- Не надо домой. Сверните там на Дорогомиловку. "Черт, сумочку забыла
у него".
- Простите, Елена Евгеньевна, вас приказано доставить домой.
- Что? - От удивления она даже разжмурилась. Черный, как жук, Вадим -
прав Миша, похож - сидел вполоборота и вежливо улыбался. Ей сделалось
интересно:
- Вы слышали, что я вам сказала?
- Елена Евгеньевна, поймите меня правильно...
- Дорогомиловская застава, - по буквам выговорила она. - Налево
кругом, шагом марш выполнять. Или остановите машину, я выйду.
- Елена Евгеньевна, ну пожалуйста, не ставьте нас в нелепое
положение... Мы вас доставим, а потом...
Она слегка прищурилась.
Двигатель заглох, "Жигули" клюнули носом. Блондин за рулем завертел
ключ, терзая стартер. И тут в них влепились сзади. Елена Евгеньевна была
готова, держалась за спинку перед собой, ее только дернуло, а Жука и
Блондина швырнуло назад, а потом вперед. Продолжая движение, машина нагнала
и "поцеловала" тормозящий у светофора "Фольксваген". Вежливый Вадим
выругался.
Он полез из зажатой машины навстречу водителю "Фольксвагена" и
второму - Елена Евгеньевна оглянулась, машина стояла в двух метрах - из
черной "Волги" с крупным бело-сине-красным флажком на номерном знаке. Очень
хорошо.
Блондин никак не мог оторваться от стартера. Елена Евгеньевна
усмехнулась. Двигатель завелся. Она открыла свою дверцу.
- Елена Евгеньевна, куда вы?!
- Нет, ты стой! - поймал Вадима шофер с "Волги". - Ты мне ксиву свою
не тычь, я те десять таких покажу! Машина знаешь чья?! Свои корочки знаешь
куда себе засунь?!
"Голуба моя, ты допрыгалась", - подумала Елена Евгеньевна.
Перед ней, выскочив из потока, остановилось сразу несколько машин, но
она выбрала нейтральные шашечки.
"Андрей с тебя с живой не слезет. Расточаешь таланты направо и
налево. Пока по малости, но что-то дальше будет". - Она хихикнула, вспомнив
выражение лица Блондина.
На месте она попросила таксиста подождать, и у того сразу сделалось
кислое лицо. До этого он с интересом поглядывал в зеркальце. Когда сажал,
подумалось: "С поздних едет. Ничего крошка, я бы тоже не отказался, если б
забесплатно".
- Ох, Маринка, как хорошо, что ты дома. Слушай, заплати там за такси,
внизу стоит, я выскочила - прямо без ничего...
Верная Маринка засуетилась, потащила Елену в комнаты, ухватила
кошелек, побежала вниз.
Елена Евгеньевна прошла в ванную, села на краешек, пустила воду. В
этом доме ей следовало быть только Еленой-первой, и она входила в роль.
Подруга Маринка, обойденная собственной личной жизнью, принимала живейшее
участие в чужих. За гостеприимство предстоит расплачиваться раскрытием души
и поверкой семейных коллизий.
"Ничего, голуба моя, тебе это раньше даже нравилось в умеренных
дозах, выдержишь и теперь. Господи, как бы я хотела, чтобы этой ночи не
было совсем! Чтобы ничего не было бы. Это все сумасшествие - что он
наговорил. Он просто шизофреник. И трус - подчинился... нет, постой,
голуба, тут одно из двух: или подчинился и трус, но тогда никакое не
сумасшествие, или сумасшествие, но тогда и подчиняться некому. Ох, да не
знаю я, отстаньте вы от меня все! Миша, Мишенька, безумие мое..."
Квадратики кафеля поплыли пред нею, слились.
...В мельтешений стрелочек и пузырьков проскальзывали маленькие
карикатурные вихри и смешно брызгали. Они поднимались беспорядочными
стайками из глубины широко вогнутого поля и, достигнув его краев,
становились рябью. Но если их упорядочить - вот так, то они станут
превращаться в рябь, едва появляясь, и тогда все поле будет покрыто ими
равномерно...
- Леля! - колотилась в дверь Маринка. - Леля, что у тебя там?
Отзовись, Леля!
Елена Евгеньевна сильно вздрогнула, стряхивая сон, и не сразу поняла,
где находится.
Ее окружал горячий влажный туман, сквозь который едва проглядывало
пятно светильника. Ванна клокотала, шипела, белая вспененная вода
превращалась в пар.
Несколькими словами успокоив Маринку через дверь, Елена Евгеньевна
подождала, пока процесс унялся. Она никак не могла отделаться от картины,
как сонная опрокидывается в кипяток и захлебывается им.
- Очень у тебя вода горячая, - проговорила она спокойно, впуская
толстую Маринку.
- Зато зимой чуть теплая. Ну? Что ты? Откуда ты такая неживая? Фу,
руки как лед. Опять твой Бусыгин заревновал? Говорила тебе, не ходи за
пожилого, хоть он полковник, хоть генерал. Генералов нынче - завались...
Ну, рассказывай!
Глава 7
- Ты что-нибудь понимаешь? - сказал Михаил, отдавая Павлу два листка,
которые принес Зиновий Самуэлевич.
"Шеф! - говорилось в одном листке почерком Алика. Буквы прыгали, но
Михаил мог поручиться, что писал он. - Я в гостях у родственников
Боровского, которого мы навещали в последний раз. Они интересуются
подробностями, я им, вы извините, рассказал, что знал. Сами понимаете. Они
хотят поговорить с вами. Я на встрече буду. Мне здесь хорошо. Отнеситесь с
пониманием, я вас прошу, к их просьбе. Алик".
Второй листок был просто припиской: "Выхино". Выход из тоннеля под
железной дорогой к институту. Вторник, 19.00".
- Сегодня у нас что?
- Черт его знает, все перепуталось... Простите, - обратился Михаил к
Зиновию Самуэлевичу, сидевшему неестественно прямо там, куда его усадили -
рядом с Гошей, свернувшимся в уютный клубок. - Простите, вы не скажете,
какой сегодня день недели?
- Я... не знаю. Вчера был понедельник, кажется. А возможно, это было
и не вчера. Не знаю, не могу сказать.
За черной дверью, которую ему открыл этот страшный, бородатый,
Зиновий Самуэлевич нашел примерно то, что и ожидал. Разгром, грязь, битые
бутылки, спящий бандюга без носков. Очень может быть, что они силой
захватили эту квартиру. Зато здесь много бумаги. Хотя бы вон те испорченные
книги в углу. Разорвали книги... варвары. Хамье. Мурло. Бандиты. Чтоб им...
Только сверлящая мысль о маме и Жене удерживала Зиновия Самуэлевича,
но все равно многого они от него здесь не добьются. Правда, этот
светловолосый не походит на негодяя, но тем хуже. Зато дружок - вылитый
убийца, пробы негде ставить.
Бандит в плаще рядом с Зиновием Самуэлевичем пошевелился и произнес
громко и внятно:
- Сегодня вторник, двадцать второе июля, четырнадцать часов
плюс-минус тридцать минут.
При этом Зиновию Самуэлевичу показалось, что открыли бочку с
перебродившим алкоголем.
- Без двадцати, - сказал Михаил, глянув на часы.
- Дает! - Павел принялся срочно разыскивать на столе и сливать в одну
уцелевшие кружки с вином. Гоша, однако, пока не хотел просыпаться. Он
отвернулся от остальных и ровненько захрапел.
- Я бы хотел узнать, что еще от меня требуется, - сказал Зиновий
Самуэлевич, ни на кого не глядя.
- Простите?..
- Мне объяснили, что я должен передать письмо и в нем будет приказ,
что мне делать дальше.
Михаил повертел оба листка и на втором обнаружил корявую строчку:
"Зяму отошли не раньше 15.00. Он лох, пускай дышит".
- Послушайте. - Михаил придвинул табурет, уселся напротив. - Мне
сдается, вы оказались втянуты в какую-то темную историю. Как я, как он
(Павел с готовностью подтвердил), как все мы. Вы попали в беду, я не
ошибаюсь? Может быть, вместе подумаем, как быть? Познакомимся для начала.
Меня зовут Михаил, а вас?
Через четверть часа Михаил знал все. Настороженный и закрытый,
Зиновий Самуэлевич под участливыми расспросами оттаял и в какой-то момент
начал захлебываясь говорить о событиях своих минувших суток, об
отвратительных молодых людях с золотыми зубами и пистолетами, о жуткой ночи
в ванне и, главное, о страдающих сейчас супруге Жене и маме Эсфири
Иосифовне, которые находятся в руках бандитов. И даже то, что вчера он
оказался у этого дома не совсем случайно, вместил в себя рассказ Зиновия
Самуэлевича.
- Я вас уверяю, молодые люди, надо звонить в милицию, пусть вызывают
их ОМОН или что у них там имеется, пусть освобождают, пусть действуют
как-то, в конце концов!..
- Нам надо посоветоваться с товарищем, - сказал Михаил. - Угощайтесь
пока, если хотите, вон там осталось немного вина.
В прихожей Павел сказал:
- Так не делается. Записка - прямая улика. Этот Зиновий - свидетель,
каких поискать. Его домашние, твой Алик - то же самое. Так не делается. Я
не понимаю.
- Значит, тому, кто все это замешивает, наплевать на свидетелей и на
улики, перешагнет - не оглянется. Ты заметил, что записка от Алика - это
ксер? Вывод: кому-то нужно было сохранить у себя оригинал.
- Бумажка им требовалась для отчетности, - съязвил Павел. - Покойника
похерят, а бумажку подошьют. Чушь.
- Может, и не чушь... какого покойника?
- А ты думаешь, паренек твой еще на этом свете? Удивлюсь, если по ею
пору его в какой-нибудь другой Мир не переселили. К НЕЙ. Без твоего
посредничества Обойдясь.
- Перестань ты скалиться вечно, раздражаешь уже... Что ты там
выдумал, говори.
- Тебя, Братка, пока боятся. Не знают, чего от тебя ждать, какой ты
есть таинственный супергигант. Скоро узнают, что ничего особенного в тебе
нету, так, ловец избранных душ, займутся нами с Гошей. С нас получишь
конкретный выход, пользу...
- Пользы с вас, как с рыбы шерсти.
- Не скажи. Лена тебе разве не пример?
- Вот увозят ее куда-нибудь сейчас... в неизвестном направлении, на
закрытый объект.
- Закрытое - откроем, а от тебя явно ждут телодвижений, а ты их не
делай. Их буду делать я, а ты спи давай, помнишь свою задачу? Для начала
съездим с Зиновием к его женщинам, кто там их держит. Надо наказать.
- Ты с ума... Не хватало нам. О себе подумай, нарваться хочешь?
- Надо наказать, - повторил Паша Геракл. - За такое - я наказываю
всегда. С тех самых пор. Ты меня понял, Братка? Заодно проверю, насколько
прочно на нас уселись. Должны по закону.
- По какому закону?
- По закону Ома. Почему у тебя своей тачки нет, все тебя возят? Или
это по другому закону, народной мудрости: хочешь головной боли - женись,
хочешь е... - купи себе машину?
- Мой кумир - Аллен Фостер Даллес, создатель и первый директор ЦРУ.
Он ездил в подземке или на такси и всегда брал с шофера счет для
бухгалтерии.
- Ничего, - сказал Павел, - я тоже умный. Меня хоть с третьего курса
института выполнять интернациональный долг выперли, а ты так, верхушек
нахватался - и то по необходимости.
- Какого такого института, ты не говорил.
- Рыбного. Или молочно-мясного, сейчас забыл уже. К Зиновию
Самуэлевичу вернулись его недавние подозрения. Он сидел, разглядывая
разоренные стены, и прикидывал, с какой стороны лучше начать.
Михаил показал ему приписку на втором листке и настоятельно попросил
сразу ни в какую милицию не бежать, а сперва добраться домой и поглядеть,
как там обстоят дела. Может быть и даже скорее всего, бандиты уже ушли, а
женщины освобождены. Так сказал Михаил.
- Одних объяснений, подумайте, сколько вам придется давать. Мне
кажется, будет благоразумнее не вмешивать милицию в эту историю. Мы
обойдемся своими силами.
Павел рядом многозначительно промычал.
Они договорились, что Павел в любом - любом! - случае будет обратно не
позднее восемнадцати-ноль-ноль. Что-то он еще задумал, выяснять и
переубеждать не было сил. Да и бесполезно.
Проводив, Михаил шлепнулся рядом с храпящим Гошей. Плащ на Гоше
совсем промок, потемнел и слипся, но Гоше это не мешало.
Михаил поковырялся на столе, но есть не хотелось, и нечего тут было
есть особенно, одни сладости. Пришел Мурзик.
"Чаю поставить еще, что ли?" - Это была последняя отчетливая мысль
перед провалом. Огромный день кончился.
Глава 8
Андрей Львович - самое странное, что это было его настоящее имя, -
тоже происходил из семьи с традициями.
Его дед, также Андрей Львович, очень юным начал работать в первой
секретной лаборатории Спецотдела ВЧК-ОГПУ. От начальника Спецотдела Глеба
Бокия в прошлое тянулись длинные корни. Один из них, ветвясь, проходил
через масонскую ложу мартинистов, обосновавшихся в России с 1888 года.
Николаю Второму был представлен в Париже президент Верховного совета
мартинистов, генеральный делегат Каббалистического Ордена Розы и Креста
господин Папюс. Николай вывез в Санкт-Петербург члена Ордена мартинистов
медиума Филиппа. Лионец Филипп и основал ложу в тогдашней российской
столице.
Мартинисты занимались прежде всего различными мистическими и
оккультными учениями и науками, а также тем, что в наше время назовут
паранормальными сторонами человеческой психики и природных явлений.
Художник Николай Рерих, владелец редчайшего знака - креста с берилловыми
лучами, - занимал особое место в иерархии Ордена.
Орден живо интересовался и более приземленными вещами - войнами и
политикой, начиная еще с Филиппа, который советовал Николаю во время
русско-японской войны. Или, скажем, Хаян Хирва, монгольский путешественник
и полиглот, был своевременно привлечен Орденом, а впоследствии при той же
незримой могущественной поддержке сделался ни больше ни меньше как
начальником Внутренней Охраны Монголии, ее тайной полиции.
Так и будущего чекиста и марксиста Глеба Бокия еще в 1909 году
рекомендовали для вступления в Орден. Одним из одобривших был Александр
Васильевич Барченко, будущий начальник первой спецлаборатории, где
предстояло работать Андрею Львовичу-деду.
Андрей Львович-внук переложил пожелтевшие листы на своем рабочем
столе. Папка, обычно хранившаяся на дне самого нижнего ящика, сегодня была
извлечена на свет.
В лабораторию Барченко деда направил сам Бокий после принципиального
решения о ее создании в начале 1925 года. Цель была поставлена сугубо
практическая, но и в духе тех веселых времен: ни много ни мало, а научиться
телепатически читать мысли противника на расстоянии, уметь "снимать"
информацию непосредственно с мозга одним лишь взглядом, без применения
каких-либо приборов.
Сперва лаборатория функционировала на базе Политехнического музея,
потом - Московского энергетического института, потом - Института
экспериментальной медицины. Именно в лаборатории, где работал дед,
начинались первые исследования биоэлектрических явлений в клетке, в мозге,
живом организме в целом - вся нынешняя терминология идет оттуда.
Разумеется, из идеи "прямого считывания" тогда ничего не вышло. Зато,
совмещая лабораторные исследования с должностью личного эксперта Бокия по
парапсихологии, Барченко разработал и внедрил методику выявления лиц, особо
склонных к криптографической работе и расшифровке кодов. Полвека спустя и
КГБ и ГРУ набирали лучших шифровальщиков по тестам, в основе которых лежали
установки руководителя первой спецлаборатории, мистика и оккультиста.
Тогда же сотрудником 5-го отделения ОГПУ Гусевым, подвергавшимся в
лаборатории испытаниям и внушениям, был, например, создан знаменитый
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг