имею? Если разобраться, никаких прав у меня здесь нет и быть не может - одни
обязанности. И эти обязанности сводятся к тому, чтобы быть человеком. Вот и
все. Однако и обязанности - понятие относительное. В одних случаях моя
обязанность молчать, в других - говорить,- все зависит от обстоятельств...
Главное - чтобы не во вред, а на пользу. И тут меня пронзила новая мысль: "А
что во вред?
Что на пользу?" Я рассуждал, рассуждал, и чем дольше я рассуждал, тем
больше запутывался. Права у меня превращались в обязанности, а обязанности -
в права, потом я вообще перестал соображать, где права, а где обязанности, и
решил, что хватит рассуждать, пора действовать, действовать, действовать.
.
[Точками обозначены утерянные листы. Все попытки отыскать их, увы, пока
не увенчались успехом. ]
Когда я встал, солнце уже близилось к закату. Его косые лучи падали на
Фросю, все еще сидевшую на тахте. Я наклонился и поцеловал ее в лоб. Фрося
встрепенулась, обвила меня за шею. Я выпрямился и таким образом помог ей
встать на ноги. Она прошла в комнату-боковушку, хлопнула дверцами шкафа.
"Должно быть, переодевается",- подумал я. Какое-то время спустя она, и
правда, вышла в новой одежде. На ней была кофточка и короткая юбка - обе
голубенькие, в белый горошек,- а на ногах что-то вроде босоножек с
серебряными застежками.
- Есть хочешь?
- Еще бы! Об этом можно было и не спрашивать.
Мы вышли на кухню. Фрося достала из посудного шкафчика термос, разлила
в стаканы горячий кофе, и мы сели за стол. Впрочем, это был не стол, а
столик, третьему за ним трудно было бы поместиться... Фрося изредка
взглядывала на меня сквозь ресницы и блаженно улыбалась. Я отвечал ей такой
же блаженной улыбкой, очень удобной в том смысле, что она, эта улыбка, о
многом говорит и ни к чему не обязывает.
- Ну, иди!
- Хорошо... Сейчас,- лепетал я, не двигаясь с места.
- Завтра в это же время... Ладно?
- А почему не сегодня?
- У нас плохая дверь. Когда открываешь, все слышно.
- Я залезу в окно... Идет?
Фрося отрицательно покачала головой. Потом вдруг опять обвила меня за
шею и... Но хватит об этом. А то читатель, не бывавший на других планетах,
может черт знает что подумать. Что касается науки, то для нее, как я
полагаю, это не представляет никакого интереса. Как бы ни ласкались, ни
целовались жители разных планет, результаты, я полагаю, всюду одни и те же.
VI
Собственно, на этом праздник кончился. После обеда, как я заметил,
каждый здешний житель занялся своим делом. Одни гоняли футбол, другие
подались на озеро Песчаное удить рыбу, третьи включили телевизоры.
Идя по улице, я смотрел вверх и старался представить, что сейчас
делается у нас на Земле. Отсюда, с этой планеты, она казалась маленьким
шариком, затерянным в беспредельном космическом пространстве.
Где-то на этом шарике и совсем уж ничтожная по своим размерам деревня,
почти такая же, как и та, по которой я сейчас шагаю, и чем-то дорогие мне
люди.
И там и здесь... Фантастика, не правда ли? Помню, в детстве я иногда
ложился в степи на спину и долгодолго смотрел в небо. Кругом стрекотали
кузнечики, бесшумно порхали бабочки, вообще было как-то сладостно-покойно,
как бывает лишь в детстве, а я смотрел и без конца задавал себе один и тот
же вопрос: "А что там, дальше?" Мысленно я преодолевал огромные расстояния,
которые невозможно выразить цифрами, но конца все не было и не было, и я
продолжал идти и идти, вернее - лететь, лететь, и все со словами: "А что
там, дальше?" Тогда я не знал, да и никто еще не знал, во всяком случае, у
нас на Земле никто не знал, что во Вселенной сто тридцать миллиардов планет
с высокоразвитой цивилизацией, и есть даже планеты, похожие на нашу Землю.
Впрочем, о том, что есть похожие, и сейчас достоверно знаю лишь я один, о
чем мне и предстоит сообщить человечеству.
У меня даже дух захватило. Вселенная мне рисовалась чем-то обжитым,
одомашненным, а разные высокоцивилизованные планеты - добрыми соседями,
жители которых запросто ходят друг к другу в гости.
Сейчас, конечно, редкие смельчаки [ Гм-гм... ] отваживаются залететь
слишком далеко. Но придет время - и оно не за горами,- когда подобные
прогулки будут совершаться без всякой подготовки. Предъявишь профсоюзный или
еще какой-нибудь билет с фотокарточкой и - бывайте здоровы! И не только мы,
но и к нам. Чем они хуже?
Они ведь тоже высокоцивилизованные.
Кстати, насчет ста тридцати миллиардов... Думаю, Роджер Макгоуэн из
Редстоуна (штат Алабама) дал маху. Вселенная беспредельна и безгранична.
Выходит, и живых миров с высокоразвитой цивилизацией в ней тоже безгранично
много, так много, что никакими биллионами и триллионами их не сосчитаешь. Я
готов допустить, что укромный уголок Вселенной, где этих цивилизованных
планет (а может быть, и высокоцивилизованных) не одна, а штук пять-шесть
сразу, и находятся они одна от другой на расстоянии нескольких часов лета на
хорошей ракете или на какой-нибудь летающей лампе...
А почему бы и нет?
Заглянув к себе на квартиру, я захватил часть записок, чтобы спрятать
их в контейнере, и отправился в лес на корабль. "Надо посмотреть, все ли в
порядке",- подумал я.
Выходя из дому, я увидел на периле крыльца конверт, исписанный знакомым
почерком. "Почтальонша оставила, не иначе..." И хотя это было не совсем
хорошо, даже совсем не хорошо, я взял письмо и сунул в карман. Писал-то
здешний Эдька Свистун, то есть как будто я сам, выходит, и стесняться
нечего,- так, примерно, рассудил я.
Уже в лесу я вскрыл конверт и прочитал письмо.
Эдька сообщал о том, что температура воды и воздуха колеблется от
двадцати двух до двадцати восьми градусов по Цельсию. Не по Реомюру, а
именно по Цельсию, я это крепко запомнил. Кормят ничего, грех жаловаться.
Девчат тоже хватает, ухаживай, если хочется. Но он, Эдька Свистун, не
позволяет себе, потому что ужас как скучает... Между прочим, почему молчит
Фрося? Уж не случилось ли что с нею? "Вот так номер!" - подумал я. В самом
конце сообщалось, что отдыхать ему, Эдьке, осталось три дня. В воскресенье
утром он будет уже дома.
Я глянул на штамп. Отправлено письмо было вчера. Эдька писал его в то
время, когда я сидел за его столом и торопливо набрасывал вот эти записки.
"Хорошо, что письмо не попало в руки тетке Соне",- подумал я. Впрочем,
хорошо было не только это. Я узнал и о важной Эдькиной сердечной тайне, и о
том, что ждать его надо в воскресенье утром.
В лесу стояла тишина. Сырой мох слегка подавался под ногами. С берез и
сосен свисали дождевые капли.
Они здесь намного крупнее, чем у нас на Земле. Вообще, как я уже
заметил, здесь все крупнее, все-все.
И люди в том числе. Но это бросается в глаза лишь в первую минуту.
Потом привыкаешь и перестаешь замечать. Редко-редко вспомнишь, что на Земле
тебя считали верзилой, этакой колокольней Ивана Великого, а здесь ты как все
грешные.
Наша, земная Фрося, например, коротышка. По сравнению со мной,
разумеется. А здешняя достигает мне до плеча. Когда мы выходили из столовой,
мне пришло в голову, что рост и некоторая худощавость и придают ее фигуре
ошеломляющую стройность. Эта стройность подчеркивается одеждами. Хотелось
идти не рядом, а несколько позади или сбоку, шагах в пятишести, чтобы
держать в поле зрения всю фигуру.
Корабль был на месте. Он стоял, как исполинская стрела, нацеленная в
небо. В здешнее небо, разумеется... Побродив вокруг и убедившись, что за
мною никто не подсматривает, я нажал на потайную кнопку, и из верхнего
отсека выскочила легкая нейлоновая лестница. Подняться на высоту для меня
было парой пустяков. Закрыв за собой люк, я уселся в кресле, расслабил члены
и закрыл глаза.
Кажется, впервые за последние четверо или пятеро суток я опять стал
самим собой. Этот корабль представлялся мне частичкой Земли, родной планеты,
и я испытывал сыновние чувства от одного прикосновения к нему. Я погладил,
поласкал кнопку с надписью "Старт", подмигнул этой кнопке, как живому
существу, и принялся упаковывать свои записки. Процедура эта заняла немного
времени. Я выдвинул контейнер, как выдвигают ящик письменного стола, и
сложил бумаги листок к листку.
Покончив с записками, я опять расслабился в кресле и поглядел в
иллюминатор. Солнце близилось к закату. Неподалеку, примерно в полутора или
двух километрах, кружили чайки и чибисы. Значит, в той стороне озеро,
подумал я. Приглядевшись к окружающей местности, я решил, что это Бормушка,
как у нас зовут... Странное название, не правда ли?
Потом вдали пролетел самолет. Он летел на малой высоте и так быстро,
что проследить за его полетом не было никакой возможности. Про себя я
отметил, что воздушные линии здесь проходят где-то в стороне.
В противном случае мой корабль давно бы обнаружили, уж это как пить
дать.
Довольный открытием насчет воздушных линий, я вылез из корабля,
спустился вниз и с помощью той же потайной кнопки убрал нейлоновую лестницу.
И вот тут-то, в этот самый момент, произошло нечто такое, чего я никак не
ожидал. Передо мной выросли (вот уж и правда - как из-под земли) те самые
мальцы-огольцы, которые позавчера ловили рыбу на соседнем озере.
Я их сразу узнал, с первого взгляда, хотя на них были плащи (наверно,
собрались на ночь, подумал я), да и их лица точно округлились и к тому же
сияли восторженными улыбками. Сашка, самый любопытный, так тот даже голову
задрал, глядя на меня, и его берет сдвинулся на затылок.
По правде сказать, я растерялся и не знал, как вести себя. Была даже
минута, когда я хотел забраться в корабль и нажать на кнопку с надписью
"Старт". Но что-то удержало меня. Наверно, вера в людей, в том числе и в тех
мальцов-оголъцов, которые тогда стояли передо мной и сияли, как масляные
блины. С этими мальцами-огольцами, пожалуй, можно договориться, подумал я
и... тоже улыбнулся. Моя улыбка вызвала настоящий восторг. Сашка подался на
полшага, оглянулся - точно это так важно было, слышит нас ктонибудь или не
слышит,- и впился в меня взглядом.
Не просто уставился, а именно впился.
- Дядя Эдуард, вы... вы - оттуда? - Он кивнул вверх, как это делаем и
мы, земляне, и тем же восторженным, то и дело срывающимся голосом
продолжал: - Оттуда, оттуда! Я сразу догадался, что оттуда!
Остальные двое стояли и не двигались и тоже смотрели на меня. Они - все
трое - ждали ответа.
Глава седьмая
Из письма Шишкина
Спасибо за машинописную копию. Я отправил ее Главному конструктору
космического корабля "Красный партизан", и вот передо мною его письмо...
Дорогое письмо! Правда, Главный остался недоволен записками, как
недостаточно научными, однако кое-что ему и понравилось. Определенно
понравилось.
Интересны пометки на полях рукописи, которую он любезно возвратил мне
по прочтении. В том месте, где Эдик довольно подробно говорит о тренировках,
Главный сбоку написал: "Опыт подготовки космонавтов без отрыва от
производства в общем не оправдал себя".
А дальше, где Эдик написал "Глава четвертая" и больше ничего не
добавил, та же рука и тем же почерком язвительно заметила: "Ага, брат, и
записки забросил! Это тебе не пробежки, не двухпудовые гири!"[ Из этого
нетрудно заключить, что в Звездном городке Эдик прошел более основательную,
в том числе и теоретическую, подготовку. Потому-то, должно быть, и тон
записок, начиная с четвертой главы, существенно меняется. ] Особый интерес,
на мой взгляд, представляют замечания на полях четвертой главы, я бы сказал,
написанной четвертой главы, действие в которой происходит уже на той
планете. Против места, где упомянут автоматический отрывной календарь,
Главный начертал с сильным нажимом: "Ну и ну!" А слова "девяносто два
миллиарда восемьсот восемьдесят миллионов километров" подчеркнул красным
карандашом и на полях заметил: "Если бы..." Я тотчас же настрочил второе
письмо, спрашивая, что означает это "если бы".
И не просто "если бы", а "если бы" с тремя точками...
Главный скоро ответил. Но, бог мой, его ответ опять состоял из одного
слова: "Если бы..." Остальные замечания (или комментарии, как угодно
назовите) состояли из словечек, которые не всякая бумага стерпит. Приведу
для примера лишь самые удобочитаемые: "Шалопай! Чему тебя учили?..", "А
сантиметровая катушка на что? Обмерять надо..." "Черт возьми, все
приблизительно, приблизительно... А наука не терпит приблизительности!" - И
так далее в этом роде.
Эдик Свистун дал маху, это было ясно. Ну что бы ему, чудаку, измерить
высоту деревьев, трав и прочих живых и неживых предметов, что бы произвести
обмеры черепов жителей той планеты, словом, что бы заняться не эмоциями, а,
так сказать, конкретными и полезными с научной точки зрения делами? Тогда, я
полагаю, Главный вряд ли назвал бы его шалопаем, что если и справедливо, то
лишь отчасти.
Но, повторяю, кое-что Главному и понравилось. Он отметил
сообразительность Эдика, его умение быстро ориентироваться в непривычной
обстановке и сходиться с людьми. "Молодец! Вот за это хвалю!" - написал он в
том месте, где Эдик рассказывает о первой встрече с мальцами-огольцами. А на
полях шестой главы, почти в самом конце, когда Эдик приходит к Фросе на
квартиру, стоит целая шеренга восклицательных знаков, под которыми жирно и
как-то взволнованно начертано : "А не слишком ли? Ты все-таки на другой
планене, черт побери!" Наша переписка продолжалась. В третьем письме я
спросил, какова дальнейшая судьба корабля "Красный партизан". Вместо
собственноручного ответа Главный прислал копию акта, составленного 9 августа
1981 года. Из акта я узнал, что "сего числа в 17.35 по местному времени"
корабль "Красный партизан" вошел в плотные слои атмосферы и, так как
тормозная система не сработала, сгорел без остатка. Ученые предполагают, что
в последний момент Эдик нашел в себе силы нажать на кнопку катапульты,
которая и выбросила оба драгоценных контейнера наружу.
Содержимое первого контейнера нам известно. А второй... Где второй? Я
был почти в отчаянии. "Надо искать... Искать, искать, искать!" - твердил я.
Была страдная пора - уборка начиналась,- и все-таки Кузьма Петрович нашел
время, чтобы разработать подробный план поисков, а Иван Павлыч выделил
некоторое количество рабочей силы. Впрочем, главную роль сыграли не
взрослые, а школьники, которые изо дня в день прочесывали буквально метр за
метром.
Через неделю я потерял всякую надежду... Казалось, обследовано все, что
можно было обследовать, а контейнера нет и нет... Я решил, что он упал в
озеро и его затянуло тиной, как вдруг пришла весть: "Ура! Все в порядке!" Мы
с дядей Кузей вскочили в "ГАЗ-69" и помчались за просеку, на речку Бурлу.
Еще издали мы увидели Федьку, брата Семена, соседа и друга Эдьки Свистуна.
Это он, Федька, и нашел - недалеко от того места, где упал первый контейнер,
примерно в полкилометре.
Контейнер с разлета врезался в землю, к тому же был скрыт разросшимся в
этом месте осинничком, и если бы Федька не споткнулся о него, то вовек не
читать бы нам продолжения удивительных Эдькиных записок.
Вот что оказалось в этом, втором, контейнере...
Глава седьмая
О комарах, пчелах и прочих диковинках
Я попал на эту планету в то время, когда здесь, как и у нас на Земле,
все громче начали стучаться в космос.
Правда, здешний Эдька Свистун к космосу не причастен, здесь обошлись
без него. Зато капитан Соколов...
О, здешний капитан Соколов всем капитанам капитан, в чем ты скоро сам
убедишься, дорогой читатель, если прочитаешь еще две-три главы.
Но - наберемся терпения и не будем забегать вперед, как у нас
говорят...
На другой день, встав ото сна, я застелил кровать и занялся
физзарядкой. Двухпудовых гирь у тетки Сони не оказалось, и мне пришлось
ограничиться приседаниями, ходьбой на месте и всякими вольными упражнениями.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг