боту в колбасный цех мясокомбината. Не было недостатка ни в
восторгах, ни в знаках неподдельного радушия, ни в предвку-
шении чего-то необычайного. Юрий Васильевич, все еще нес-
колько более оживленный, чем ему хотелось бы, также был
подхвачен этим хороводом и бесцельно забегал по мастерской.
Сломоухова усадили на кожаный диван, и Прокофий Иванович
собственноручно стянул с него сапоги: операция, доставившая
гостю необыкновенное наслаждение. Аполлон Митрофанович снял
с него ружья и куртку. Ворона сломя голову бросился с эмали-
рованным тазом в коридор и тут же вернулся, расплескивая во-
ду.
Старик Карпыч без всякого стеснения рылся в рюкзаке, вре-
мя от времени извлекая из него самые разнообразные вещи:
компас, шило, кэкие-то ножички, бесчисленные коробки, узел с
грязным бельем, бутылки и бутылочки, костяные вещички, пок-
рытые тонкими рисунками, и опять бутылочки, и опять ножики.
Зайцев передал Юрию Васильевичу тяжелый пояс-патронташ с
пустыми патронами и oxoтничьим ножом.
Это было невероятно, это были Майн Рид и Фенимор Купер,
это были Хабаров и капитан Кук - и все в одном существе по
имени Сломоухов. В данный момент существо это сидело на ди-
ване и внимательно рассматривало грязную воду в тазу, изред-
ка высовывая большие пальцы ног наружу и пошевеливая ими.
Прокофий Иванович и Аполлон Митрофанович стояли над ним и
тоже рассматривали его пальцы,
- Ты такое видел? - спросил Зайцев, неизвестно к кому об-
ращаясь.
- Как научился ходить, босяк! - ответил Ганюшкин. - Неу-
жели нигде не натер? С ума сойти! Верст пятьсот отмахал?
- А тысячу не хочешь! - ответил Сломоухов. - Троих заго-
нял, не считая женского персонала. Сидят и ждут, когда я за
ними машину пришлю. Пусть подождут. Я ж часть материалов
прямо с Севера направил, а потом отобрал кого повыносливей и
петлей на Барею, а вы думали? Да с заходом на Старую фанзу,
а потом... В мешочек-то заглянул, Прокофий Иванович? - спро-
сил он и многообещающе улыбнулся. - Не забыл я старых дру-
зей.
Прокофий Иванович поставил мешок на стол и достал оттуда
какой-то сверток. Взвесив его на руке, спросил:
- От старого?
- Годун, годун попался, - успокоил Сломоухов. - Напосле-
док. Теперь спать мне не даст: "Отдай, Лександра Денисыч,
папу отдай!" - последние слова Сломоухов произнес густым ба-
сом в бороду, и Дейнека догадался, что в свертке была медве-
жатина.
- А это кто? - спросил вдруг удивленно Сломоухов и пока-
зал на Юрия Васильевича. - Где-то я его видел, где-то ви-
дел...
- Я - Юра, - протянул руку Юрий Васильевич, - Юрий Ва-
сильевич.
- Ассистент наш новый, - с обидной небрежностью бросил
Ганюшкин. - Вместо Спирина.
- А откуда сами? - спросил Александр Денисович.
- Из Москвы, - поднял брови Зайцев. - Из самой!
- Я вас где-то видел... - Александр Денисович нахмурился,
стараясь что-то вспомнить... - Определенно видел... Вы,
простите, не были прошлый год в Риме? Так в мае, июне.
- В Риме? - переспросил Юрий Васильевич. - Что вы?
- Нет, нет, я хорошо помню, что во время нашего конгресса
туда приехала группа физиков. И мне почему-то показалось,
что я вас видел. Юрий Васильевич, не запирайтесь. Я этого не
люблю. Понимаю - скромность, но есть же предел! Наливай,
Прокофий Иванович, разгонную!
Александр Денисович поднес к губам стакаы, мельком взгля-
нув на Юрия Васильевича, слегка пригубил и эастыл в непод-
вижности. Казалось, он не пил, но и Аполлон Митрофанович и
Прокофий Иванович в восторге не спускали с него глаз, да и
Юрий Васильевич с удивлением заметил, что синяя жидкость из
стакана медленно, но верно исчезает в бороде Сломоухова.
- Вы знаете, Александр Денисович, вы - наша звезда! -
сказал Ворона, когда Сломоухов завершил операцию с синей
жидкостью. - Куда, иной раз думаю, куда уйти, улететь, кто
поймет меня? А тут вы приходите на ум. Ведь вы здесь, у нас
выросли до всемирных масштабов, до Геркулесовых столпов уче-
ности и славы! Из ничего, без ничего и вопреки всему!
- А! Александр Денисович, ведь растет наш Ворона, просто
на глазах растет, - восхитился Зайцев. - Верно он говорит.
Ведь кто к нам приезжает? Может быть, он и голова, а билет
уже в кармане на обратный путь. Чемоданники, перекати-поле,
Одному нужно доцента, другому - профессора. Как звание в
кармане, так и фьють! Мне один так прямо и сказал; лучше я,
говорит, швейцаром буду, да в Москве. Что их там, Александр
Денисович, медом кормят? Не могу понять?
- А я могу... - сказал Александр Денисович, со вкусом
расправляясь с огромным куском рыбы. - Могу... Я буду прям,
прям, как мачтовая сосна. Вот перед нами сидит москвич, -
Александр Денисович куском хлеба указал на Юрия Васильевича.
- Вы где там жили, осмелюсь вас спросить?
- Я жил в Тихвинском, это...
- Великолепный район, не нужно никаких пояснений. Это не
в самом центре, но это и не пригород. В нескольких шагах -
широченный проспект, немного подальше Марьина роща с ее ста-
ринными прудами, с фонтаном, впрочем, он, конечно, сейчас не
работает, но и он мог бы рассказать миллион историй, одну
изумительней другой. Желаете поразвлечься? К вашим услугам
лучшие театры, десятки кинозалов, эстрада, консерватория,
наконец. Вы любите старину - вот старина: Красная площадь,
седой Кремль, золотые маковки прославленных соборов. Иди,
человек, вдыхай красоту, историю, науку! И все покинуть? По-
кинуть все, друзей, знакомых... И стены древние и дыхание,
нового века. И уехать сюда, в глушь, по сравнению с которой
Саратов - второй Вавилон! Зачем? Ведь мы живем только один
раз... Я понимаю, отвергаю сердцем, понимаю вот здесь, ко-
рой, только корой своего мозжа, но понимаю!
- Послушал тебя, Александр Денисович, - задумчиво сказал
Зайцев, - и самого разбирает: не скатать ли в белокаменную.
- Но есть, есть и в нашей стороне свое обаяние, - продол-
жал Сяомоухов. - И оно неотразимо для людей сильных. Там, в
далекой Москве, все на местах, все полочки замяты и переза-
няты. А у нас - нет, здесь простор дня молодых сил и для
мужской зрелости, и тысячу раз будет счастлив тот, кто, не
поддавшись минутному желанию уехать, вернуться назад к
удобствам и комфорту, скажет себе: здесь Родос, здесь и пры-
гай!
- Понял, ассистент? - наставительно поддержал Сломоухова
Зайцев. - Води ушами!
Сломоухов одним движением руки отодвинул в сторону тарел-
ки, вилки, стаканы и коротко приказал Прокофию Ивановичу:
- Карту!
Ганюшкин метнулся к верстаку, над которым в стене был ук-
реплен токарный станок, пошарил в ящике и достал старенькую
потрепанную карту, сложенную таким образом, будто ее годами
таскали засунутой в голенище сапога. Прокофий Иванович рас-
телил ее на столе и в ожидании уставился в лицо Сломоулова.
- Адун, - указал Сломоухов, - Рубежанск... Так, так...
Ах, до чего карта хороша, хоть и исчеркана, варварски исчер-
пана!
Юрий Васильевич присмотрелся и тоже увидел, что карта ис-
полосовала синими м красными черточками м стрелами, вероят-
но, следами давних экспедиций Прокофия Ивановича.
Особенный интерес к карте проявил старик Карпыч. Остро
вглядываясь то в один ее конец, то в другой, он что-то шеп-
тал про себя, чему-то радовался,
- Вот тут, - указал Сломоухов на какой-то пункт и вырази-
тельно приложил палец к губам. - На ружейный выстрел от Еро-
феева распадка поляна. Выхожу. Посредине старый кедр, весь
сухой. А рядом другой, поменьше. Я еще в тумане, а верхушка
дерева на виду, и было это сегодня утром...
За столом переглянулись и еще теснее сгрудились вокруг
Сломоухова, даже Карпыч перестал водить по карте ногтем.
- Сидит, - продолжал Сломоухов. - Не на самой верхушке, а
чуть пониже. Либо, думаю, Филимон Иваныч, либо Марья Иванов-
на, Ничего, думаю, потом разберемся, а мне для чучела приго-
дится, старый-то филин весь молью побит... Стыдно! Стыдно
мне за такие мысли! - Сломоухов гневно потряс кулаками, но
все только сильней наклонились над тем пунктам, на который
он указал, - Подхожу ближе, еще ближе. Вертикалочку на трав-
ку, а сам глаз не спускаю. Только это я приподнял свой шту-
цер...
- Промазал! - без голоса прошипел Прокофий Иванович.
- Нет, не мог "промазать", - Сломоухов откинулся на сту-
ла, будто и не собирался продолжать дальше. - К несчастью,
не мог, у меня экспресс... Только это я вскинул к плечу,
корпус находился в великолепном положении, приклад как раз,
ноги циркулем - колоннада! И вдруг с дерева... - Сломоухов
откашлялся и голосом старика Карпыча неожиданно тихо сказал:
"Не стреляй, милок"... Спокойно так, но на внутреннем волне-
нии необычайном! Я так в траву и сел. Дедуган какой-то на
дерево забрался и ночует там. Ах, думаю, раздери тебя сов-
сем, чуть до убийства не дошел. Секундочка бы, и поминай
Сломоухова, как звали. Пули-то у меня меченые, да и совесть,
совесть - вот где казнь египетская... Хорошо еще в фляжке
коньячок был. Отвинтил я пробочку, отхлебнул, а ноги не дер-
жат, хоть плачь. "Эй, старик, - кричу, - ты чего сидишь? А
ну, спускайся вниз, потолкуем". А он молчит. Звал кричал -
молчит. Ну, думаю, черт с тобой. Ружье на плечо и скорым ша-
гом через опушку в лес. Вошел в ельничек и ожгло... Тебя,
Прокофий Иванович, вспомнил...
Ганюшкин медленно приподнялся на стуле.
- Тебя, тебя вспомнил, - продолжал Сломоухов. - Да еще
коечто и еще кое-что... Хорошо, ну, залез дедуган на дерево,
ничего страшного, но солнышко-то уже взошло, туман редень-
кий, почему не спуститься? Перекусить человек приглашает -
не отвечает. Оно и понятно, по тайге разный люд ходит, но
все же... Дай думаю, вернусь...
- И вернулся? - трясущимися губами спросил Ганюшкин.
- Слушай, слушай, Прокофий Иванович... Поворачиваюсь и,
осторожно так - на опушку. Смотрю - никого нет. Чуть голову
повернул - сидит, но где? На втором, на самой маковке. Да,
не мог я ошибиться, не мог! Как же это он, старый человек, -
по голосу-то старый, пока спустился бы, пока поднялся бы...
А зачем? Не уйду! Не уйду с места, пока не прослежу. А сам,
вот почему не знаю, штуцер в сторону и вертикалочку на изго-
товку. Жду... Тишина кругом - птица и та молчит, вот что
страчно было, она ж поутру чилилю-чилилю, а тут как кто уши
заложил, такая тишина. Жду.
- Птица молчит... - почему-то утвердительно повторил Га-
нюшкин.
- И вдруг "шурх". Глаза поднял, а на дерезе никого...
Упал! Нет, не упал... А это что? А над речкой, над туманом
будто большой орел, хлоп, хлоп крылом и... и пропал. Разря-
дил я ружье в воздух,- а сам прямо на валежник повалился,
бороду - в клочья, сердце - на части. Был же фотоаппарат,
был же язык во рту, чувствовал же, что чудо, сердцем чувс-
твовал, так вот тебе, вот тебе, - с этими словами Сломоухов
несколько раз ударил себя по голове, приговаривая: - слюн-
тяй, варрава, кретин...
- Не убивайтесь так, Александр Денисович, - попытался ус-
покоить Сломоухова Ворона. - Радуйтесь, радуйтесь, что в жи-
вых остались. Быть может, эта говорящая птица обладала гро-
мадным клювом и сверху на вас...
- Какая птица? - недоумевая, спросил Сломоухов. - Что ты,
Ворона, совсем с ума спятил... Человек это был, человек!
- Ну ты, Александр Денисович, тоже не очень, - примири-
тельно сказал Зайцев. - Обул Филю в чертовы лапти, а мы
верь?
- Не веришь? - пораженно спросил Сломоухов. - Мне не ве-
ришь? Это как же понимать? Сломоухов - врет? Ну, скажи:
"Сломоухов врет".
- А мне как-то трудно определить, где сказка, а где прав-
да, - сказал смущенно Юрий Васильевич. - Конечно, про этого
старичка на дереве, вы, Александр Денисович, придумали, но я
слушал с удовольствием. Охотничьи рассказы, - добавил он,
ожидая взрыва со стороны Сломоухова. Взрыв не заставил себя
ожидать.
- Нет! Нет! Нет! И еще раз нет! - заговорил, постепенно
распаляясь, Сломоухов. - Я вас не видел в Риме! Вы никогда
не были в Риме! Вот единственная неправда, которую я себе
позволил за все время. Но это извинительно, не так ли? И не
мне вас уговаривать, не мне, человеку природы, по-детски на-
ивному, по-детски чистому, убеждать жителя Тихвинского пере-
упка, которому достаточно точно повернуть налево, чтобы
вдохнуть в себя тлетворное дыхание Бутырской тюрьмы; челове-
ку, ум которого изощрен в борьбе с мошенниками всякого рода;
настолько изощрен, что он, скорее, склонен считать белое
черным, чем черное - белым! Я, ожидал, что вы спросите: ког-
да? Когда мы с вами, Александр Денисович, направимся на от-
лов этого странного человека-зверя, а вместо этого? Что
пришлось мне услышать? Нет, вы никогда не были в Риме! Ни-
когда, никогда, никогда!
- Но ведь и Аполлон Митрофанович... - попробовал было за-
щищаться Юрий Васильевич.
- Проверка! - после секунды едва уловимого колебания
твердо сказал Сломоухов. - Вас проверяли. Да Митрофаныч не-
медленно отправится со мной, как только поймет, что я вышел
на правильный след. А, Прокофий Иванович? Рюкзак пуда на че-
тыре да спилу и - вперед. Пойдешь, Прокофий Иванович?
- Денька через три и пойдем, - серьезно сказал Ганюшкин.
- Дельце одно продернуть надо, с долгами старыми рассчитать-
ся, и в твоем полном распоряжении. А как же?
Сломоухов дернул бородой в сторону Ганюшкина, как бы го-
воря Юрию Васильевичу: "Учись, москвич!". Юрий Васильевич
обиделся и встал из-за стола.
- Я пойду, - сказал он, ни на кого не глядя. - Вы извини-
те меня. Конечно, вы все здесь друг друга знаете, вы все
свои, а я честно сказал, что думал...
- Что же это мы, а? - спросил вдруг Сломоухов. - Человека
обидели? Кто посмел? Я вас спрашиваю, кто посмел?
- А пускай идет, - тихо сказал Зайцев, - Ему чего-то там
начальству приготовить надо. Демонстрацию какую-то.
Ворона еще что-то зашептал захмелевшему Сломоухову, но
Юрий Васильевич уже был за дверью. Карпыч семенил перед ним,
время от времени придерживаясь за стену.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг