устало махнул рукой. - В Швеции, правда, удалось
довольно приличное лыжное снаряжение купить.
- А где же оно? - спросил я.
- Завтра увидите, - ответил Дзыня. - Сегодня лень распаковывать.
- Да-а! - с завистью глядя на Дзыню, сказал Леха. - Здорово ты!
- Да нет! - заговорил я. - Карьеры подобного рода меня не волнуют. Как
правильно сказал один поэт: "Позорно, ничего не знача, быть прытчей!"
Дзыня и Леха незаметно переглянулись за моей спиной. С некоторых пор у
них почему-то считается, что я несмышленыш какой-то, за которым нужен глаз
да глаз, иначе забредет он неизвестно куда. Почему это установилось, трудно
сказать, но многократно я это уже замечал.
- Все! Напился наш герой! - Дзыня усмехнулся, демонстративно
повернулся ко мне спиной, и они с Лехой минут еще сорок умные разговоры
вели.
***
Ночью я не спал, все думал: может, действительно как-то не так я живу?
Рано утром поднялся, зашел за Лехой. Много раз я уже такой эффект замечал:
находишься с каким-то человеком вдвоем - он абсолютно нормально с тобой
разговаривает, появляется третий - этот же человек вдруг начинает тебя
страшно лажать!
- Вот, герой наш! - подталкивая меня в номер Дзыни, усмехнулся, сразу
меняя тон, Алексей.
Но, к счастью, и Дзыня оказался в разобранном состоянии - мятое лицо,
сеточка на волосах.
- О! - застонал он. - Уже вставать?
- Подъем! - сказал я. - А то побьем!
- Нет, ну, я так не могу! - заговорил он. - Я должен чисто выбриться,
выпить кофе, сделать массаж... Джем, джус. Нет, не раньше чем через час!
- Может, мы пока очередь на подъемник займем? - подобострастно
предложил я.
- Умоля-яю! - протянул Дзыня.
***
Мы покинули номер, направились к подъемнику. Очередь была метров на
триста. Ну, что ж, первый раз ждать - это еще ничего. Можно постоять. Это
потом, когда уже спустишься несколько раз, охватывает такой азарт, что
драки то и дело вспыхивают в очереди. Но первый раз - это еще куда ни шло.
Тем более великолепного нашего лидера еще не видать...
Когда Дзыня появился возле подъемника, все сразу умолкли, наступила
тишина... Какой-то невиданный еще в наших краях комбинезон: заостренный
спереди, как рыцарские доспехи (для обтекания воздухом), огромные
темно-фиолетовые окуляры, шлем (все это с названиями фирм). Какие-то
уникальные черно-сизые крепления. Палки - такие пока доводилось видеть
только в специальных журналах: изогнутые на концах во избежание флаттера
(вибрации). Очередь молча расступилась. Конечно, можно было пока и
подраться, время коротая, но когда появляется специалист такого об чем
речь?!
Дзыня расстегнул молнию на рукаве, швырнул в рот какую-то тонизирующую
таблетку и, махнув нам рукой, унесся на креслице подъемника. Мы видели в
дальномер, как Дзыня соскочил с креслиц. Дальше был только бугельный
подъем. Дзыня зацепил себя сзади штангой и стал подниматься еще выше, уже
на лыжах, превращаясь в невидимую почти точку. Вскоре он исчез. Затаив
дыхание, очередь стала ждать. Минуты через две на склоне появилось снежное
облачко. Оно приближалось стремительно и прямо. Гул восхищения прошел по
толпе... Когда же он собирается тормозить... Оказалось, он и не собирался
тормозить! С ходу он налетел на очередь, повалил всех подряд, как кегли, и,
взлетев на небольшом пригорке, застрял в кустах. Потирая ушибленные места,
все бросились топтать бывшего своего кумира, но мы с Лехой отстояли его.
За долгим завтраком был произведен анализ случившегося, разобраны
ошибки, решено было с завтрашнего дня приступить к тщательнейшим,
жесточайшим, изматывающим тренировкам!
- Может... не стоит пока? - робко вставил я. Дзыня и Леха снова
переглянулись за моей спиной.
- Все! - жестко произнес Дзыня. - Хватит дурочку валять! Завтра
спускаемся с самого верха.
Весь день меня преследовали кошмары. Я уже спускался один раз, и не
сверху причем, а всего-навсего с середины, и то вылетел на лавиноопасный
склон, по которому в тот же самый момент лавинщики выстрелили из пушки. И
вот покатился я - и следом за мной сдвинулась лавина... Весь день я
представлял, как лавина меня настигает, хотя в тот конкретный раз удалось
уйти.
Вечером, когда я ложился спать, кто-то требовательно постучал.
- Опять не в ту сторону головой ложитесь - строго произнесла дежурная
по этажу, появляясь.
- Ну, я ж объяснял вам - в ту сторону головой мне душно!
- Не имеет значения, - произнесла она - у меня на этаже все должны
спать головой в одну сторону.
Дежурная с достоинством удалилась и через минуту снова раздался стук.
Я с досадой распахнул дверь. За дверью в тонком пеньюаре салатного цвета
стояла очаровательная рыжая соседка, на которую я давно уже пялил косенькие
свои глаза.
- В электричестве что-нибудь понимаете? - улыбаясь, спросила она меня.
- Разумеется, - ответил я. - А что?
- Да вот кипятильничек сломался. - Соседка протянула мне
никелированную спиральку с ручкой. - Чаю хотела попить, и не получается.
- Ясно, - сказал я.
Мы поглядели друг на друга.
- Когда можно зайти? - улыбаясь, спросила она. - Можно через десять
минут. Можно через пять.
- Ясно. - Она твердо выдержала мой взгляд.
Как только дверь за нею закрылась, я, ликуя, подпрыгнул, коснулся
рукой потолка.
За секунду я починил кипятильник, проводок был просто оборван - она
даже не пыталась этого скрыть!
Я поставил на подоконник стакан, подстелив газету, опустил в холодную
водопроводную воду кипятильничек. Демонстрируя мощь техники, вода сразу же
почти забурлила. Дрожа, я сидел в кресле. Раздался стук. Я впустил соседку.
Она обняла меня, и я вздрогнул, почувствовав низом живота колючую
треугольную щекотку.
Потом я вдруг заметил, что на стене почему-то сгущаются наши тени. Я
обернулся и увидел на подоконнике костер. В центре пламени лежал
кипятильничек, расколовший стакан и вывалившийся на газету.
Я поглядел на это пламя, потом на соседку - и выбрал то пламя, что
было ближе.
Утром дежурная по новой зашла ко мне - поглядеть, в ту ли сторону я
сплю головой.
- Та-ак! - оглядев номер, сказала она. - С вас шестьсот девяносто
шесть рублей двадцать копеек!
- Шесть рублей я дам, - потупившись, сказала соседка.
Потом я поглядел на несгоревшие каким-то чудом часы: полдень! Вот тут
я испугался! Все рухнуло! Опоздал на жесточайшие, изматывающие тренировки,
назначенные на восемь... Теперь, кроме презрения, мне нечего ждать от моих
друзей!
Лехи в его комнате, конечно, уже не было. Я помчался в гостиницу к
Дзыне. Его в номере не было, но дверь почему-то была открыта. Я вышел на
горячий балкон, чтобы посмотреть на подъемник, и увидел прямо под собой, у
нагретой солнцем стены потрясающую картину: Дзыня и Леха играли в
пинг-понг, лениво перестукиваясь треснувшим шариком. Тут же, на теннисном
столе, стояли открытые бутылки с пивом, на газетках лежали вобла и
замечательный местный сыр "чанах".
- Куда же ты пропал? - закричали друзья, увидев меня. - Давай сюда!
"Вот это хорошо!" - радостно думал я, сбегая по лестнице.
3. Как я женился
... Я занимался тогда архитектурной акустикой вагонов. В лаборатории
Министерства путей сообщения. Лаборатория размещалась в двухэтажном белом
доме с балкончиком. Дом стоял прямо среди путей.
В зале первого этажа, сохранившем еще сладковатый запах дыма,
помещались наши приборы. На втором этаже была мастерская художника. Каждое
утро, часов в девять, когда солнце как раз попадало в наш зал, сверху
раздавался скрип костылей и спускался, улыбаясь, художник Костя. Ноги у
него отнялись после полиомиелита, еще в детстве. Раньше он работал в
артели, выпускающей разные вокзальные сувениры - значки, брелки для ключей,
но неожиданно у него обнаружились свои идеи - и теперь он был художник, у
него была мастерская, и по его образцам артель уже выпускала ширпотреб.
Костя, улыбаясь, смотрел на нашу работу, потом, переставляя костыли,
проходил в туалет, потом, побледневший после умывания, снова поднимался
наверх, и вскоре раздавался стук или скрип - Костя ваял очередной свой
шедевр.
Помню, однажды надо было отвезти в ремонт тяжелый прибор, и мы
попросили у Кости его тележку, переделанную из дрезины.
Как он обрадовался!
- Вот черти! - радостно говорил. - Знают, что у меня есть транспорт!
Пользуются, что у меня транспорт есть! - говорил он уже другому, сияя...
Мы вынесли его тележку, установили на ржавые рельсы. Я стоял сзади,
придерживая прибор. Трещал моторчик. Светило вечернее солнце. Мы медленно
ехали среди желтых одуванчиков...
Иногда ночью я проносился в тяжелом быстром поезде мимо этого дома.
Дом был темный, мертвый. Под крышей горела лампа, но все вокруг было
безжизненно.
Я привинчивал к столику свою аппаратуру для измерения вибраций,
включал магнитофон - шумы и вибрации записывались, чтобы после, в
лаборатории, их проанализировать. Подносил к губам микрофон, говорил
голосом, охрипшим после молчания: "Третье купе, вагон типа тысяча семьсот
семидесятого рижского завода, год выпуска шестьдесят седьмой... Шумы у
нижней полки... Запись".
И, поднеся магнитофон к нижней полке, минуту держал его там и, если
уставал, неслышно приседал на другую полку.
"Конец! - говорил я. - Внимание. То же купе. Шумы у верхней полки...
Запись".
Приподнявшись, я поднимал микрофон к верхней полке, застыв, стоял
неподвижно, смотрел на колебания стрелки, иногда - с удивлением.
Я любил работать в темноте, глядя лишь на светящиеся шкалы приборов.
Это было прекрасно - не спать одному во всем поезде, идущем через темноту,
говорить самому с собой, потом выйти ненадолго в пустой коридор - весь
вагон мой, потом вернуться, с тихим скрипом задвинуть дверь.
Иногда я брал с собой Костю: в купе без пассажиров шум и вибрации были
чуть другими.
- Вот черт какой! - довольный, говорил Костя, собираясь. - Пользуется,
что у меня время есть!
... Однажды я привинтил аппаратуру и пошел в коридор за Костей. С ним
стоял какой-то тип, видно, забредший из вагона-ресторана. Глаза его и рот
составляли мокрый блестящий круг. Оказавшись в пустом темном вагоне, он
несколько ошалел от неожиданности, но все же старался говорить громко,
показывая, что этот лунный свет и тишина на него не действуют.
- Костя, пора! - позвал я.
Он вошел в купе, задвинул дверь.
- Вот черт какой! - взволнованно заговорил Костя. - Пристал - ты,
говорит, не падай духом, учись... еще, может, человеком станешь... Вот черт
какой! - говорил он, тяжело дыша.
- Ну, все, тихо, - сказал я. - Включаю. На столик наехал свет, рябой
от стекол.
Как-то, вернувшись из поездки, на пустынной улице я вдруг услышал
женский крик:
- Поймайте его! Пожалуйста, поймайте!
Обернувшись, я увидел бегущую прекрасную девушку, но, кроме меня,
никого на улице не было.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг