же знаешь мой лозунг. И ведь я уже почти все сделал, но закончить без тебя
не могу. Ты сам виноват, ты отравил меня, ты приучил меня, а теперь меня
бросаешь. Как ты только можешь! Я вложил сюда кровь сердца, страсть души, а
тебе только подсчитать, только логарифмической линейкой поработать.
Чуть-чуть, совсем мало, уверяю тебя, здесь совсем немногого не хватает, это
за многие годы моя лучшая работа. Недаром я хотел было обойтись без тебя, да
и обошелся бы, члены комиссии почти все были "за", только председатель
что-то стал говорить, дескать, я уклонился от своего обычного стиля,
дескать, предыдущая моя работа - помнишь старика с воробьями? - признана
критиками одной из лучших картин года, а вот с этой такого не случится, и
жаль... Я сам забрал картину! Я не могу оказаться ниже того, чего уже
достиг. Ну, заставь внучку тебе помочь, раз болен. Я же, ты в курсе, не
силен в математике. Кстати, Таня ведь, конечно, не знает?
- Боюсь, догадывается, Тима. Боюсь...
- Да... Тогда лучше уж сам это сделай. Нечего ей догадываться. Плохо
сделал, Филя, что дал догадаться. Конечно, квартира маленькая, одному
остаться негде... Вот обещаю тебе, сдам эту картину - всерьез возьмусь за
твои жилищные дела. Может быть, удастся как-нибудь протолкнуть через Союз
художников. Ты, правда, не член Союза и не примут тебя, наверное, но
все-таки наш же человек, правда? Это, конечно, не имеет отношения к моей
сегодняшней просьбе. Квартирой я тебя только по дружбе обеспечу, но, умоляю,
сделай и ты, выручи, ты обязан, в конце концов, я вошел в твой эксперимент,
я отдал тебе частицу моего таланта, а теперь ты меня бросаешь... Нет,
Танюшу привлекать не надо, она поймет... И неправильно поймет, но это ведь
твой долг, мое право, наше общее дело ведь...
Таня схватила меня за руку и вместе со мной рванулась в комнату.
- Оставьте его в покое. Как вам не стыдно, пришли к старому больному
человеку и кричите на него, требуете!
- Я же старше его, Таня, мы вместе с ним учились, ты знаешь, и я,
наверное, больнее, ну, не здоровее его. И вообще, ты еще маленькая, Танюша,
выйди (меня он словно не замечал), у нас взрослый разговор, ты не знаешь
наших дел.
- Выйди, Танюша, - жалобно попросил дед.
- Нет! Вы придете завтра, после двух. До этого у нас побывает врач. Если
дедушке нужен всего час, чтобы что-то там для вас сделать - я слышала краем
уха - и врач разрешит ему отдать на это час - прекрасно. А нет - так нет. До
свидания, Тимофей Ильич, - Таня мягко взяла Петрухина за рукав (куда мягче,
чем меня минуту назад) и повела за собой через кухню и прихожую. Щелкнул
замок.
Она вернулась, быстро и умело накормила деда - сначала лекарствами, потом
обедом, уложила спать, вывела меня на кухню, разлила по тарелкам суп.
12
- Танюша, - мне самому был противен собственный заискивающий голос, - я
что-то ничего не понимаю. Совсем ничего. Чего хочет Петрухин - великий
Петрухин, он живой классик все-таки, - от твоего деда? Что тот должен для
него сделать? Что можно подсчитывать в картине?
Таня продолжала есть, как будто не обращая внимания на мои вопросы. Лишь
через минуту она заговорила. И сказала вот что. - Слушай-ка, Илья. Хочешь
глянуть на себя? Дед позавчера, когда ему было неплохо, проявил твои
фотографии. А тот разговор пока отложим.
- А, фото! - я (довольно неестественно, кажется) оживился. - Те снимки из
будущего, да?
- Смеешься? Прекрасно!
Таня порывисто встала, взяла с тумбочки конверт, вынула оттуда пачку
фотографий, отвернувшись от меня, стала их разглядывать. Я ждал.
- Вот первая.
Клянусь аллахом! Это был не я. Вместо привычной по другим фото губастой,
глазастой и, боюсь, немного нагловатой физиономии на меня смотрело твердое,
даже властное, пожалуй, лицо. Лицо уверенного в себе и привыкшего к этой
уверенности сорокалетнего, по меньшей мере, мужчины. Он был и красивее меня,
хоть старше, и характер у него был совсем другой. Нет, таким мне не стать.
Ничего у нас общего... А брови? А складка между ними? А необычно глубокая,
только моя, я мочка на подбородке? И вот этот, еле видный в полутени шрам
почти у уха - я получил его в пятнадцать лет (колол дрова, отлетела щепка).
Значит, дед Филипп все-таки действительно имел в виду меня. Но куда делись
мои почти негритянские губы? Здесь они полные, но ничего выдающегося. Глаза
ушли глубоко под брови, кажутся меньше - или действительно стали меньше? Да
нет же! Дед Филипп сделал их меньше. Сделал! Тут важен термин, а то я стал
думать о фотографии в таких выражениях, будто ее и вправду доставили из
будущего.
- Налюбовался? А теперь посмотри другой вариант, похуже.
Тут меня было гораздо больше. И губы наличествовали в полной мере, и
глаза были чуть ли не на выкате. Но губы эти были неприятно расслаблены,
глаза - напуганные, лицо расплылось, обрюзгло, лоб, на первой фотографии уже
заставивший волосы сильно отступить назад, здесь продвинулся много выше. Нос
показался мне слегка набухшим. Уж не увидели ли во мне будущего алкоголика?
- Ну, знаешь, эти шуточки меня не трогают. Тут только техника дела
интересна... Хотя он же положил ретушь тут и тут, и еще, а есть, наверное,
места, где ретушь совсем незаметна.
- Да, он кладет ретушь, но уж это, поверь, именно техника. Главное в
другом. Вот, сам посмотри, дорожки к этим снимкам.
Две серии по шесть фотографий в каждой демонстрировали мой жизненный путь
в ближайшие два десятка лет. Одна серия вела почти к безгубому Илье
Беленькому, другая - к еще более губастому, чем сейчас.
- Твой дед что, изобрел машину времени? - спросил я. И честное слово,
спросить-то я хотел иронически, но ирония куда-то испарилась сама собой.
- Можно сказать и так. Только машина здесь не при чем. Деду дано...
Понимаешь, он видит, чего человеку не хватает. Знаешь, где он когда-то в
молодости работал? В доме моделей. К нему приводили женщин в новых платьях,
пальто, он смотрел и говорил, что надо убрать или прибавить, чтоб лучше
смотрелось. Он делает чудеса, ты не поверишь. Неделю назад, когда я захотела
быть красивой... Ты меня уже любил тогда, и то был потрясен. Ты должен
помнить. И не надо комплиментов. У деда чутье на незавершенность. Только вот
себя он не смог завершить. Бедный дед, - губы Тани шевелились у самого моего
уха, - он столько мог бы, а вот неудачник... Ты, наверное, пытаешься гадать,
чего хотел и чего хочет от этого неудачника великий Петрухин? Я и сама не
понимаю, во всяком случае до конца... Ты наелся?
- Да.
- Приходи послезавтра. Я очень хочу, чтоб ты пришел. Часов в шесть
вечера.
Очень хотелось спросить, застану ли я ее послезавтра дома, но в конце
концов решил, что лучше расстроиться послезавтра, чем сейчас.
13
На этот раз Ланитов ждал меня дома. Сидели они с моей мамой друг против
друга и чинно разговаривали над стынувшим кофе.
- Простите за неожиданный визит, - сказал Кирилл Евстафьевич, пряча мою
руку в свою огромную мягкую ладонь, - но я получил сегодня письма, которые
должны пригодиться вам в работе. Вот они. - Он положил на стол два конверта.
Я взял один из них. Тонкий с изящным рисунком водяных знаков, с обратным
адресом на английском языке, из которого следовало, что пришло письмо из-за
границы - из Института неофициальной науки.
- Вот перевод, если вы несколько... слабы в языке.
Ланитов извлек из кармана пиджака вчетверо сложенный лист бумаги.
Институт неофициальной науки в восторженных выражениях приветствовал
мистера Ланитова, об открытии которого узнал из статьи в советском
молодежном журнале, и сообщал о перепечатке этой статьи двумя шведскими
ежемесячниками.
Содержимое второго конверта оказалось гораздо интереснее. Оно включало в
себя протокол, подписанный четырнадцатью жителями небольшого города в
Западной Сибири. В предисловии к протоколу сообщалось, что неподалеку от
города под землей горит бурый уголь. По мнению геологов (трое из
четырнадцати были как раз геологами), пожар продолжается уже несколько сотен
лет. Краеведы (двое из четырнадцати) отмечали, что в их местах ходит много
сказок и легенд о зверьках из огня, которых здесь зовут не саламандрами, а
просто ящерками... И все четырнадцать вместе, уже в протоколе, конста-
тировали, что пятнадцатого мая этого года они видели в огне костра двух
саламандр. Преподаватель биологии (один из четырнадцати) присовокупил к
протоколу лист со своими размышлениями о продолжительности жизни саламандр и
механизме продолжения рода у них. А преподаватель истории (один из
четырнадцати) делился сведениями о саламандрах, почерпнутыми из древних
восточных книг, а также - на всякий случай - сообщал, что явление саламандр
состоялось прежде, чем пикник как следует развернулся, и можно ручаться за
ясность голов наблюдателей.
Я читал письмо, пытаясь разобраться, что это - мистификация или результат
галлюцинации. Еще мгновение - и я задал бы этот вопрос самому Ланитову,
щадить его я не собирался, что бы ни говорил о его идее шеф. Но тут я
вспомнил о другом протоколе. Лет двести назад его составили и подписали
члены муниципалитета одного французского города, наблюдавшие падение
метеорита. Точно зная, что небесной тверди нет и камни поэтому падать с неба
не могут, великий Лавуазье горько сожалел по поводу этого протокола о
невежестве французов. А что, если?..
- Спасибо, - сказал я, - пригодится.
Кирилл Евстрафьевич улыбнулся так широко, как только мог, попрощался и
ушел.
- Какой умный человек! - восхищенно сказала мама, - я, конечно, ничего не
понимаю в биологии, но в его саламандру хочется верить. Неужели такой
даровитый мужчина старается зря? Вот жалко было бы. А ученым, по-моему,
только полезно, если с ними кто-то не соглашается. Пусть знают, что можно
думать и иначе, чем они.
- Ладно. Постараюсь довести это до сведения ученых.
14
Таня была дома! И ждала меня. Но не было дома нашего больного. Таня зло
сунула мне записку, оставленную им на столе.
"Танюха, мне стало много лучше. И я понял, что жизнь-то кончается. А так
и не проверено главное дело моей жизни. Ты должна догадываться, какое.
Петрухину передай листок с цифрами - авось он в нем как-нибудь и без меня
разберется. А я двинулся в путь. В предпоследний путь. Хочу знать, прав ли
я. Вернусь недели через две. Оставляю для института заявление об отпуске. А
надо бы, верно, о пенсии - все равно уже скоро конец. Не разыскивай меня,
пожалуйста, не то выгонят тебя из твоего института. А из вуза, все-таки,
красивее уходить самому (как я когда-то). Из дома и жизни - тоже. Но тут уж
я шучу. Пока".
- Вокзалы или аэропорты? - спросил я.
- Один вокзал. Тетя Тося из соседней квартиры видела его на Павелецком.
Я догадываюсь, куда он поехал. Он ведь родился в Баташове, на Волге. Знаешь?
- Знаю. Один большой завод, несколько средних, много мелких фабрик.
Хороший театр, неплохой музей. Я был там в прошлом году - ездили экскурсией
на теплоходе по Волге.
- Отлично. Мы туда едем.
- Я сам хотел тебе это предложить. Только надо мне забежать к Василию
Васильевичу - за деньгами.
- Не надо. Я уже заняла у соседей. И вообще... вряд ли бы деду
понравилось, что его ищут на деньги твоего шефа.
- Но как же... у меня нет своих денег.
- Не волнуйся. У мужа и жены по советским законам все общее. Поехали.
Сказала - и отвернулась.
Я только рот разинул. Потом повернул ее к себе.
- Не надо делать слишком далеко идущих выводов. Я - как дед - предложила
тебе один из возможных вариантов будущего.
...Я снова шел по потрескавшемуся асфальту центральных улиц города и куда
более красивому песочку остальных. Как и в тот раз, на остановках автобусов
выстраивались длинные очереди ожидающих. Большинство тратило - я это выяснил
точно - двадцать - тридцать минут на ожидание, чтобы потом проехать километр
- полтора. В Москве такие расстояния проходят пешком. Наверное, в Баташове
автобусы все еще были для многих не столько средством передвижения, сколько
аттракционом.
- Куда идти? - спросил я Таню.
- Зачем спрашивать? Веду же я тебя.
Мы подошли к большому забору, за которым открывался маленький домик и
средних размеров сад. Таня нажала на кнопку укрепленного у калитки звонка.
Полная пожилая женщина открыла нам, расплываясь довольной улыбкой. Таня
быстро расцеловала ее, сказала: - Знакомьтесь, мой жених, - спросила: - Где
дед?
- Здесь, здесь, где же еще, где ему в Баташове быть, как не у родной
сестры.
- Ну вот и отлично. Где он сейчас?
- Да прогуляться пошел, обещал к четырем часам быть.
- Чувствует себя как?
- Говорит, прекрасно. Радовался, что ничего на нашей улице не изменилось.
Фотографы, шутил, приходят и уходят, а фотографии остаются. Да вы садитесь
пока здесь, молодые люди. Октябрь уже, а погода у нас - как в августе.
Сейчас молочка вынесу, не от своей коровы, от соседской, а все не чета
магазинному.
Она хлопотала вокруг нас, угощала, осторожно расспрашивала. Но теперь,
когда можно было не беспокоиться о деде Филиппе, меня тревожил Василий
Васильевич. Надо все-таки ему сообщить, в чем дело, чтобы зря не
расстраивался из-за моего исчезновения.
- Пожалуй, схожу на почту, - нерешительно поднялся я - Таня, проводишь?
- Да, а что тебе нужно на почте?
- Дам телеграмму Василь Васильевичу.
- Аннушкину? - радостно удивилась Танина тетя.
- Вы его знаете? - в свою очередь удивился я.
- Кто же его в городе не знает! У нас из города один маршал вышел, один
физик-академик, два писателя да Василий Васильевич. Ну, из подгородных еще
Петрухин Тимофей Ильич. Только тот пожиже будет, верно ведь? Ну идите,
идите, тут недалеко.
- А ты знала, что твой дед и мой шеф земляки? - спросил я по дороге.
- Слышала, - как-то неохотно ответила Таня.
- А я - нет. И Петрухин, хоть бывал у Василь Васильевича, никогда Баташов
не поминал.
- Может, ему неприятно.
- Да, может быть, детство было трудное. Ага, вот и почта. Я взял бланк и,
не задумываясь особенно, заполнил его.
"Выехал Баташов просьбе жены связи неожиданным отъездом туда ее деда
Филиппа Прокофьева. Вторнику вернусь. Илья." Мы вышли с почты.
- Показать тебе мой городок? - спросила Таня. - До четырех мы многое
успеем посмотреть...
К тетушке мы вернулись только около половины пятого. Деда не было. Не
было его и в семь, и в десять.
- К знакомому зашел какому-нибудь, выпили с приездом, вот и вся оказия, -
успокаивала Таню тетя. - Воскресенье же.
Но когда дед не появился и к одиннадцати, она сдалась, повязала платочек
и вместе с нами двинулась в обход ближней и дальней родни, включая сватьев и
кумовьев.
В два часа ночи мы вернулись. Филиппа Алексеевича не оказалось ни в одном
из сколько-нибудь "подозрительных" мест. Не пришел он и утром.
В понедельник была поднята на ноги милиция.
Вторник не принес ничего нового.
Кроме телеграммы от Василия Васильевича, которая предлагала мне встречать
назавтра утренний московский поезд.
15
- Ну ладно, - брюзгливо сказал мой шеф, выходя из дома Таниной двоюродной
бабки, - здесь он был два дня назад. Но где он сейчас? Придется идти в
угрозыск. Я бы предложил тебе, Илюша, взять это на себя, но ты скажешь, что
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг