Грандиозное... и печальное.
Пока она ходила в комнату за вещами и потом за шампанским, Михаил
пытался успокоиться и сосредоточиться. Он почти не помнил, что отвечал
сейчас.
Его утихающие ласки, когда она, всхлипывая, лежала в
полубеспамятстве, были вызваны благодарностью и нежностью, а не желанием.
Вряд ли бы он сейчас что-нибудь смог.
"Визия". Опять о ней. Значит осталось совсем мало времени
Шампанское было по-настоящему охлажденным и очень хорошим.
- Если мы сейчас простудимся и умрем, я жалеть не буду, - весело
сказала Елена Евгеньевна.
Михаил сразу отстранил свой бокал, словно обжегшись о ледяное вино.
- Какие "у тебя планы на сегодня?
- Только ты, милый. Я готова быть с тобой вечность. На ближайшие
двадцать четыре часа вполне можешь рассчитывать.
- Вечность - хорошее слово, - сказал Михаил.
- Я сказала не так? Почему ты спросил про сегодня? Ты хочешь уйти?
Прямо сейчас?
- Нет. То есть да. Вместе с тобой.
Он сходил собрал свою одежду. Всего-то два шага, а когда вернулся,
Елена была уже не в его рубашке, а в чем-то голубоватом,
прозрачно-ворсистом. Она смотрела, как он одевается.
-Я... обидела тебя, да? Тебе было плохо со мной. Поэтому ты уходишь.
Он тотчас захватил ее в кольцо своих рук. Поцеловал в мокрые глаза.
- Что ты. Разве я сказал, что я ухожу? Я сказал, что мы уходим, ты и
я. Хочу тебя кое-куда пригласить, понимаешь? Снимемся с якоря, пока день?
Елена Евгеньевна, как только он обнял, вцепилась ему в плечи и не
отпускала. Какая там первая-вторая"! Ей показалось, что он сейчас уйдет
навсегда.
- Ты правду говоришь?
- А ты как думаешь?
Он опять поцеловал ее. Не дав поцелую разгореться, оторвался.
- Не так уж я хорош, чтобы из-за меня плакать.
- Скажи еще что-нибудь. Что-нибудь хорошее.
- Я скажу, - пообещал он. - Я скажу столько раз, что тебе придется
затыкать уши. Ну, теперь меня можно отпустить? Я не дальше кухни. Мне
обещали кофе...
- Конечно. Сейчас.
- Э, нет, позволь мне. А ты одевайся. Насколько я знаю женщин, этот
процесс займет не менее часа. Не беспокойся, я все найду сам.
Он вышел, а Елена Евгеньевна вытерла глаза, посмотрела на окружающие
привычные вещи, ставшие новыми. Вздохнула и неожиданно для себя счастливо
засмеялась.
Мысли Михаила неслись беспорядочно.
"Да, это именно тот ракурс, а треклятый светофор был правее. Странное
пятно... Надо спросить ее про песню, но какая разница, на даче рядом с
аэродромом я уже побывал... Только "наезда" мне и не хватало, тезка-Мишка
верно сказал, братвы почерк, причем неотесанной... Что было сейчас? "Визии"
и так не всегда четко запоминаются, а тут - в самый момент. Почище, чем муж
из командировки. Как только не упал... - Михаил не удержался, хмыкнул. -
Теперь мне думай, не думай, а только надеяться, что Батю чем-то осенит, я,
похоже, выдохся..."
- Подходяще?
Она замерла, чтобы Михаил мог оценить ее, опершись на один из пяти
выгнутых стульчиков вокруг светлого стола.
И сама она была вся светлая.
Очень светлое платье из необычной ткани со светло-зеленым на
светло-сером с отливом и выработкой. Такая же пелеринка. Резные браслеты
слоновой кости на обнаженных смуглых руках. К браслетам - кулон, сразу
видно, очень старинный.
Шагнула, чуть сместившись - разрез до бедра. В кулон вставлен крупный
черный камень.
И свободная россыпь черных колец по плечам. Михаил очень серьезно
поднял кулон, сдвинул в сторону. Утонул губами в душистых полукружьях
встрепенувшихся грудей.
- Честное слово, - сказал, возвращая кулон на место, - впервые вижу
брюнетку, которой так идет светлое.
Елена Евгеньевна царственно изогнула бровь, улыбнувшись уголком рта.
Обе ее родинки-мушки послушно подпрыгнули.
- Такой королеве необходимо соответствовать, а я... Придется ко мне
снова заехать, что-то там должно было остаться. Кстати, Пашу могли бы
прихватить с собой, он из глубинки, ему полезно развеяться. - Михаил
надеялся, что это прозвучало достаточно естественно.
- Я думала, мы только с тобой... Нет, я не против, но... Что с ним
было, почему он так... так истерзан? Его это не смущает? И вообще, Миша, а
ты сам? У тебя в доме такой ужас, а ты куда-то срываешься, меня увозишь,
вместо того, чтобы...
Прорвавшаяся Елена-первая, поняв, что она говорит и как это выглядит
с ее стороны, испарилась вновь, предоставив, как всегда, расхлебывать
другим.
- Поцелуй меня, пока я не намазалась, - строго распорядилась
Елена-вторая, не глядя на него. - И где кофе?
Михаил растерянно оглянулся на молчащую кофеварку, на холодный
чайник.
- А знаешь, я про него и... Да черт с ним, с кофе. Елена
Евгеньевна-вторая, именно вторая, а не первая, даже не ужасаясь тому, что
творит, преспокойно налила чуть теплой воды в подготовленные чашечки.
Поставила ладони вокруг одной, и на лоб набежала складочка. Напиток
вспузырился. С края чашки сбежала коричневая пена. Со второй - то же самое.
Только тогда она подняла расширенные глаза.
- Господи... Да как же я? Зачем? И ты...
Она зажала рот обеими руками.
Михаил страшно смотрел на нее, прижав палец к губам. Отнял, показал
на стены кухни и потолок и опять приложил. Кивнул с немым вопросом.
Помедлив, она кивнула в ответ.
Глава 48
Это были, безусловно, самые страшные сутки в его жизни. Его привезли
в какую-то квартиру, где было очень мало мебели - стол, два стула,
неопрятные диваны. Половину пути он провел на полу машины, а на голове у
него стояли спортивные туфли первого молодого человека с золотыми зубами.
Туфли были очень грязные.
Сначала спрашивал молодой человек, который в машине был впереди. Двое
других по очереди ходили на кухню пить воду.
Их интересовало, давно ли Зиновий Самуэлевич живет в том доме, что
может сказать о других жильцах. Затем вопрос за вопросом повторялся о
каком-то конкретном мужчине, с которым Зиновий Самуэлевич якобы дружески
поздоровался непосредственно перед тем, как его забрали.
Он отвечал, что никогда не жил там и оказался случайно. Молодой
человек повысил голос и стал говорить ужасные вещи, от которых в голове
Зиновия Самуэлевича опять все перемешалось. Основными чувствами его были
страх, безысходность и тупое оцепенение.
Его ударили. Боль была адской. Он свалился со стула. Так его никто
никогда не бил.
Через некоторое время, еще лежа на полу, он услышал, как главный
молодой человек что-то сердито говорит молодому человеку с зубами, а тот
оправдывается. У них в руках был паспорт Зиновия Самуэлевича, который они
вытащили у него из кармана. Документ Зиновий Самуэлевич всегда носил с
собой.
На ночь его бросили в грязную ржавую ванну, связав руки и ноги и с
кляпом во рту. Он лежал в полной темноте. Его стянули так туго, что он не
мог шевельнуть хотя бы головой, чтобы стучаться в бок ванны, надеясь, что
кто-нибудь обратит внимание.
Страшная ночь. Он думал, что умрет. Стало плохо с сердцем. Зиновий
Самуэлевич плакал и молился, вспоминал маму и Женю, а потом только Женю.
Прошло очень много времени. Он не знал, сколько. Дважды он обмочил
брюки. В первый раз терпел, сколько мог, а во второй ему было все равно.
Но свет зажегся, и его вытащили и даже развязали. Жестокая боль в
сведенном теле, в застывших суставах не давала разогнуться. Ему налили
водки, и это помогло, он смог хотя бы сидеть.
Молодой человек на этот раз был более любезным. Он сказал, что
Зиновия Самуэлевича перепутали с опасным бандитом и убийцей-рецидивистом,
главарем и преступным авторитетом. Еще, возможно, связанным с иностранными
разведками. Теперь все выяснилось, и Зиновию Самуэлевичу обижаться на
секретную спецслужбу не надо. Его отпустят прямо сейчас, доставят на то же
место, где взяли. Но сперва он должен выполнить одно чрезвычайно важное и
секретное задание.
"Вы сами бандиты! - выкрикнул ему Зиновий Самуэлевич. - Я вам ничего
не должен! Дайте мне только выйти, и я сам пойду, куда следует! Я к первому
же милиционеру..."
"Может быть, - сказал ему в ответ молодой человек, - но, как и
обижаться, кричать громко сейчас не надо. Привлекать внимание
нежелательно".
Зиновий Самуэлевич и сам больше не кричал, потому что один из
стоявших сзади неожиданно и очень сильно тряхнул его, а второй в это время
ударил по затылку, и Зиновий Самуэлевич прикусил себе язык.
Что касается "пойти, куда следует" и "первого милиционера", то этого
делать тоже не рекомендуется, так как неизбежно отразится на здоровье и
даже самой жизни известных ему Эсфири Иосифовны и Евгении Яковлевны. Сейчас
при них находятся... наши сотрудники, сказал молодой человек, в чем можно
убедиться.
Тут молодой человек достал из нагрудного кармана мобильный телефон и
протянул Зиновию Самуэлевичу, добавив, что мог бы набрать и сам, но
предоставляет это сделать ему. Он даже назвал номер. Номер был правильный,
Зиновия Самуэлевича.
"Женя, ты только не волнуйся! - сказал Зиновий Самуэлевич дрогнувшим
голосом. - У меня все в порядке, меня тут забрали, я не знаю, за что..."
"Зиночка, - не слушая его и, кажется, плача, кричала Женя, - сделай,
я тебя умоляю, что они от тебя хотят. У нас тоже все в порядке, мы тут
связанные, и они обещают убить, если мы поднимем шум! Они очень страшные,
слышишь, Зина!.."
Все ли понятно ему теперь, спросил молодой человек, отбирая телефон,
и дрожащий Зиновий Самуэлевич вынужден был сказать, что теперь ему понятно
все. Ему все понятно с ними, сучьими выблюдками, а нэ гид эйр а миг...
Молодой человек улыбнулся и сказал, что задание будет совсем простым,
но ответственным. Зиновию Самуэлевичу поручается передать письмо тому
самому высокому светловолосому мужчине, о котором шла речь. Квартира
такая-то. После этого Зиновий Самуэлевич поступает в его распоряжение,
следующее задание даст он. Зиновию Самуэлевичу даже разрешили просушить
брюки.
И вот он стоит перед добротной черной дверью, в одной руке сжимая
простой почтовый конверт без надписи, а другой держась за сердце.
"Еще один из их шайки. Или из другой шайки. Группировки. Такая же
бандитская сволочь. Что он может мне приказать? Идти по ларькам шарпать?
Мурло. Да чтоб ему сгореть!" - подумал вдруг Зиновий Самуэлевич привычными
словами и даже отступил на шаг от нахлынувшего изумления.
Как он мог забыть! Вот где надо было воспользоваться! Там, в плену!
Он, правда, не припоминал вот прямо так, навскидку, имелось ли в той
квартире, а попросту говоря - бандитской хазе, что-нибудь бумажное. Но
наверняка что-то было. Обои в конце концов какие-то... Почему вовремя не
пришло в голову? Старый осел.
Зиновий Самуэлевич одернул себя. Дома Женя и мама под дулами
бандитов. Они мучаются, связанные, им страшно. И он больше не будет таким
идиотом. Он покажет этой мафиозной кодле, он их не боится. У него есть свое
оружие.
Зиновий Самуэлевич нажал кнопку.
Глава 49
Никуда они не пошли. Вечер был испорчен сразу и бесповоротно.
Павел хорошо постарался, в квартире можно было почти свободно ходить
и нашлось, на чем сидеть. Под предлогом еще одной чашечки кофе Михаил
усадил его и блистающую Елену Евгеньевну рядышком. И проговорил четыре
часа.
Он рассказал им о своих последних годах все... почти все. Он не
убеждал и не пугал. Он просто перечислял, вспоминая, предыдущие факты,
предоставляя делать выводы им самим.
Ему было необходимо, чтобы они поверили ему. Особенно Лена, ведь для
Бати какая-то часть уже не была новостью. Поверили под нажимом голых
фактов, как после им придется верить его голым словам. Факт незыблем,
логика непостоянна.
Ему были нужны эти двое, потому что он резонно сомневался, сможет ли
полагаться на двух других. Что их будет еще двое, он уже знал.
Ты знаешь, сказали ему. Это было верно.
Солнце прошло свой путь над городом, нырнуло за крыши, ночь улеглась
и сгустилась, а он все говорил. Кончив, зажег свет - лампу, прилаженную
Павлом, - несмотря на отсутствие штор, которые были сорваны.
- А почему, Миша? Я хочу сказать, почему все-таки я должна тебе
верить? Посмотри на меня и ответь. Почему?
- Вы двое - самые близкие мне в этом Мире, - сказал он, впервые
употребив вслух слово "мир" с большой буквы. - Паша - давно, хоть и
потерялись мы на какое-то время. Ты, моя хорошая, - совсем недавно. Так уж
получилось. Мне будет очень горько без вас, - сказал он чистую правду. - Я
хочу, чтобы вы остались со мной.
Он смотрел им прямо в глаза крайними своими головами. Третья, чуть
выше двух других, была, как всегда, настороже.
Черные антрацитовые глаза Павла, Паши, Бати, друга, командира,
замечательного мужика с судьбой, изломанной, как само его тело.
Требовательные Еленины глаза. Чуть раскосые и милые, милые...
- Чтобы вы остались живы, - солгал он.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Вначале существовал лишь вечный, безграничный, темный Хаос. В нем
заключался источник жизни. Все возникло из безграничного Хаоса...
Из Хаоса возникли Миры.
Миров бесконечное множество, все они обитаемы, нет безжизненных
Миров.
Законы каждого из Миров свои, они действуют только внутри этого Мира.
Одно и то же явление может считаться собственной противоположностью в двух
соседних Мирах, и это правильно, потому что каждый Мир должен жить по своим
законам, иначе вновь придет время Хаоса.
Обитатели Миров могут догадываться о существовании друг друга, равно
как и о самом множестве Миров. Они могут строить свои предположения,
выдвигать гипотезы и создавать целые философские системы, сообразуясь с
собственными логикой, разумом или верой, хотя и за этими понятиями в каждом
из Миров может стоять свое.
Но они никогда не будут знать точно.
Глава 1
- Полшестого, мальчики, - совсем по-домашнему сказала Елена
Евгеньевна и повела плечами. - Засиделись мы.
В процессе уборки Павел разгреб груду испорченных книг и опрокинутой
мебели, повернул разбитым экраном к стене телевизор, сложил в угол останки
музыкального центра, кассеты, диски. Скатал порезанный и протравленный во
многих местах ковер. На испорченные кресла и диван накинул простыни, выбрав
из кучи самые незаляпанные краской. Вымел битое стекло, остатки коллекции
минералов, которая была в витрине, и коллекции бабочек, которая была на
стенах.
Все это и многое другое теперь занимало угол с рулоном ковра. При
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг