каждый взял свою часть.
Мне достались эти записки и чертежи машин и агрегатов. Условившись
завтра утром встретиться в районе космического корабля, мы разошлись. Сашка,
Федька и Гоша отправились в школу - у них там был сбор юннатов или
краеведов, не знаю точно. Я остался дома.
Включив телевизор, я сел в кресло и стал смотреть.
Удивительная штука - этот телевизор. Сидишь себе, закинув ногу на ногу,
смотришь в простенок, переливающийся всеми цветами радуги, и переносишься то
в Москву и Ленинград, то в Арктику, к белым медведям (здешним белым
медведям, разумеется), то куданибудь на Ямайку или Суматру. Картинки, по
обыкновению, сопровождаются дикторским текстом, и это очень, очень обогащает
и расширяет твои познания.
Так я узнал одну деталь, которая, на мой взгляд, представляет некоторый
интерес для науки. После упразднения денежной системы здесь ликвидировали
также личные особняки, дачи, машины (с двигателями внутреннего сгорания,
разумеется), сады, огороды - ликвидировали не в смысле уничтожили, а в
смысле обобществили... Интересно, не правда ли?
Когда я узнал об этом, то вспомнил о поездке в Ленинград. Подъезжая к
какому-то городу (не помню к какому), я увидел немыслимое скопище дачных
домиков,- причем каждый домик был отгорожен от других то просто
заборчиком-штакетником, то железной сеткой с колючками. Колючки попадались и
вокруг гаражей, этих неприступных бастионов частной или личной
собственности. Кстати, отец объяснял мне разницу между этими двумя видами
собственности, но так путано и туманно, что я ничего не понял. Не знаю, кто
из нас двоих больше виноват в этом.
- Смотрите, смотрите! - взволнованно, но как-то не очень весело
выкрикивал Андрей Фридрихович.
И от этого воспоминания на душе у меня сильно защемило. Не знаю, чем
это объяснить, но вдруг защемило, горько защемило, даже слезы из глаз
брызнули.
Мне стало больно и обидно - не за себя, разумеется,за людей вообще, за
моих дорогих землян, которые упорно, вопреки здравому смыслу, продолжают
кроить землю и небо на квадратики и треугольнички и обозначать эти
квадратики и треугольнички своими жалкими именами. Вот этот квадратик
Иванов, этот треугольничек Сидоров, а эта замысловатая геометрическая
фигура, что-то среднее между квадратиком и треугольничком,- это сам Петров.
Товарищ Петров.
Я плакал. Я вспоминал и плакал, хотя и знал, что слезами - увы! - горю
не поможешь.
V
В эту ночь мне приснился странный, вот уж поистине фантастический сон.
Будто прибегают ко мне мальцы-огольцы, но не Сашка, не Федька и Гоша, а
другие, которых я не знаю, и говорят:
- Дядя Эдуард, бежим, еще один корабль прилетел!
Я вскакиваю с постели и, не одеваясь, в одних трусах, мчусь к речке
Бурле.
Мальцы-огольцы куда-то исчезают (наверно, отстают), и ко мне
присоединяется здешний Эдька Свистун, мой двойник. Когда он подскочил, я не
знаю, да меня это и не очень интересует.
- Где-то здесь... Здесь, здесь! - говорю я, пропуская его вперед.
Эдька Свистун, высокий, широкоплечий, с родинкой на правой руке, чуть
ниже локтевого сустава (я и родинку заметил), опережает меня и дальше идет
не спеша, широким шагом, раздвигая ветви деревьев. Я шагаю след в след, дыша
ему в затылок, и испытываю неловкое чувство близости к этому человеку, то
есть к здешнему Эдьке Свистуну. Иногда мне кажется, что он - это я, а я -
это он, и мне становится страшно.
- Слушай, Эдя, тебе не кажется, что это уж слишком! - говорю я каким-то
сиплым голосом, какой у меня бывает, когда я запыхаюсь.
- Что именно?
- То, что нас уже двое. Если из космического корабля выйдет третий
Эдька Свистун, я с ума сойду.
- Вполне возможно.
- Что вполне возможно? - говорю я, ожидая, что Эдька сейчас обернется и
посмотрит мне в глаза.
- Вполне возможно, что из космического корабля выйдет третий Эдька
Свистун,- говорит здешний Эдька Свистун с таким видом, будто речь идет о
чем-то самом обыкновенном.
- Вот это-то и слишком! - роняю я вполголоса.
И тут Эдька, и правда, оборачивается. Дело происходит ночью. Я помню,
как я во сне вскакивал с постели, когда меня разбудили мальцы-огольцы. Но
заря будто бы уже занялась, и в лесу светло, точно его обсыпали фосфором. И
в этом мертвенно-бледном фосфорическом свете я отчетливо вижу здешнего Эдьку
Свистуна, своего двойника. У меня такое чувство, будто это и не Эдька, а я
сам, отраженный в зеркале. И волосы, и лоб, и брови, и нос, и губы - все
мое.
- Есть люди-двойники, они встречаются сплошь и рядом, почему не быть
планетам-двойникам? - говорит Эдька и растягивает губы до ушей.
И я растягиваю - не могу удержаться.
- Сколько во Вселенной высокоцивилизованных планет? Двести тридцать
миллиардов? Ну вот, среди них наверняка наберется несколько миллионов
двойников. Миллионов, обрати внимание, а не каких-нибудь единиц. А на
планетах-двойниках, конечно же, есть и люди-двойники. Закон природы. И если
они, эти люди-двойники, до сих пор не встречались, то лишь потому, что не
достигли сверхсветовых скоростей.
- Но мы уже достигли,- возражаю я. Мягко и не очень уверенно возражаю.
- Вы и, может быть, еще где-нибудь. Но - зачем гадать? Сейчас придем, и
все прояснится. Может статься, этот товарищ прилетел не с третьей планеты,
как сказали огольцы, а с той же Земли... А?
- Я буду рад,- говорю я, и мы продолжаем идти дальше. Шаг в шаг.
Я смотрю на небо, налившееся багрянцем, и слышу, как бьется у меня в
груди сердце. Значит, я волнуюсь,- думаю я. "Эдя, будь человеком, возьми
себя в руки!" -приказываю себе. Немного спустя повторяю: "Эдя, возьми себя в
руки, возьми себя в руки!" -и скоро успокаиваюсь.
- Да, надо взять себя в руки,- одобряет мои действия здешний Эдька
Свистун.
- Ты что, тоже волнуешься?
- Не задавай глупых вопросов, Эдя! - Он впервые назвал меня по имени"-
Я волнуюсь, ты волнуешься... все мы волнуемся перед лицом неизвестности.
- Слушай, не только мы сами, но, может быть, и мысли у нас одинаковые?
- И мысли и желания,- отвечает здешний Эдька.- А вот поступки разные.
Здесь, на этой планете, долгое время недооценивали космос. Поэтому и
отстали. Пусть немного, но все-таки... Отсюда и разность поступков. Того,
что делаешь ты, не могу делать я, техника не позволяет, чуешь? Но
когда-нибудь мы нагоним, и все войдет в свою колею.
- В какую колею?
- Я хочу сказать, когда-нибудь наступит время, когда и поступки наши
будут одинаковыми. Я лично против. Но мое мнение ничего не значит.
- Я тоже против. А коли мы оба против, ничего не будет. Стой,
смотри...- Мы оказались лицом к лицу.- Видишь, у тебя руки опущены, а у меня
подняты вверх. И так будет всегда.
- Руки - чепуха. Главное - голова,- сказал Эдька, направляясь дальше.
Я хотел спросить, при чем тут голова, как вдруг впереди, в просветах
меж деревьями, блеснуло что-то огромное, похожее на серебристую сигару. Это
был космический корабль. Я сразу догадался, что это космический корабль. Он
стоял на некотором возвышении, прямой и строгий, и смотрел выпуклыми
глазами-иллюминаторами. Возле корабля возился и сам космонавт.
Приглядевшись, мы догадались, что он снимает свой космический костюм, в
котором, наверно, трудно было передвигаться по этой планете.
Мы оба - я и здешний Эдька Свистун - переглянулись. Я хорошо помню
взгляд здешнего Эдьки, в котором был и вопрос: "Ну, каково?" - и просьба не
уходить, не оставлять его одного. Мне тоже почему-то стало жутко - не
страшно, а именно жутко (я и это чувство помню), и я тоже взглядом попросил
Эдьку не уходить и не оставлять.
Между тем ночь сдала свои позиции. Мертвеннофосфорический свет сменился
молочно-синим, мягким и теплым, и от этого в бору стало теплее и уютнее.
Когда произошла эта перемена, я не заметил. Но что она произошла, я
почувствовал - кожей почувствовал,а потом и увидел - глазами,- и подумал,
что, должно быть, начало светать. Я повеселел немного. Не знаю, как здешний
Эдька Свистун, а я повеселел и подумал, что всему приходит конец. Мысль была
слишком общей, она относилась и к этой ночи, и к этой встрече, словом, к
чему угодно, однако и мысль мне понравилась, даже не сама мысль, а то, что
она родилась в моих мозговых извилинах. Коли уж я мыслю, значит существую,-
подумал я.
Стоя за сосной, мы опять устремили взгляд на пришельца из космоса, пока
еще не зная, кто он, и не догадываясь, что он будет делать. В ожидании
прошло минут пять-шесть... Но вот, наконец, он, этот пришелец, снял скафандр
и остался в одном костюме, и мы ахнули. Про себя, разумеется, ахнули... Этот
космонавт, пришелец с какой-то третьей, неведомой нам планеты, тоже был
Эдькой Свистуном, самым натуральным Эдькой Свистуном, каким его родила мать.
Робость и всякие опасения точно рукой сняло. Не сговариваясь, мы оба -
я и здешний Эдька Свистун - вышли из своего укрытия и шагнули вперед. Нас
разделяло расстояние шагов в пятнадцать, не больше. Мы быстро преодолели его
и очутились возле космического корабля. Я глянул и обомлел. Издали корабль
казался серебристым и сигарообразным, а вблизи отливав золотом, да и форма
оказалась не сигарообразной, а какой-то выпукло-вогнутой, то есть в одном
месте выпуклой, в другом - вогнутой,- совсем невероятная форма.
Но что нас, и меня особенно, поразило, так это внешность самого
космонавта. Перед нами стоял третий Эдька Свистун, так сказать, Эдька
Свистун-3. Я глянул на здешнего Эдьку, потом на этого, третьего, и увидел,
что они похожи, как две капли воды. Только одеты были по-разному. Здешний -
в шортах и рубашке-безрукавке, а этот, третий,- в штанах в гармошку, в
рубахе в гармошку и в сапогах, вернее - в сапожках, голенища которых тоже
были собраны в гармошку. Но все остальное в полной норме. Голова одна, руки
и ноги - по две, нос один, а глаз тоже два, короче говоря, человек как
человек.
- Ну, здравствуй! - сказал здешний Эдька Свистун и протянул руку.
- Здравствуй! - Я тоже протянул руку.
Естественно было ожидать, что третий Эдька если не ошалеет, то, во
всяком случае, потеряет дар речи.
Как бы не так!
- Здравствуйте! - сказал третий Эдька Свистун и протянул обе руки. Мне
досталась левая, и я крепко пожал ее. В меру крепко, разумеется.
- Откуда ты? - спросил здешний Эдька. Он чувствовал себя хозяином, то
есть старшим, не по возрасту - возраст у нас был одинаковый, день в день и
минута в минуту,- старшим по месту жительства, если можно так сказать. Ведь
не он к нам, а мы к нему прилетели.
- Я с Планеты Людей,- ответил, точно отрапортовал, третий Эдька
Свистун.- Я летел со скоростью, которую не в силах представить живущие,
столько дней, сколько пальцев у нас троих на руках и ногах, и вот я здесь,
перед вами. Я летел от солнца к солнцу, и мог бы лететь еще, если бы не
встретил на пути эту планету. Увидев голубой шар впереди и слева, я подумал,
что это, наверно, что-то интересное, что-то такое, что заслуживает внимания,
и нажал на кнопку спуска.
Я хотел приземлиться в центре деревни - увы! - не рассчитал немного.
- Что за планета, откуда ты прилетел? - опять задал вопрос здешний
Эдька Свистун.
- Планета, где люди желают друг другу только добра,- ответил третий
Эдька Свистун.- Ученые с математической точностью подсчитали, что во
Вселенной семьсот двадцать девять миллиардов планет с высокоразвитой
цивилизацией [Весьма, весьма ценная информация]. Планета, откуда я прилетел,
одна из самых цивилизованных.
- Ну, знаешь, всяк кулик свое болото хвалит,заметил здешний Эдька
Свистун.
- Нет, в самом деле, чудесная планета! Не будь нужды или необходимости,
как угодно назовите, я ни за что бы не отважился лететь к черту на кулички.
- Что за нужда?
- Нам стало тесновато на Планете добрых Людей. И вот ученые (у нас есть
ученые) предприняли дерзкую попытку найти новую, удобную для житья, но еще
не обжитую как следует, чтобы переселить туда наиболее отважных и смелых.
Если учесть, что Вселенная безгранична и бесконечна, то станет ясно, что
таких необжитых планет в ней тоже хватает.
- Ваши ученые - мудрые люди! - воскликнул здешний Эдька Свистун почти с
восторгом.
Третьему Эдьке Свистуну это польстило. Хоть сам он не принадлежал к
касте ученых (космонавты, как известно, не всегда принадлежат к касте
ученых), всетаки в этот момент испытывал чувство сопричастности к ней, к
этой касте, и закивал головой. Потом сделал шаг или два шага вперед (не
помню точно) и опять протянул нам руки.
Я не спускал глаз с третьего Эдьки Свистуна. Помню, я думал, что,
несмотря на внешнее сходство, мы все-таки разные люди. Совсем, совсем
разные. Здешний Эдька Свистун, можно сказать, привязан к своей планете и не
помышляет о космических полетах. Я уже добрался до этой, другой планеты, но
полетел исключительно для того, чтобы удовлетворить любопытство ученых и
публики. А этот, третий, уже разведчик Вселенной, он ищет шарик, куда можно
было бы переселить несколько миллионов мужчин и женщин.
И еще мне вдруг стало интересно, кого будут переселять. Ивана Павлыча
вряд ли, ему и на своей планете неплохо. Значит, рядовых тружеников, всяких
механизаторов, вроде меня грешного? Однако, если переселить рядовых
тружеников, как же Иван Павлыч?
Кем он будет руководить? Несмотря на то, что дело происходило во сне,
помню, все эти вопросы меня страшно задевали и мучили. Я было открыл рот -
спросить, как они, эти вопросы, решаются на той, третьей планете, но здешний
Эдька вдруг дернул меня за руку и продолжал: - Я рад видеть тебя, мой брат и
друг! И вообще, это чертовски здорово, что мы, все трое, сыны разных планет,
наконец собрались вместе и можем обнять друг друга!- И с этими словами
здешний Эдька Свистун бросился к третьему Эдьке Свистуну и заключил его в
свои объятия. Я последовал его примеру.
- И я рад,- сказал я, чтобы не стоять молча.
- И я...- произнес в ответ третий Эдька Свистун и стал увлекать нас
куда-то в сторону.
Дальше у меня в памяти явный провал. Наверно, сон прервался, а потом
возобновился вновь. Я увидел себя в кабине космического корабля. Будто мы
залезли все трое и собираемся куда-то лететь. Здешний Эдька Свистун будто бы
не возражает, ему это даже интересно. А мне лететь вот так не хочется, и я
мучительно раздумываю над тем, как бы удрать с этого корабля.
Я ищу кнопку с надписью "ктл.", то есть катапульта, но не нахожу нигде,
и меня охватывает ужас.
- Спокойно, Эдя! - говорит третий Эдька Свистун, придвигаясь к кнопке с
надписью "Старт".
Я гляжу на него и вдруг замечаю, что это вовсе и не Эдька Свистун, а
капитан Соколов, настоящий капитан Соколов, каким он был там, у колодца, на
планете Земля. И здешний Эдька Свистун никакой не Эдька Свистун, а сосед и
друг Семен, скептик и маловер. И эта метаморфоза меня убивает окончательно.
Я судорожно хватаюсь за что-то мягкое, прижимаю это мягкое к груди и
кричу что есть мочи:
- Сто-ой! Не хочу-у! - И... просыпаюсь.
Кругом тишина. Слышно, как за стеной дышит тетка Сoня, Я поднес часы к
уху. Идут... Глянул на циферблат - без четверти четыре,- заря уже занялась,
и в воздухе как будто посветлело. Где-то на краю деревни пропел первый
петух. Ему в ответ прокричали второй и третий... Минут через пять я снова
лег, но сон не шел. Я решил, что больше не усну, встал, надел шорты, рубашку
и туфли сорок пятого размера и вышел из избы.
"И приснится же!" - думал я, бродя по двору.
Я закрыл глаза, и передо мною снова встал сосновый бор в призрачном
свете, и сигарообразная серебристая ракета, которая при ближайшем
рассмотрении оказалась не совсем сигарообразной и тем более не серебристой,
и фигура того, третьего Эдьки Свистуна, идущего навстречу. Конечно, это была
чепуха, игра воображения, так сказать, и я опять открыл глаза и опять стал
ходить взад-вперед по двору.
У нас на Земле, во всяком случае у нас в Сибири, в эту пору бывает
свежо, зябко. Ночью - чаще всего именно в эту пору, перед рассветом,-
выпадает обильная роса и травы тяжело никнут к земле. Выйдешь по нужде в
трусах и майке - и, не мешкая, обратно.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг