... Раньше, приехав на юг, я сразу же бросался в море, ничто другое
меня не занимало. Потом, поднявшись на набережную, с кожей, горящей от
соленой воды и мохнатого полотенца, я сразу же встречал каких-нибудь своих
друзей, мы шли под полотняный полощущийся навес... И только уже поздней
теплой ночью я где-нибудь засыпал. Утром вставал и сразу же бросался в
море, и снова начиналась эта ласковая, теплая карусель, когда можешь пойти
сюда, можешь пойти туда, можешь сделать это, а можешь этого и не делать и
знаешь - все равно будет все хорошо. Иногда целыми днями я сидел в теплой
пыли у бочки с сухим вином, и все подходили какие-то прекрасные, давно
знакомые люди, садились рядом...
Это было счастье, как я теперь понимаю.
Теперь же, только сойдя с автобуса, с двумя чемоданами, оттягивающими
руки, я поплелся на квартирную биржу... Все хозяйки там хотели чего-то
невозможного - например, супружескую пару, чтобы он непременно был брюнет,
она - хрупкая блондинка или наоборот... Я только подивился изощренности их
вкусов. Я же никому из них не пришелся по душе. Я стал искать помещение
сам, надеясь все-таки на какую-нибудь внезапно вспыхнувшую симпатию, хотя
навряд ли... Никогда еще, тем более с чемоданами, я не забирался в гору так
высоко. Я заглядывал за все заборы, иногда, наоборот, видел вдруг зеленый,
заросший, темный дворик у себя под ногами, далеко внизу, и, свесившись,
кричал туда... Но везде неизменно получал отказ. Измученный, с саднящей от
соленого пота кожей, с сухим, пыльным горлом я наконец сумел втиснуться в
один дом, в узкую щель, оставленную дверью на цепочке...
- Ну ладно уж... - недовольно сказала хозяйка. В квартире было
прохладно, ее насквозь продувал сквозняк, поднимая занавески.
- Только уж сразу договоримся, - сказала она, - чтобы не было потом
недоразумений.
Я был согласен. Я уже где-то привык к такому обращению, хотя и не
совсем понятно - где...
- Рубль за койку и три шестьдесят за прописку.
- Как? - удивился я.
- Ну да, - быстро заговорила она, - рубль за прописку с приезжих и два
шестьдесят с хозяев. Ну, мы с мужем рассудили - какой же смысл нам свои еще
деньги платить? Логично?
- Что ж, логично, - подумав, сказал я.
Потом она раз сто вбегала в мою комнату, пока я лежал на холодной
простыне.
- Только, пожалуйста, наденьте костюм - мой муж не любит, когда так...
Только не свистите, пожалуйста, - скоро придет муж, он этого не любит...
Что же вообще он любит?
***
Потом я заснул и проснулся в темноте. И услышал на кухне до боли
знакомый голос. Я вышел. За столом сидел Фаныч. Он недовольно посмотрел на
меня... Так получалось, что мы вроде незнакомы.
... Как потом я узнал, с женой он разъехался довольно давно и вот
вдруг решил ее навестить, помириться, может быть. То-то она и суетилась,
всячески ему угождая.
- Извините, ради Бога, - поздней ночью, улыбаясь, вбежала хозяйка, -
не возражаете, если в вашей комнате вот аквариум с окунем постоит? Мой муж,
знаете, этого не любит...
И вот все спят. И окунь спит у себя в аквариуме. Но храпит - дико!
А потом, когда я вернулся из туалета и зажег испуганно свет, на своей
постели я увидел огромного жука - развалился, высунув свои полупрозрачные
мутные крылышки, которые почему-то не влезали под твердый панцирь!.. Видно,
решил, что я такой уж друг животных!
Утром я пошел к хозяевам, чтобы выразить свое недовольство. Но их уже
не было. Она, как я узнал, работала в пункте питания. А Фаныч, как обычно,
в ушанке с утра уже бродил по поселку, неодобрительно на всех поглядывая.
На первый взгляд он казался сторожем... Но сторожем чего?
Часам к двум все как раз набивались в этот пункт питания. Кафе
"Душное"... Кафе "Душное". Вино "Липкое"... Что сразу же привело меня в
бешенство - как искусственно и любовно там поддерживается медленная,
огромная и, главное, всегда покорная очередь! Вместо двух раздач всегда
работала только одна, хотя девушек в белых куртках вполне хватало.
- Ишь чего захотел, - сказал мне оказавшийся тут же Фаныч (после двух
до самого закрытия он хмуро сидел тут), - чтобы очереди еще ему не было!
- Да, - закричал я, - захотел! Захотел, представьте себе! А порции! -
сказал я. - Что у вас за разблюдовка?
(Увы, я уже усвоил этот язык...)
- А чего ж такого, интересно, ты хочешь? - спросил Фаныч.
- Боже мой! - закричал я. - Всем нам осталось жить, ну, максимум
тридцать, сорок лет, неужели уж не имеем мы права хотя бы вкусно поесть?!
- Ну что, что?!
- Может быть, омар? - неуверенно сказал я. Очередь злорадно заржала.
- Омар... - недовольно бормотал Фаныч. - Комар!
И тут еще, как назло, прилетела стая воробьев - стали клевать мое
второе, переступая, позвякивая неровной металлической посудиной, чирикая:
"Прекрасное блюдо! Как, интересно, оно называется? Замечательное все же это
кафе!"
- Вот, - сказал Фаныч, - пожалуйста, ребята довольны! Только таким
вот, как вы, все не по нутру!..
***
Раньше, еще год назад, я бы и не задумался над этим, просто не обратил
бы внимания, но сейчас мои мысли были заняты этим целиком. По утрам, когда
все бежали на пляж, я надевал душную черную тройку, брал портфель и шел
хлопотать по различным присутственным местам.
- Я таки найду управу! - злобно бормотал я...
Прошло уже две недели, а юга я так практически и не видел.
Калькуляция, разблюдовка - вот что теперь меня увлекало. Только однажды,
между двумя аудиенциями, заскочил я на базар, купил грушу с осой... И
только однажды, свернув на секунду с пути, в костюме
И с портфелем в руках, деловито прыгнул в море с высокой скалы, с
которой все боялись прыгать, ушел глубоко в зеленую воду, вытянув за собой
в воде длинный мешок кипящих белых пузырьков, похожий на парашют.
***
На юге перед всеми стоит вопрос - что делать по вечерам, когда садится
солнце? Там, где я был прошлый год, все искали закурить (или прикурить).
Сколько километров тогда я прошел, не спеша, по темной, забитой людьми
набережной в поисках своих любимых "Удушливых"!
Тут была другая проблема.
Здесь все искали трехкопеечные монеты для автоматов с газированной
водой. Автоматы, светясь своими цветными картинками, стояли вдоль темной
набережной, и даже стаканы были, стояли наверху, можно было их достать, но
ни у кого не было трехкопеечных монет. А те редкие, что откуда-то
появлялись, вскоре проваливались в щели, потом раздавалось шипение, и в
стакан сначала брызгал желтый сироп, а потом лилась ледяная, с пузырьками
вода. Но такое случалось все реже.
Было душно, дул горячий, пыльный ветер. В темноте все стояли вдоль
шершавого, нагретого за день парапета.
Однажды с огромным трудом я достал трехкопеечную монету, дополз, донес
ее девушке, которая мне там нравилась... Она схватила ее, поднесла к глазу,
сказала сиплым, пыльным голосом:
- Кривая... не влезет...
Поздним вечером на набережной появлялся Фаныч. Шаркая сандалетами, он
хмуро шел по набережной с мешком трехкопеечных монет за спиной. Он-то как
раз и был сборщиком денег с автоматов, был устроен на тот пост своей женой.
Когда он появлялся, все сразу же устремлялись за ним, протягивая
деньги, умоляя разменять по три копейки.
- Нечего! Еще чего! - хмуро отвечал Фаныч.
И уходил с мешком...
Задушив всех жаждой, он, что интересно, искренне считал, будто делает
важное дело, причем делает правильно, как положено, не то что некоторые
другие!
И спорить с ним было бесполезно.
Ох уж эти наполеоны-гардеробщики, кладовщики! Чем мельче их власть,
тем они недоступней. Помню, как Фаныч или похожий на него в гардеробе
Публички, ничего не объясняя, пять лет подряд отказывался принимать мое
пальто. И так, пять зим подряд, перебегал я Фонтанку без пальто по снегу!
И вот наконец я решился. Ночью с одним моим приятелем мы пробрались в
комнату Фаныча, вытащили из-под кровати его мешок (положив, правда, на его
место три червонца)...
С мешком мы выскочили на набережную.
- Сейчас по стаканчику! - закричал мой друг.
- По пять стаканов! - сказал я.
- Удобно? - сказал на этой мой деликатный друг.
Медленно, глотками, я выпил воды из граненого стакана, почему-то
пахнущего водкой. И еще стакан, и еще. На звон посуды стали собираться
люди...
- Может, теперь с другим сиропом? - сказал я, уже бесчинствуя...
***
И только после этого я впервые за месяц искупался. Темно, ничего не
видно. Только тихое неясное море цвета дыма.
Ночью ко мне на балкон прилетел мокрый купальник, сорванный ветром с
какой-то далекой веревки, тяжело лег на лицо. Во сне я обнимал его, гладил,
что-то горячо говорил...
***
С какой радостью я летел наконец в город!
Прямо с аэродрома поехал я на работу, вбежал...
В нашей комнате почему-то никого не было, только мой любимый лаборант
Миша разговаривал по телефону. Разговор, видно, был важный - Миша не смог
его прервать и только ласковым изменением тона на секунду поздоровался со
мной.
***
Однажды к нам в комнату вбежала лаборантка и сказала, что кладовщик не
хочет отпускать ей слюду. Я встал, спустился вниз. За деревянным некрашеным
столом в неизменном своем треухе сидел хмурый Фаныч.
- Ну что? - сказал я. - Надо бы слюду отпустить.
Чувствовалось, ему вообще не хотелось отвечать, настолько глупым
казалось мое требование. Минут через десять раздалось какое-то сипение, и
наконец я услышал:
- Слюду! Чего захотел!.. А ты ее заприходовал, слюду? Через
бухгалтерию ее провел?
Почему это я должен проводить ее через бухгалтерию? Так тяжело, трудно
проходили с ним все дела... И, как ни странно, почему-то многие уважали и
боялись его. Так, молча и хмуро, он захватывал постепенно все большую
власть. Любой проект согласовывали в первую очередь с ним, а то он мог
упереться, и ничего нельзя было сделать.
Бояться он действительно никого не боялся. Понизить его было некуда.
Занимая самую низкую должность, он всячески упивался этим, сладострастно
растравлял свою душу.
И, ежедневно общаясь я ним, я вдруг неожиданно заметил за собой, что
стал все делать в полтора раза медленнее, чем раньше, и отвечать на вопросы
только после долгого, хмурого молчания.
И тут я испугался. Я побежал в лабораторию, заложил уйму опытов,
сделал бешеную карьеру и наконец стал директором института. И первым моим
приказом был приказ об увольнении Фаныча. Какое облегчение я почувствовал
после этого!
Соскочил все-таки с этой телеги, что везла меня к усталости, к
тяжести, к смерти!..
***
На радостях я позвонил одному своему старому другу, позвал его в баню
попариться, размять кости, сбросить с себя накопившуюся пыль!
Сладострастно предвкушая, как будет в пару ломить тело, мы прошли
через двор, усыпанный кирпичом и стеклом, прошли по мосткам, установленным
над свежевырытой канавой, и вошли в темноватое помещение бани. Тускло
светилась только касса в самом углу. Там среди мочалок, штабелей мыла и
почему-то уже мокрых распушенных веников сидел Фаныч, похожий сразу на
лешего, водяного и домового.
- Пиво есть в классе? - спросили мы у него.
- Нет пива, нет! - с удовольствием сказал он. Помню, и когда он
работал у нас, главным его удовольствием было - отказывать.
- Придется в другой класс, по пятнадцать копеек. Мы снова шли через
дворы, поворачивая, потом вошли в класс по пятнадцать копеек, и там, тоже в
углу, была касса, и в ней тоже сидел Фаныч! Сначала я растерялся, был готов
дать этому какое-то чуть ли не символическое объяснение...
- Есть пиво? - спросил мой друг.
- Есть... - неохотно сказал Фаныч.
И тут я понял, в чем дело: просто стена, разделяющая баню на классы,
упирается в эту кассу, выходящую сразу на две стороны. И с одной стороны
Фаныч продает билеты по восемнадцать, а с другой - за пятнадцать. Одной
половиной лица говорит: "Есть пиво", а другой: "Нет".
Стекло кассы вдруг задрожало от какого-то приблизившегося мотора,
потом дверь распахнулась и в темное пространство перед кассой вошла Аня. Я
не видел ее с тех пор... Только я хотел вступить с ней в беседу, как в
дверь толпами стали входить иностранцы.
- О! - гомонили они не по-нашему. - Оригинально! Русский дух!
Колоссаль!
Но Фаныч, однако, быстро развеял их чрезмерное оживление, заставив
выстроиться всех в очередь, бросая каждому в отдельности тонкий,
завивающийся вверх билетик.
ВХОД СВОБОДНЫЙ
Будит меня жена среди ночи, кричит:
- Все! Проспала из-за тебя самолет! Беги за такси, быстро!
Вспомнил: она же мне вчера говорила - экскурсия у них от предприятия
на массив Гиндукуш!
Накинул халат, понесся. Привожу такси, взбегаю - дверь захлопнута,
жены уже нет.
- Понимаешь, - таксисту говорю, - дверь моя, видишь ли, захлопнулась,
так что дать я тебе ничего не могу. Вот - в кармане только оказалось
расписание пригородных поездов за прошлый год.
- Что ж, - говорит. - Давай.
Положил расписание в карман, уехал. А я дверь свою подергал - не
открывается, крепко заскочила. Пошел я через улицу в пожарное депо,
знакомого брандмейстера разбудил.
- Да нет, - он говорит, - никак нельзя! Нам за безогонный выезд,
знаешь, что будет? У меня к тебе другое предложение есть: поступай лучше к
нам в пожарные! Обмундирование дается, багор! Пожарный спит - служба идет!
- Вообще заманчиво, - говорю. - Подумаю. Пошел обратно во двор,
бельевую веревку снял. Поднимаюсь, звоню верхнему соседу.
- Здравствуйте! - говорю. - Хочу спуститься из вашего окна.
- А зачем? - он говорит. Я рассказал.
- Нет, - говорит, - не могу этого позволить, потому как веревка не
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг