прилетом Хука Образины они первым делом вывели с базы на орбиту сто
восемьдесят шесть летающих батарей круглосуточного боя - и дело сразу пошло
веселей, поверхностные слои пропахивали почти безостановочно, никакая
нечисть, ничто живое не смогло бы выдержать такой обработки. В черном небе
стало меньше крылатых гадин, зато черная земля кипела, бурлила, клубилась,
пылала и клокотала.
- Наша берет! - скалил осколки зубов Дил Бронкс. Улыбка у него
выходила вымученная, жалкая. Но он снова начинал улыбаться.
- Еще чуток нажать на гадов, - твердил Кеша, стуча черным кулаком по
колену, - и от них одно мокрое место останется. Всей силой надо!
И они били, давили, жгли всей силой, будто вознамери--лись прожечь
насквозь этот гигантский червивый плод, называвшийся прежде Землей. Никто
не вспоминал уже и не думал о растерзанных телах и загубленных душах...
надо было просто изничтожить нечисть! надо было победить!
Глеб с Аленой ввязались в драку с ходу, с налета. Они еще мало чего
понимали, но черная Земля ужасала их, а шар был послушен, могуч, негоже при
таком раскладе сидеть без дела.
- Все вытравим! Под корень! - радовался Хук. Свежа еще в памяти его
была непокоренная, дерзкая Гиргея.
Ну, а когда "поле было вспахано". Гут Хлодрик дал добро - и на
"посевную" пошли Иннокентий Булыгин с Харом и, разумеется, сам главный
сеятель Хук Образина. Двенадцать суток они с шестиногими "муравьями" на
семи шарах сновали с Варравы на Землю и обратно, вбивали контейнеры во все
норы и дыры, во все входы и выходы, врубали их на разморозку, и снова гнали
на космобазу за новыми емкостями с троггами-убийцами. Два шара-корабля
нечисти удалось слиз-
352
нуть направленными фонтанами лавы. Остальные светились от перегрева,
работали круглосуточно.
Дил Бронкс с Гугом, потягивающим ром из пыльных бутылок и мрачно
кривящим губы, прикрывали сеятелей с одной стороны, Алена с Олегом с
другой.
А в черном небе гадины начинали убивать друг друга - люто, злобно,
беспощадно, с истерическим зудом и визжанием. За считанные дни-ночи
зародыши, принявшие облик крылатых тварей, расправились с тварями
настоящими, а потом канули в лабиринты - продолжать свой кровавый труд.
- Все! Крышка им! - потирал руки Хук Образина. - Через недельку
прокалим огоньком все внутренности, чтоб и духу гадского не осталось. Да
пошлем вызов по закоулкам, будем людишек уцелевших собирать да заново
заселять Землю-матушку. Наша взяла!!!
Хук вел себя как сумасброд, он хохотал, прыгал, махал руками. За
последний год в кошмарных войнах, в кровище и рукопашных, в дыме, газе, под
броней и на броне он натерпелся такого, вобрал в себя столько дикого,
страшного, невместимого в одного человека, что теперь, когда победа была
близка, его распирало, разрывало... Кеша был сдержанней. Но и он повеселел
- поскорей бы завязать с бойней, передохнуть, сколько ж воевать-то можно,
сызмальства, почти без перерывов, тяжко, но забрезжило вдалеке-то,
забрезжило.
В последний рейд они ушли вдвоем, ежели не считать посмурневшего
оборотня Хара. Тот ходил за Кешей как приклеенный, но в дела не встревал,
похоже, и "посылочки" с родной Гиргеи его не радовали. А может, и что
другое было, Хар ведь всегда чуял заранее. Чего он там чуял?!
Последнюю дюжину контейнеров с троггами решили "а-бить поглубже, в
бывшую тихоокеанскую впадину, зиявшую черным бездонным зевом посреди пустой
и жуткой котловины выжженного, испарившегося океана.
- Засадим им кол осиновый в задницу! - радовался Хук Образина.
Хар тихо выл. А Кеша нацеливался - пробойный залп должен был
обрушиться в самое тонкое место, которое, как известно, рвется. Кеша был
старым воякой, опытным, уж он-то не промахнется.
- Ну, давай! - поторопил Хук.
- Обожди, еще малость!
Кеша выверил точку. Да и шарахнул со всей силы, аж Хар передернулся
по-собачьи, будто из воды вылез.
- Пошли, родимые!
Хук, не раздумывая, выпустил контейнеры в черных бутонах - и они
канули в дыру вместе со всей следящей и передающей аппаратурой. Из почти не
приметного жерла ударило вверх пылающей магмой, да мимо, нечисть была
слепой и бестолковой.
- Давай, на снижение! - приказал Хук. Он здесь был за старшего.
Кеша покачал головой. Но выполнил приказ. Они сели в котловину,
наблюдая, как лезет изо всех дыр и щелей рогатая, перепончатокрылая,
мохнатая и слизистая, дрожащая, трясущаяся нечисть, как гонят ее зародыши,
еще маленькие, но разрастающиеся, неудержимые, алчные, прожорливые. Никто
на всем свете не мог так расправляться с чудовищами Пристанища, с погаными
гадинами... трогги-заро-дыши будто специально были созданы для такой
работы. Почему будто? Кеша поймал себя на промелькнувшей мысли, никаких
"будто", их для того и выращивали. Теперь он понимал, как соплеменники
безобразно-величественной Фриады, расправились со всемогущими, всесильными
зем-моготами.
А мерзость и дрянь все лезла и лезла - убиваемая, раздираемая, жалкая,
без надежды, в безумии, преследуемая и настигаемая.
Они видели на полторы мили вниз. И везде творилось одно и то же.
А Хук Образина, которого лет двадцать назад звали Хуком Красавчиком,
бесшабашный и удачливый космодесантник-смертник, списанный, спившийся, уже
похороненный в помойном баке, но возродившийся и прошедший с боями половину
земного шара и пол-Вселенной, выплясывал какой-то варварский танец, бил
себя кулаками в грудь и хохотал. Победа! Это он принес им победу!!!
Хук трижды выскакивал из шара на грязную залитую обледеневшей слизью
поверхность, палил из лучеметов в черное непроницаемое небо, вопил от
избытка чувств и запрыгивал обратно, лез к Кеше обниматься, целоваться,
трепал несчастного Хара по загривку и снова хохотал.
- Добивают последних! - комментировал спокойный и
354
невозмутимый Иннокентий Булыгин происходящее на об-зорниках. - Вглубь
пошли, дубасят почем зря! Нам бы так!
В подземных норах и впрямь творилось жуткое смертоубийство. На силу и
злобу нашлась еще большая сила и злоба, просто непомерная, чудовищная. Но
трогги не обращали внимания на распятых, повешенных, раздавленных голых и
бритых людей в ошейниках, они их не замечали - их добычей были другие, они
гнали нечисть вниз, в пропасть, где копошилось что-то непонятное, то ли
каша, то ли жижа, то ли расплавленная в лаве порода.
- Все! Последний рывок!
Хук вдруг замер с разинутым ртом. Это был исторический, эпохальный
момент - сейчас они должны были добить последнюю свору гадов, загнать ее,
зудящую, бьющую хвостами, щупальцами, лапами, грызущуюся и визжащую, в
смертный капкан, под кору земную. Еще немного... Хук видел, как первые
твари-гадины замирали перед шевелящейся жижей, пытались рвануть назад, но
их сталкивали, вбивали в жижу напиравшие сзади... и они не выдерживали,
падали, растворялись в шевелящемся месиве, то ли их разъедало, то ли они
сгорали... ничего не было понятно.
- Победа!!!
Последние гадины канули в сумеречной массе. Накатили на жижу трогги.
Остановились. Попятились. Но программа, заложенная в их изменчивые тела,
пересилила страх - и они ринулись в гущу. Это была отчаянно смелая атака,
это был бросок грудью на амбразуру, на пулемет... Трогги метались, бились
разъяренно, остервенело, нанося удары по чему-то невидимому и
непонятному... тонули в жиже.
- Дай приближение! - потребовал Хук.
- Дальше некуда, - огрызнулся Кеша. Но все же выжал еще немного.
И тогда они увидели крохотных черных паучков, ползающих в жиже. Эти
пауки впивались в трогтов, ползли по ним, облепляли, изгрызали и топили
их... но ни в какой не жиже, не в месиве, а в целом океане точно таких же,
крохотных, копошащихся живой непомерной массой пауков. Зрелище было жуткое.
Кеша с отвращением плюнул под ноги, скривился.
- Мать моя! - выдохнул ничего не соображающий Хук. А шевелящаяся
паучья жижа ползла, напирала, поднималась вверх по пробитым снарядами
шахтам и дырам, по-
355
жирала несдающихся, сопротивляющихся троггов, заполнял ла собою все
пустоты и полости, и не было ей ни конца ни края.
- Сколько у нас осталось контейнеров? - тупо спросил Хук.
- Нисколько, - ответил Кеша.
Хар облизнулся длинным языком, зевнул и положил свою вытянутую морду
на лапы. Хару было все ясно. А когда ему было все ясно, он скучал.
- Будем бить, чем под руку подвернется! - решил побледневший Хук. - Но
победы своей, кровной, не упустим!
Кеша только крякнул по-мужицки и выматерился про себя.
Били они всеми силами, всей мощью боевого звездолета. Лупили
торпедами, снарядами, ракетами, дельта-фанатами, жгли огнем, плазмой, жгли
излучениями и лиловыми сгустками, про которые они знали лишь одно, не дай
Бог попасть в такой! Били четырнадцать часов без передыху! Из дьф, из
провалов и воронок вздымался к черному небу черный жирный дым - будто
тысячи вулканов чадили во мрак ночи. Расползающиеся густые перья дыма
парили над котловиной, опадали грязной сажей на бывшее океанское дно, на
отмели, рифы, пики, хребты. Но ползла изнизу страшная шевелящаяся жижа,
ползла, и не было ей конца - сама измученная, истерзанная и униженная Земля
выдавливала из своего нутра миллиарды миллиардов черных трясущихся, алчных
пауков. И уже не сажа и дым заполняли котловину - как в прилив поднимались
черные, густые, живые воды, заполняя собой глубокие впадины и впадины
поменьше, доползали до мелководий, тянули черные дрожащие языки к берегам.
Это было по-настоящему страшно.
- Пора отчаливать! - прохрипел наконец выдохшийся, измотанный до
полусмерти Кеша.
- Не-е-ет!!! - засипел в ответ Хук.- Победу мы не упустим! Нет!!!
Он был в полнейшем безумии. Он весь трясся, дергался, глаза
лихорадочно блестели и не могли остановиться на чем-то одном. Он метался по
рубке висящего над паучьим океаном корабля, рвал на груди комбинезон,
скрипел зубами, ругался и бледнел все больше.
356
- Ну, хватит! - решился наконец-то Кеша. И уже хотел было дать команду
на взлет.
Но Хук вышиб его из кресла, пнул ногой. Заорал:
- Трус! Предатель!! Гад!!!
Кеша промолчал, не полез в драку. Он видел, что Хук Образина совсем
спятил. Ему было даже жаль этого заморыша, так и не вернувшего прежней
десантской стати, истрепавшего себя по жизни. Победа! О какой еще победе
можно было говорить! Они расстреляли весь боезапас звездолета. А пауков
стало больше, и они теперь выжрут всех зародышей, всех троггов по всей
планете. И старая Фриада увидит своими глазами, как убивают ее надежду...
не только ее. Хар лежит поленом, недвижно и тихо, но он все передает, он
будет верен королеве до последнего часа. Кеша сидел на полу и видел, как
Хук бьется головой о спинку кресла, слышал, как он рычит, хрипит.
Хука надо было связать. Иннокентий Булыгин не успел этого сделать. Он
только успел подумать... Но было поздно.
- Твари! Падлы!
С бешенным ревом, багроволицый и безумный Хук Образина влез в
скафандр, схватил в обе руки по бронебою и, истерически, зловеще хохоча,
бросился в мембрану люка.
Надо было бежать следом, но Кеша знал, бесполезно, он плюхнулся в
кресло, врубил обзорники, настроился на выскользнувшую из рубки фигуру. И
только тогда понял: Хук так и не смог поверить, что дело проиграно! что это
полное поражение!
Кеша видел, как из шара вырвался во мрак земной ночи черный бутон, как
он замер над бескрайним, черным, шевелящимся океаном, как откинулись два
выносных сегмента, как выскочил на несущую плоскость безумный Хук Образина
с бронебоями.
- Вперед-е-ед!!! - оглушительно прогрохотало из динамиков.
Хук выстрелил дважды из обоих стволов - ослепительные молнии разорвали
жуткую темень. После этого он подался назад всем телом, будто решаясь на
что-то роковое, и ринулся вниз, беспрестанно паля в шевелящуюся черную
жижу.
- Впере-е-ед!!! - донеслось снизу. И все разом стихло.
357
Хук исчез, будто его и не было. Он не нашел сил поверить в поражение.
Он так и умер - победителем.
Иван сам готов был броситься вслед за несчастным. Иван все понял - так
было и раньше, так было и всегда: мало кто из их десантной братвы доживал
до старости, половина погибала, другая - сходила с ума, в этом была их
участь. Вот и Хука не стало. Кто следующий?!
Три дня он не пользовался своим чудесным даром, бродил по темным
дебрям Священного леса. Потом он сказал сам себе - хватит!
И в лунном сиянии безлунной ночи пред ним вырос седовласый волхв. Лицо
у него было старое и усталое. Иван понял, почему. Они отдавали все ему -
свои силы, умение, знание, веру, жизнь. И они умели уставать, стариться...
он как-то не думал раньше об этом, а сейчас сердце вдруг сжалось. Они не
жалели себя. И он не жалел их. Так и бывает, сильные и мудрые не ищут
жалости.
- Вот теперь ты готов, - сказал волхв.
Иван склонил голову.
И Священный лес пропал.
Он стоял в поле под синим небом и белыми пушистыми облаками.
Старик-священник, батюшка, глядел на него подслеповато и грустно, будто они
не расставались. И Иван понял, что спор их стародавний и бесконечный
окончен, что никогда они уже не будут говорить о месте человека и о
звездах, обманчивых и далеких.
- Тебе пора. Иди! - тихо сказал батюшка и пригладил седые волосы.
- Куда? - спросил Иван.
- На Землю, куда же еще, - старик улыбнулся потаенно и ободряюще,
будто провожая близкого своего на битву или в последний тяжкий путь, - иди,
она ждет тебя!
358
ПРЕОДОЛЕНИЕ ЧЕРТЫ
Часть четвертая
Земля - Зангезея. 2486-й год.
Горечь утрат лишает веры. Судьба не бьет один раз - нанесла удар, жди
другого, третьего... последнего. Иногда и первый может стать последним, и
счастлив тот, кто не выдерживает его, уходит в миры лучшие - подальше от
утрат, горечи, ударов судьбы и ожидания. Но закрыты радужные двери иных
миров для стойкого и выносливого. Ему нечего ждать от грядущего и
неведомого, ему суждено познать и рай и ад еще в земном пути своем. И идет
он сквозь утраты, и каждая новая больнее прежней, и горечь уже
невыносима... а он все идет, ибо верит.
359
Завидуют избранным званные и праздные, люто, тихо и упорно завидуют,
растравляя пылающую в черных душах гордыню, видя внешнее и не желая знать
сокрытого. Много их, званных! Много ждущих и алчущих, простирающих руки и
жаждущих объять ими все зримое. Много ищущих тронов и венцов, славы и
почестей, богатств земных и власти. Но нет среди них готовых подставить
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг