Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
Странная мысль сверкнула в моем мозгу: да ведь здесь может  быть  искаженное
"хвэл", санскритский корень слова "кит"... Да, да, это, несомненно, так, они
называют друг друга "гавелы", то есть киты! С другой стороны,  он  сказал  о
ком-то, кто отдает приказы.
     А назвал его Ату а? Агуа... Боже, но на хинди это же означает  "вождь",
"руководитель"...
     Мое новое жилье меня  полностью  удовлетворило.  Под  крышей  одной  из
"хижин" оказался комфортабельный коттедж,  с  ванной.  Книги  мои  уже  были
разложены по полкам, причем в порядке, изобличавшем в Гавелах, которым  было
поручено мое устройство, большое понимание сути дела.
     Со следующего же дня началась  моя  напряженная  работа.  Ее  детали  я
когда-нибудь опишу подробно, но могу сообщить ордену, что обычное понятие  о
способностях,  понятливости  и  памяти  неприменимы  к  этому  случаю,   или
применимы с известными  оговорками.  Не  имея  с  собой  никаких  письменных
приспособлений, застыв передо мной шеренгами, уходящими в океан, они  часами
простаивали  перед  моей  кафедрой,  не  прерывая  меня  ни   вопросом,   ни
посторонним звуком. Лекция заканчивалась, первая шеренга дружно выкрикивала:
"Спасибо, учитель!", и вся моя аудитория через несколько секунд  оказывалась
далеко в море, чтобы отправиться на лекцию кого-нибудь  из  моих  коллег  на
других островах архипелага.


                         СИМПОЗИУМ НА БЕРЕГУ АТОЛЛА

     Мои коллеги... Прошло больше месяца, а я все еще ни с  кем  из  них  не
встретился. Не появлялся и Лаферт Су Жуар, хотя я не сомневался в  том,  что
преподавателей  и  ученых,  завербованных  фирмой  "Свободные   океанические
исследования", несколько десятков. Вскоре  мне  предстояло  познакомиться  с
некоторыми из них.
     В тот день море было неспокойно и занятия,  как  мне  сообщил  один  из
старшин Гавелов, были отменены.  Вдруг  в  мою  скромную  обитель  ввалились
человек восемь моих коллег.  У  них  тоже  были  отменены  занятия,  и  они,
предводительствуемые Лафертом Су Жуаром, решили  нанести  визит  вежливости.
Здесь были крупнейшие ученые всех континентов, подробную  характеристику  на
каждого из которых я вышлю в ближайшее же время.
     Достаточно сказать, что биологию здесь  представлял  Артур  Монтегю,  а
тополопйо- Глен Смит... Меня представил Лаферт Су Жуар, он же взял  на  себя
сервировку стола, так как они захватили с собой различные яства.  Во  второй
половине дня море утихло, и мы все вышли на берег, где каждый расположился в
соответствии со своими вкусами. Я впервые получил возможность  познакомиться
поближе с товарищами по несчастью, или по счастью,  что  также  зависело  от
планов и вкусов.
     Огромный Артур Монтегю, на которого застолье не  оказало  ни  малейшего
действия, уселся на лежащий  ствол  огромной  пальмы  и,  рассматривая  море
сквозь рубиновое вино в стакане, размышлял вслух.
     - Сколько нас тут, спрашиваете вы? Могу сказать только  одно:  много...
Не  меньше  трехсот  человек,  а  может  быть,  и  побольше.  Но  мы  только
преподаватели, читаем лекции и отсчитываем дни, а я знаю  совершенно  точно,
что среди подписавших контракт немало профессиональных  ученых,  далеких  от
преподавательской деятельности. Атомщики и ракетчики,  химики,  кибернетики,
чистые математики и электронщики, да мало ли  еще  кого  собрали  здесь  эти
любознательные купальщики. Есть и военные... Да, да,  и  пусть  вас  это  не
удивляет! Им здесь читают  морскую  и  сухопутную  тактику,  курс  борьбы  с
подводными лодками, внутреннюю баллистику и еще пропасть всякой  всячины.  А
они слушают! Они только слушают, эти круглоголовые. Я здесь уже третий  год,
но так и не могу отнести их  к  какой-нибудь  определенной  категории.  Вы,-
обратился он ко мне,- вы здесь недавно?! Не так ли? И вы чувствуете себя  на
кафедре как  человек,  которому  набили  рот  ватой  -  не  прожевать  и  не
выплюнуть. Вам кажется, что ваша работа  идет  впустую  и  все,  что  вы  им
сообщаете, они тотчас же забывают, как только отплывают от берега и начинают
плескаться в море? Они не только запоминают, но сравнивают нас между собой и
при этом критикуют, да еще как критикуют!
     Артур Монтегю отхлебнул из стакана и поставил его на траву.
     - И невольно я хочу спросить себя,- продолжал он,- спросить вас, а  для
чего? Для чего все  это?  Этот  "морской  университет",  кому  служим  и  не
являемся ли мы всего лишь эгоистами, низкими жалкими эгоистами, несмотря  на
всю нашу ученость и былые заслуги. Имеем ли мы право быть здесь?  Каждый  из
вас готов подсказать мне, что если мы откажемся, то  на  наше  место  наймут
других, может быть, лучших, а может быть, и худших, и это  истинная  правда.
Но меня пока, я хочу обратить ваше внимание на это "пока", интересует вопрос
в его теоретической плоскости, вы меня поняли?
     - Дорогой Артур,- взял слово Лаферт Су Жуар,-  кто  из  нас  не  ставил
перед собой этот же вопрос? И что же? Приходит день, и мы торопимся на берег
к своим Гавелам, и хотя их головы похожи на кегельные  шары,  но  в  головах
кое-что есть! И почему, я вас спрашиваю, почему мы считаем, что они способны
понять свое и наше назначение? Почему  вы  задаете  вопрос,  в  котором  уже
содержится угроза для нас всех? Я подразумеваю все суше-земное  человечество
в целом. Может быть, они, став сильными, помогут слабым? Почему такая  мысль
не приходит нам в голову первой?
     В разговор вмешался Глен Смит.
     - То, что предлагает наш уважаемый старейшина, Лаферт  Су  Жуар,  носит
вполне установившееся название. Он  предлагает  нам  совершить  трансцензус,
некий прыжок из привычного мышления в иное. В данном случае это заманчиво  и
весьма успокоительно.  Но  заметьте,  господа,  если  мы  совершим  подобный
трансцензус,  если  мы  скажем,  что  они  воспитываются   нами   на   благо
суше-землян, то всякое раздумье сразу же прекращается. Пока в словах  Артура
Монтегю слышалась нам вполне ясная  угроза,  пока  вопрос  "для  чего  они?"
содержит в себе обращение к нашей совести,- ведь если они во вред, то кто же
мы? - мы были само внимание, наш ум работал с силой,  ясностью  и  энергией.
Но,  как  только  мы  совершаем  предлагаемый   нашим   уважаемым   Лафертом
трансцензус, все  утихает  тут  же.  Наши  удивительные  занятия  становятся
обычным преподавательским делом, к которому многие  из  нас  готовились  всю
жизнь, наши слушатели становятся обычными мирными студентами. А мы с вами  с
этого момента становимся интеллектуальными мертвецами.
     - В этом и есть  сила  зла,-  заявил  я,  воспользовавшись  наступившим
молчанием.- Добро, по самой своей природе - пассивно, а зло, угрожая нам или
нашим близким, нашему роду, племени, нации, делает  нас  альтруистами...  Мы
начинаем понимать существование ценностей  вне  нас.  Чужая  жизнь  и  чужое
счастье становятся нашими. И мы поднимаемся до чудесных вершин, для  которых
существуют такие сверкающие слова, как героизм, мученичество, святость...
     - Успокойтесь, синьор Кальери,- не дал мне договорить Глен Смит.-  Ради
бога успокойтесь, вы не на кафедре.  И  не  надо  забывать,  что  среди  нас
большинство - естествоиспытатели.
     - Вряд  ли  вы,  Глен,  сделали  правильно,  не  дав  продолжать  Джоке
Кальери,- сказал Лаферт Су Жуар.- Вас испугало, что  вы  услышите  еще  одну
проповедь, но ведь, в сущности, все  просто,  идеально  просто,  как  проста
жизнь, и море, и звезды. Группа людей, я имею в виду нас  всех,  попадает  в
иную среду, иное общество. Разделяй  суше-земное  человечество  и  имбиторов
расстояние в десяток световых лет, и  мы  были  бы  счастливы  встретить  на
какой-нибудь далекой планете столь внимательных к нашим  занятиям  учеников,
столь доброжелательных и услужливых. Однако мы  и  они  находимся  на  одной
планете, и наш труд помогает им подняться  вровень  с  остальным  населением
земного шара, и столкновения, разумеется, не избежать... И тогда  каждый  из
нас задаст себе тот же вопрос, что и Артур Монтегю: "А для  чего  все  это?"
Вопрос, в котором спрятан легион других: "Кем являемся мы  для  суше-земного
человечества? Предателями? Пособниками безжалостного врага в самом недалеком
будущем?"
     В этом месте Лаферт Су Жуара прервал негромкий голос:
     - Кто сказал это?
     Голос  был  совсем  незнакомым,  и  все  вскочили  на  ноги.  Рядом   с
продолжавшим сидеть на стволе пальмы Артуром Монтегю стоял человек.  На  нем
были флотские брюки и закатанная по локоть белая рубашка. На вид ему не было
еще и тридцати, но во всем облике угадывались властность и привычка отдавать
приказания.
     - С вашего позволения, сэр,- сказал по-английски Лаферт Су Жуар.-  А  с
кем мы имеем честь говорить?
     - Здесь, на островах меня называют Агуа,- ответил незнакомец, и в  этот
момент я почувствовал, что по крайней мере двое или трое  из  присутствующих
на берегу его все-таки знали. А среди них Лаферт и  Монтегю.  Тень-  отлично
скрываемого страха коснулась их лиц.
     - Вот что,- сказал я,- эти люди мои гости. Одних я знал,  труды  других
были столь большим украшением нашей науки, что познакомиться  с  ними  лично
было для меня большой честью. Не кажется  ли  вам,  сэр,  что  вам  надлежит
объясниться более подробно, прежде чем мы примем вас в  свое  общество.  Тем
более что мы здесь говорили о вещах, в общем, секретных...
     - Послушайте, Джока,- ответил человек, назвавший себя Агуа,-  не  нужно
булькать, как кипящий чайник. Я, конечно, человек простой, а  вы  здесь  все
ученейшие из ученых, ну и, конечно, я не могу представиться вам как положено
в высшем свете. Но так уж вышло, что судьбы наши скрестились; честное слово,
господа ученые, чтоб мне не сойти с этого места...
     Про себя я отметил, что человек этот говорил по-английски  с  некоторым
трудом и неправильно. Больше того, его язык и особенно  лексика  выдавали  в
нем человека действительно простого, может быть, даже матроса. Некоторые  из
слов, произнесенных им в этот день, я отыскал в словаре сленга,  на  котором
толкует о своих делах  портовый  сброд.  И-  всетаки  была  в  нем  какая-то
величавость и безмятежность.
     - Вот тут,-  продолжал  Агуа,-  кое-кто  из  вас,  кажется,  вы,  Джока
Кальери, упомянули про альтруизм. Это я понимаю.  Сам  погибай,  а  товарища
выручай - вот он, альтруизм ваш. Это ясно.  Да  только  объясните  мне,  как
альтруизм становится эгоизмом?  Джока  Кальери  говорит,  что  когда  что-то
угрожает роду-племени, то люди становятся альтруистами, так? Идут и жертвуют
собой за других. Но, господа ученые, если я жертвую собой за своих,  то  при
этом я наношу удары другим? Так получается, так?.. Если воин идет на  войну,
то он альтруист, он идет, чтобы у его  племени  было  больше  земли,  хлеба,
лошадей или ракушек - тут на островах и из-за ракушек могут передраться.  Но
умирать он вовсе не хочет, воин этот, не хочет умирать. Он отправляет на тот
свет одного, другого, третьего и действует, с одной стороны, как  альтруист,
а с другой, как кто?
     - Удивительно! - воскликнул  Глен  Смит.-  По-вашему  выходит,  что  не
существует  никаких  ценностей.  Таким  приемом  можно  все,   что   угодно,
превратить в свою противоположность!
     - А я? - развел мускулистыми руками Агуа.- Я разве возражаю? Да ни боже
мой! Только ведь одно - превратить в свою  противоположность  на  словах,  а
другое, когда жизнь тебя ставит в такое положение,  что  сердце  разрывается
надвое.  Этих  спасешь-  тех  погубишь...  Этим  ножку  подставить-   другие
выиграют... И что выиграют?! Жизнь выиграют.
     Теперь я уже не сомневался, что передо мной был  сам  Нептун,  человек,
которому приписывают полную и безраздельную власть над  имбиторами  во  всех
морях и океанах земного шара. Лаферт Су Жуар тут же подтвердил мою догадку.
     - Господа,- сказал он, обращаясь ко всем вместе,- господа, вы знаете от
ваших гавел, что они подчиняются  кому-то,  кого  называют  Агуа.  В  печати
многих стран его величают Нептуном, а кое-где даже Нептуном Великим.  Сейчас
вы  имеете  удовольствие  видеть  этого  Агуа,  этого  Нептуна   собственной
персоной.- И Лаферт Су Жуар театральным жестом указал на нашего неожиданного
гостя. На какое-то время атмосфера философского  спора  улетучилась.  Каждый
счел своим  долгом  представиться,  и  то  и  дело  слышалось:  -  ...  член
Берлинского общества испытателей...
     -. ... лауреат премии имени Свердрупа, почетный член  академии  морских
знаний...  -  ...профессор  по  кафедре  сравнительной  физиологии   морских
кишечнополостных...
     Я решил не подходить к Нептуну. Огромный замысел вдруг охватил меня,  и
я почувствовал дрожь во всем теле, дрожь нетерпения и готовности;  последний
раз я испытал нечто подобное, когда  защищал  с  одним  пулеметом  проход  в
Кордильерах,  чтобы  дать  возможность  бежать  из  одной   южноамериканской
республики важному  лицу,  оказавшему  ордену  значительную  услугу.  Братья
поймут меня. Итак, я решил пока остаться  в  стороне,  но  Лаферт  Су  Жуар,
который не спускал с меня глаз, взял меня под руку и подвел к Нептуну.
     - Я хочу представить вам одного  из  замечательнейших  полиглотов  всех
континентов. Человека, для которого практически  безразлично,  на  каком  из
земных языков или наречий ему приходится  говорить  или  думать.  Его  зовут
Джока Кальери.- А когда я пожимал руку Агуа-Нептуну, для чего-то добавил:  -
Кстати, он иезуит и, судя по всему, немалого калибра...
     - Иезуит! - воскликнул с какой-то неприличной  веселостью  Нептун.-  Вы
что, это правда? Иезуит! Ну и здорово! Вот потеха! Да поймут меня братья  по
ордену.
     Я ожидал всего,  чего  угодно:  ненависти,  презрения,  равнодушия,  но
безыскусная веселость Нептуна ударила меня  в  самое  сердце.  У  меня  было
ощущение экзотического зверя, которого рассматривают школьники,  в  восторге
дергая за хвост или дразня указкой.  Я  спокойно  осведомился  у  Нептуна  о
причине его веселости; спокойно и твердо.
     - Да, как же, как же! - воскликнул он.-  Я  всю  жизнь  мечтал  увидеть
вблизи двух типов: шпиона и иезуита. Так или не так,  а  интересно,  это  уж
точно. Но вы мне как-нибудь порасскажете про ваши делишки? Ладно?
     Нептун вдруг застыл на месте, вглядываясь в даль океана.
     - Это за мной,- сказал он и подошел к кромке берега. И  в  этот  момент
какая-то огромная светло-серая масса с шумом подняла фонтан брызг  у  самого
берега. Нептун сбежал прямо в воду, и вскоре его фигура поплыла  над  морем,
быстро удаляясь от нас.
     - Но на чем он держится, на чем?! - громко спросил Глен Смит.
     - На чем?! - ответил ему Артур Монтегю.- Он стоит  на  спине  кашалота.
Это самый крупный экземпляр, какого мне приходилось видеть...
     На этом мы должны прервать изложение докладной иезуита Джоки Кальери по
причинам, которые будут ясны позднее.


                           ДЕНЬ КАМЕННОГО АНЕМОНА

     Спустя месяц после неожиданного знакомства Джоки Кальери и его коллег с
Нептуном Великим произошла его первая встреча с  цивилизованным  миром.  Она
произвела совсем не простое впечатление,  вызвав  разнообразнейшие  отклики,
отразившие тот бесспорный факт, что сколько  людей,  столько  и  мнений.  Мы
приведем два репортажа об этой встрече,  написанных  с  несколько  различных
точек  зрения,  что  позволит  любому   непредвзятому   читателю   построить
оригинальную и объективную третью точку зрения. Итак,  перенесемся  в  Париж
конца семидесятых годов нашего столетия и предоставим  слово  корреспонденту
жунала "Утро Парижа" Пьеру Лувелю.
     "В то утро,- писал Пьер Лувель,- мне не спалось... Уже в 11 часов  утра
я был на ногах; легкий завтрак - чашечка кофе по-мавритански, и я уже  бреду
по  парижским  улицам,  мокну  под  мелким  дождем,  всматриваюсь  в   лица,
предчувствуя тот миг, когда передо мной  мелькнет  Его  Величество  Сюжет  и
придет пора действовать фотоаппаратом или пером.
     И неожиданно для себя самого я оказываюсь перед Лувром.
     Кто из французов не знает, что Лувр был возведен  на  месте  старинного
замка, что он был долгие  годы  королевской  резиденцией,  что  творение  де
Тампля было  разрушено  и  Леско  вновь  возвел  на  этом  месте  еще  более
прекрасный дворец, который украшали Гужон, а достраивали лучшие  архитекторы
Франции: Делом, Лемерсье, Перро... А потом настал Девяносто  третий  год,  и
восьмого ноября Конвент приказал открыть Лувр, и народ Парижа  вошел  в  его
бесчисленные залы восторженным победителем,  чтобы  быть,  в  свою  очередь,
побежденным  великим  искусством,  собранным  в  стенах   Лувра   поколением
французских королей.
     В тот день Лувр был почти пуст. Я уже собирался уходить, как  вдруг  ко
мне подошел Батист де Кувре, корреспондент "Монд" и, как всегда,  невероятно
картавя, сказал:
     - В поисках темы, догогой Лувель? Тогда бегом в античный  отдел...  Но,
услуга за услугу! Одна фотоггафия - моя! Не так ли?!
     Я бросился вниз по лестнице. Де Кувре следовал за мной по пятам.
     - Вот они! - шепотом предупредил меня де Кувре, и я тут  же  пожал  ему
руку, соглашаясь на все условия. Да, это был Сюжет...
     Расположившись  живописным  полумесяцем  перед   одной   из   скульптур
Микеланджело, неподвижно застыла большая группа туристов. Их было  не  менее
двадцати человек, а может быть, и все тридцать, и они - это я увидел фазу  -
делились на две  категории:  на  категорию  людей  и  имбиторов...  Да,  все
совпадало, все! Громадный рост, удлиненные  пальцы,  крупные  головы,  гордо
отброшенные назад, молочная  белизна  кожи,  невиданные  глаза,  с  каким-то
странным  разрезом,  быстрые   движения,   которые   не   сразу   схватывает

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг