облокотившись на локти. Свекровь радостно хлопотала у плиты. На столе уже
красовались бутылка "рояля", кувшин с водой и блюдце с парой соленых
огурцов.
- Явилась! - неприязненно сказал Костя вместо приветствия. - Где это ты
шляешься?
Маша, уже потянувшаяся было его поцеловать, отшатнулась.
- Ты же знаешь, я в библиотеке еще мою, после закрытия. Ты ведь был не
против, чтобы я подрабатывала?
- Это если подрабатывать, а не дурью маяться! Сколько платят в твоей
библиотеке, хоть так, хоть за мытье - так дешевле дома сидеть!
Маша почувствовала, что он уже приложился к "Ройялу": на столе между
его локтей стоял пустой стакан.
- И нечего коситься! - окрысился Костя, поймав ее взгляд. - Я тут один
вкалываю за всех, так имею право!
- Но ведь я же... - робко попыталась возразить Маша.
- Что ты же? Что? Да я на проезд больше трачу, чем ты там
"зарабатываешь"! - муж привычно повысил голос. - А сколько мы теряем на
перекупщиках? Говорили же не раз! У Гены вон жена сама на рынке стоит, так
они на каждой партии вдвое имеют! Что ты так цепляешься за свою библиотеку?
- А она интеллигентность бережет, - враждебно вставила свекровь,
подавая сыну дымящуюся тарелку макарон по-флотски, - боится ручки торговлей
запачкать.
Костя щедро залил макароны краснодарским соусом и принялся жадно есть.
Маша потихоньку глубоко вдохнула, стараясь успокоиться. У нее уже щипало в
глазах.
- Ты же знаешь, - сказала она в наступившей тишине предательски
дрожащим голосом, - если я возьмусь на рынке торговать, меня только ленивый
не обманет. Ты больше потеряешь, чем сэкономишь. А я стараюсь заработать
тем, что могу. Не только полы мыть - я переводы делаю, когда
подворачиваются. В прошлом месяце, помнишь, диссертацию Костылеву набирала.
Реферативные журналы...
Костя фыркнул.
- За тот диссер тебе, помнится, до сих пор не заплатили. А уж про
реферативные журналы я вообще молчу, - он плеснул себе еще спирта, разбавил
водой и залпом выпил полстакана. Захрустел огурцом. Маша потерянно молчала,
по-прежнему стоя в дверях кухни, как провинившаяся школьница. Анна Петровна
села за стол рядом с сыном, хмуро глядя на невестку.
- Я все понимаю, Маша, - уже спокойнее сказал Костя, - думаешь, мне
самому не хотелось бы, как раньше, в институте стоять за кульманом?
Чертежики рисовать куда приятнее, чем челночить. Но времена изменились, и
сейчас, если мы хотим выжить, надо делать то, что приносит деньги, а не то,
что приятнее.
Он отодвинул тарелку и удовлетворенно откинулся на спинку стула,
продолжая назидательно говорить:
- Не могу, не мое - это все просто отговорки, и те, кто за них
цепляется, в новом мире просто погибнут. Ты до сих пор интеллигентствуешь в
своей библиотеке только потому, что я за двоих ишачу, разве нет? Но мы
больше не можем себе этого позволить!
Маша опустила голову. Она не могла не признать, что муж прав - но и
согласиться с ним не могла, поэтому просто молчала.
- В конце концов, - смягчился Костя, - если уж тебе так в лом на рынке
стоять, могла бы, по крайней мере, со мной ездить. Вместе мы бы больше
привезли, и вообще вдвоем безопаснее... - он выжидательно смотрел на нее.
- Но... как же я оставлю дедушку? Он нуждается в помощи, - Маша
посмотрела на свекровь, надеясь на поддержку. Та поджала губы.
- По-моему, твой дед далеко не так дряхл, как хочет казаться. Кстати,
он ведь до сих пор не согласился тебя в своей квартире прописать, не так ли?
Старик просто водит тебя за нос!
- Я... - растерялась от внезапной смены темы Маша, - мне неудобно
настаивать. Он так это болезненно воспринимает...
- И хрена ты тогда на него время тратишь? - поддержал мать Костя.
- Ты с ума сошел? - возмутилась Маша. Она все-таки не сдержалась, и из
глаз брызнули слезы. - Ты что же думаешь, я ради квартиры к нему хожу? Он
одинокий старик, у него никого больше нет! Как ты можешь!
- Ладно, ладно, - смутился муж, - не шуми. Я, конечно, понимаю твои
благородные чувства, но и дед твой мог бы о нас подумать. Так что ты ему
аккуратно намекни... - он неловко встал и с болезненной гримасой выпрямился.
Машу, уже открывшую было рот для возражений, снова захлестнули угрызения
совести. Эти тяжеленные сумки не доведут до добра. Она сглотнула и
промолчала.
- Я там в ванной бросил грязное. Мне послезавтра снова уезжать, надо
бы...
- Конечно, я сейчас постираю.
Она была искренне рада убраться из клубящейся неприязнью кухни и
заняться простой и нужной работой, гарантированно приносящей всем очевидный
материальный результат. И только запершись в ванной и склонившись над
тазиком с бельем, сообразила, что так и осталась без ужина. Свекровь забыла
ей предложить, отвлекшись разговором - или это был сознательный демарш? Кто
не зарабатывает, тот не ест? Предполагается теперь, что она должна просить?
А раз ушла, не попросив, значит согласна, что не заслужила?
Маша еще и не обедала, но не чувствовала голода. Ее, наоборот, слегка
подташнивало, как всегда, когда она сталкивалась с болезненно неразрешимыми
вопросами. Ей было хорошо и спокойно только на работе: длинные стеллажи,
заполненные концентрированной мудростью веков, давали иллюзию опоры,
надежной системы координат, в которой она всегда знала, что нужно и что
правильно. Но стоило выйти из-под защиты древних стен, покрытых лишайными
пятнами осыпавшейся штукатурки, как словно земля начинала расползаться под
ногами, а незыблемые, казалось, вечные ценности текли, как кисель,
расплываясь бледным туманом.
Костя, наверное, прав, она зарабатывает слишком мало и живет за его
счет. Она бесполезная и бестолковая, и проваливает все, за что берется. Вот
и с идолом этим дедушкиным, с тайной мечтой его жизни, тоже ничего не вышло.
Нечего и думать, что камень удастся выцарапать из музея - по крайней мере,
не ей. И как ему это сказать? Заранее тошно. Да еще и снова просить о
прописке, чтобы заполучить квартиру, как стервятнице, после его смерти. Еще
тошнее. А ведь Костя недвусмысленно намекнул, что или-или.
Нет, шантажировать деда своей помощью немыслимо. Уж лучше пожертвовать
библиотекой. Может, у нее все-таки получится торговать, чтобы не уезжать?
Люди же как-то справляются. Надо, наверное, взять себя в руки и решиться
попробовать.
И все-таки что-то во всем этом не так.
Слезы бесшумно капали в пену.
***
- Здрасте, дядь Миша. Что это вы так по-зимнему? - Сергей аккуратно
водрузил пухлую спортивную сумку на край письменного стола. Сидящий за
столом пожилой лысый мужчина в потертой овчинной душегрейке поднял голову от
какой-то миски в круге света настольной лампы и близоруко сощурился.
- Сереженька, ты? Добрый день. Холодно у нас, стены толстые. Сейчас еще
что, вот прошлой зимой в шубах сидели, когда отопление отключили. Что это ты
принес?
- Дед экспертным заключением разразился и ваши черепки назад прислал, -
Сергей расстегнул молнию сумки, вынул сначала тонкую папку с бумагами, потом
принялся доставать бесформенные шерстяные свертки. - Он полшкафа опустошил,
заворачивал, так что, надеюсь, все цело. Если, конечно, ваш сержант на входе
не побил, пока рылся.
- Рылся? - недоуменно переспросил дядя Миша, уже уткнувшись в папку.
- Должно быть, бомбу искал, - Сергей сверкнул веселой улыбкой. - Он тут
у вас новенький, что ли? Я ему говорю, ты бы, мол, то, что выносят,
обыскивал, кому надо ваш занюханный музей взрывать.
- Чего это занюханный! - обиделся дядя Миша. - Наш музей, между прочим,
в позапрошлом году...
- Знаю, знаю, слыхал неоднократно, - добродушно махнул рукой Сергей,
извлекая из первого объемистого свертка маленький черепок.
- Э-э... Это бы надо сразу на полку, - неуверенно промычал дядя Миша, с
ужасом оглядывая заваленный тряпками стол, и закряхтел, пытаясь подняться.
- На полку? Что же вы сразу не сказали? - удивился Сергей. - Да сидите,
я помню, где это было, сам поставлю.
Он споро загрузил свертки с черепками обратно в сумку и, насвистывая,
углубился в лабиринт стеллажей. Дядя Миша с облегченным вздохом вернулся к
чтению, приглушенно бормоча:
- О, вот это отлично!.. Мне тоже так показалось... Нет, это, я бы
сказал, спорно, хотя...
- Ну, я пошел, - опять нарисовался у стола Сергей, - я там все назад
поставил.
- Погоди-погоди, - всполошился дядя Миша, - ты же не рассказал ничего!
Как Андрей Николаевич себя чувствует? Торопишься, что ли?
- Да нормально, спасибо. Вы бы лучше заходили к нам, дядя Миша, он
будет рад. А я сейчас, действительно...
- Ну беги, беги, все нынче торопятся...
На выходе Сергея никто не пытался обыскивать. Он дружелюбно помахал
охраннику, пообещал билетерше передать деду привет и благополучно покинул
музей.
Через два квартала Сергей остановил джип в тени уже розовеющих кленов и
вытащил из сумки закопанный в куче старых одежек продолговатый камень,
объект хранения номер 813. Повертел в руках. Действительно, забавная
каменюка, чем-то напоминает пресловутых идолов острова Пасхи. Он уронил
камень на колени и задумчиво уставился вдаль.
Ну что ж, дружок, вот ты и перешел Рубикон, переступил тонкую грань,
отделяющую обычного российского коммерсанта от банального вора. И совсем не
больно. И соображение, что объект для музея большой ценности не имеет, уже
не утешает. Скорее, наоборот. Как-то даже глупо губить, так сказать, свою
бессмертную душу, воруя что-то никому не нужное. В хранилище наверняка есть
множество куда более ценных вещей. И вынести легко. Лиха беда начало.
На душе было погано. Сергей заставил себя встряхнуться и решительно
засунул камень обратно в сумку. Хватит рефлексии! Чтобы успешные ребята
принимали тебя за своего, мало выглядеть и вести себя, как они - надо
научиться думать, как они. Без этого настоящих больших денег не сделать.
Какая там нафиг этика? Этика - совершенно лишний камень в шестеренках
экономики, и чем скорее это печенкой усвоить, тем будет лучше.
Кстати, о камнях. У меня пока только половинка товара, и если не добыть
вторую, все эти танцы вообще будут зря. Сказав "А", уже теперь поздно
хлюпать. Пора говорить "Б".
***
Осень, почти весь сентябрь лишь кокетливо дразнившая горожан, чуть
трогая то тут, то там зелень яркими красками, вдруг будто спохватилась.
Невесть откуда взявшийся холодный ветер в несколько часов затянул небо
сплошной серой пеленой, и с обеда зарядил унылый мелкий дождик. Пассажиры
автобуса безуспешно пытались подбодрить себя и друг друга, обсуждая, что вот
теперь-то, наконец, грибы пойдут.
Маша, глядя в непроглядное от дождя автобусное стекло, по которому
догоняли друг друга серые капли, с тоской вспоминала счастливые прежние
времена, когда они с дедушкой ездили по осени в Застуденье. Тогда в деревне
еще оставалось целых три жилых дома, и три чахлые старушки встречали их, как
манну небесную. Первые два-три дня они с дедушкой только что-то пилили,
строгали и поправляли, и только потом уходили в лес.
Грибы у Ключ-горки не ждали унылых серых дождей, задорно выглядывали из
травы веселыми крепенькими семейками. В буйных зарослях у развалин лесной
избушки еще осыпалась перезревшая малина, а на склонах горки между камней
было красно от брусники. Среди зелени блестели теплой медью стволы сосен,
под ногами мягко пружинила хвоя, и все это, даже в ненастье, было словно
подернуто дрожащим золотым флером, сбрызнуто кружевным светом, будто солнцем
сквозь листву. Светлое место, светлое. Там это не нуждалось в
доказательствах. И лишь тягостное чувство упадка и безвозвратного
разрушения, стылой водой заполнившее вымирающую деревню, словно бросало тень
на сияющее ликование древнего леса. Светлое место, утратившее хранителя...
Маша протерла рукой запотевшее стекло и попыталась что-то разглядеть.
Автобус уже ехал по убогим новостроечным кварталам, беспорядочно
заставленным одинаковыми панельными девятиэтажками. Она вздохнула и
принялась протискиваться к выходу.
Автобус выдавил на остановку порцию сплющенной человеческой массы,
брезгливо фыркнул выхлопом и уехал. Маша, конечно, не догадалась взять утром
зонтик и вообще оделась не по погоде. Съежившись, прикрыв голову пестрым
пакетом, она вприпрыжку помчалась к дедушкиному дому, безуспешно пытаясь
перескакивать через лужи.
Принятые меры не очень помогли, Маша добралась до нужной двери насквозь
промокшей, дрожа и стуча зубами. И все равно ей пришлось сделать над собой
привычное усилие, чтобы позвонить. По правде говоря, в последние годы
дедушка стал совершенно несносен - капризен, груб и нетерпим. И кто бы этому
удивлялся, когда свежий ветер перемен и собственные больные ноги навсегда,
до конца жизни, заперли его, дитя светлого леса, в этом унылом доме, в этом
грязном вонючем подъезде? Можно понять. Нужно простить.
Но трудно смириться.
Маша глубоко вздохнула и нажала кнопку звонка. Дверь непривычно быстро
рывком распахнулась, и она испытала пугающее чувство дежа-вю. На пороге
стоял Сергей, квадратный внучек профессора Липатьева. В полном ошеломлении
Маша застыла, не понимая, что происходит. Парень, похоже, тоже был несколько
не в себе. Он растерянно сказал:
- Извините, я думал, это скорая...
- Скорая? - Маша очнулась. - Что с дедушкой? Что вы с ним... - не
договорив, она ринулась в квартиру. Сергей шарахнулся в сторону, влипнув в
стенку.
- Я ничего с ним не делал, - жалобно сказал он ей вслед, - я только
пришел поговорить!
Влетев в комнату, Маша с первого взгляда поняла, что скорая уже не
поможет. Обвал противоречивых чувств и мыслей в первый момент заставил ее
попросту окаменеть. Тупо глядя на обмякшее в кресле тело, она бессильно
опустилась на стул у двери.
Дедушка умер, и окончательно кануло в прошлое детство. И не осталось
родных, кроме мужа и его матери. И уже не надо будет сюда ходить, заставляя
себя выдерживать дедушкино вечно дурное настроение. И нечем больше
оправдываться перед мужем. И теперь не светит дедушкина квартира. И можно
забыть о чертовом идоле...
Осторожное движение сбоку заставило ее повернуть голову. Потерянно
разбредшиеся мысли и взгляд, наконец-то, сфокусировались на одной цели.
- Бандит, - ровным голосом сказала Маша. - Вы его убили.
Накачанный, с характерной короткой стрижкой, детина, стараясь двигаться
аккуратно, как слон в посудной лавке, присел перед ней на корточки и на
удивление осмысленно взглянул снизу вверх.
- Послушайте, это не так. Клянусь, я ничего плохого ему не делал,
просто хотел поговорить. Возможно, он расстроился... Ему стало плохо, и я
сразу вызвал скорую. Пытался сам найти тут что-нибудь, но... В общем, когда
я отыскал нитроглицерин, было уже поздно. Но я ни в чем не виноват, честно!
- А что вам от него было нужно? - тем же отстраненным тоном спросила
Маша, глядя поверх его головы.
Сергей опустил глаза.
- То же, что и вам от моего. Я всего лишь хотел узнать, где остальная
часть того идола.
- "Я только поднял пистолет", - прошептала Маша.
- Да нет, - досадливо поморщился он и вновь взглянул на нее
исподлобья, - я ему вообще никак не угрожал. Честно хотел купить каменюку,
предлагал хорошие бабки...
Удивление заставило Машу немного прийти в себя и снова взглянуть на
него.
- Вы готовы платить деньги, чтобы профессор Липатьев смог написать еще
одну статью? - недоверчиво спросила она.
- Дед? - еще больше изумился он. - Да бог с вами. Дед ничего об этом не
знает. Я хотел сделать бизнес, загнать вашего идола. Знаете, какие бабки
зашибают черные археологи? По отдельности две половины идола ценности не
имеют, но вместе могут очень неплохо потянуть. Я навел справки... Между
прочим, ни вы, ни ваш дед никогда бы не смогли его продать, а у меня есть
связи, я знаю, как это сделать. Чего было так орать? Ни себе, ни людям! -
Сергей встал и сразу, казалось, занял полкомнаты, но по-прежнему смотрел на
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг