мнемоскопировать... все объяснимо. Но ведь всем этим нежитям явно не нужны
никакие знания о земной ци- . вилизации, заключенные в его мозгу. Они
докапываются до чего-то иного! Может, до того, что позарез понадобилось
подлому Авварону?! Может, именно блокированный участок их интересует? Им
нужны данные не о Земле. Про Землю они, если верить колдуну-крысенышу, все
знают. Их интересует Система. Но в этом случае... Иван внутренне
содрогнулся - в этом случае, чем больше он вспоминает свое прошлое, тем
больше раскрывается перед ними, перед этими тварями-нелюдями. Он их
потихоньку ведет к дверце, той самой дверце, что соединит два чудовищных
мира! Как же быть? Не вспоминать он не может, это его память, это его
жизнь, без этой памяти он ходячий мертвец, зомби. А с памятью- он будет
полным мертвецом! Они выкачают из его мозга все сведения и прикончат. В
лучшем случае воплотят - а это хуже смерти! Вот тебе и палка о двух концах!
Куда ни .поверни - везде труба, везде ему крышка. И эти сволочи ясно
осознают его положение. Все они понимают! Все знают! Ну и твари!
Он уставился в желтые глаза человекоптицы. Он решил пересилить этот
нелюдской взгляд, переглядеть гадину. Иван был ещё слаб после обморока.
Но он умел быстро восстанавливать силы. Он умел собирать волю в кулак.
Четырнадцать тысячелетий ведической культуры россов были за его плечами. И
хотя он проник в сокровищницы Тайного Знания ариев-ведов, основателей
земной цивилизации на самую малость, на несколько пядей, все же он
прикоснулся к этому Источнику Могущества и Доброты. Надо только собраться.
Надо сконцентрировать Белую Силу у переносицы. Надо терпеть! Терпеть,
превозмогая боль, держать эту Силу. И Она поможет. Сейчас Иван был не один.
Все то светлое, доброе и чистое, что было рассеяно, расплескано в этом
злобном и мрачном мире, все капли и капельки Света собирались в нем.
Плотность Белого Поля становилась невыносимо высокой, казалось вот-вот
расколется, разлетится на части голова, лопнут глаза. Но еще рано. Рано!
Он накопитель. Он улавливатель. Он лишь сосуд Света. И не больше. Он меч в
руках Добра. Нет места гордыне. Он лишь последний из череды титанов, на
чьих плечах держится Мироздание. Еще немного. Тройное Солнце Индры
ослепительным алмазом сверкнуло сначала в мозгу Ивана. Затем Оно вселилось
в янтарно-рубиновый шарик у переносицы... И вырвалось наружу невидимым
кристалльно-ла-зерным, очищающим лучом.
В уши Ивану ударил резкий, пронзительный клекот. Но он тут же сменился
бульканьем, кудахтаньем, клокотанием. Получеловеческое лицо набухло,
набрякло, раздулось, из мертвенно-серого стало багрово-лиловым, страшным.
Лишь желтые глазища не утратили пока своей гнетущей злобы. Но уже через
миг они начали тухнуть, терять сатанинскую силу. А чуть позже, еще через
миг, голова раздулась непомерно, дряблая кожа натянулась, растрескалась...
и словно внутренним взрывом расплескало, разнесло все то, что еще совсем
недавно держалось на морщинистой птичьей шее. Слизистые мерзкие сгустки
залепили Ивану глаза, залили лицо. Он опустил голову" С омерзительной
гадиной было покончено. Даже если она выведала что-то и успела передать
мыслеграммой, все равно не беда!
Иван совсем ослаб. Он не мог поднять головы, напрячь шеи. Но он сделал
то, что обязан был сделать как правнук Индры, потомок великих росс-ведов.
На большее он уже не был способен.
Именно в этот момент он почувствовал, как некто всесильный отключает
его волю и овладевает его телом. Это было невыносимо. Но это было. Иван не
мог сопротивляться всемогущей и безжалостной Программе. Теперь Она была
его госпожой. Он только отмечал то, что присходило с телом, с его руками и
ногами. Безусловно, Иван знал, в теле каждого живого существа, в том числе
и человека, заключены исполинские силы, которые использовать природа и
Господь Бог разрешили лишь на малую часть- от одной двадцатой у обычных
людей до одной шестой или пятой у избранников, перешагивающих через
установленные пределы. Но особые команды, особые сигналы могли
раскрепостить потаенные силы. Значит, это было заложено в Программу!
Ноги Ивана приобрели гранитную прочность и мощь пневмодробилок. Спина
стала базальтовым стержнем. Он, не управляя ни одной из своих мышц, ощутил
вдруг, как ноги разгибаются, вырывая что-то тяжелое и холодное за спиной,
как плечи и руки рвут путы - только кровь змейками струится по коже.
Еще через минуту Иван упал.
Он был свободен. Но у него не оставалось ни капли сил. Он был в
крайней, в последней стадии изнеможения. А позади него валялся вырванный
из земли каменный, изуродованный неумелой резьбой столб.
Он смотрел по сторонам. Ни меча, ни лучемета не было. Пропали.
Безвозвратно пропали! Ничего. Он и с голыми руками доберется куда надо,
потолкует с кем следует. Его не остановишь. Его не собьешь! Он достигнет
цели, даже если для этого придется перевернуть вверх дном все трижды
проклятое Пристанище черных душ и слуг дьявола. В Иване нарастали не
слишком добрые, но очень сильные чувства: ярость, нетерпение, желание
мстить. Он уже готов был не считаться ни с чем. Идти напропалую, сокрушая
все. И только смутные тени в скафандрах, тени, корчащиеся в огне на фоне
черного чужого неба, навевали что-то полузабытое, полуневспомнившееся, и
еле слышно звучали слова: "Он не придет в этот мир мстителем... иначе я
прокляну его"! Прокляну?! Но почему?! Почему он должен слушать кого-то,
почему, он должен прощать этих нелюдей, этих гнусных и ужасных тварей,
несущих зло всюду, где они появляются. Им надо не просто мстить, их надо
уничтожать безжалостно, везде и всюду, всегда, при каждой встрече, их надо
выводить под корень, иначе нельзя - только так!
Злость, ярость, раздражение вливали в его тело силы. Надо вставать и
идти. Тут нельзя подолгу задерживаться на одном месте. Это опасно. Надо
все время идти вперед. Иначе гибель. Этот урок Иван уже усвоил. Он испытал
это на собственной шкуре, И другой ему было не дано. Ему хотелось не
только победить, но и выжить. Выжить и вернуться на Землю. Даже если все
это треклятое Пристанище полетит в пекло, к черту на рога!!!
- Мы еще поглядим кто кого! - мрачно процедил он сквозь зубы.
Пошатываясь поднялся, оперся спиной о шершавую стену, вгляделся в
сумерки. Куда идти? Вперед! Надо разыскивать Алену. Все остальное потом.
Иван вгляделся вдаль. Пустыня. Какой же это полигон! Только для
бронеходов? Но тем подавай нагромождения скал, перевалы, болота, отвесные
стены - для них плоскость не полигон. Нет, Алёна еще не пришла в себя, вот
ей и мерещилось всякое... Иван поймал себя на том, что подумал о ней в
прошедшем времени, и вздрогнул. Никакой это не полигон! Обычная пустыня!
Он взглянул вверх - стена уходила на достаточную высоту, метров на
сорок, и на вершине ее виднелись полуразрушенные зубчики. Искусственное
сооружение! И все равно - не похоже все это на центр заколдованной
планеты, на мир за семью замками. Это скорее спящий мир. Неужели его опять
отбросило назад и все труды, лишения, боли насмарку?!
- Это мы еще поглядим, - со злым остервенением повторил Иван.
В пяти метрах от себя, на куче щебня и мусора он увидал рубаху. Она
была в крови. И все же Иван поднял ее, натянул через голову на тело.
Попутно он отметил, что Программа, сработав быстрехонько-скорехонько,
растворилась невесть где, вместо того, чтобы стать путеводным клубочком.
Сволочи! Он еще доберется до них! Он сам им такую программу вставит,
что", да ладно, это потом.
Иван поплевал на руки. И полез на отвесную стену.
Поверхность была усеяна щелями, выбоинами, выступами. И потому он полз
вверх без особого напряжения сил. В обычном своем состоянии он взлетел бы
на эту стеночку мигом. Но страшная усталость сказывалась. Руки и ноги
плохо слушались его - они подчинялись ему так, как подчиняются руки и ноги
обычному смертному, занимающемуся бегом и зарядкой не больше трех-четырех
раз в неделю. Для десантника-смертника это было почти ничто, почти полный
отказ. Но выжидать час-другой он не мог. За этот час с Аленой могло
случиться самое страшное. Даже думать не хотелось, что с ней могло
случиться.
Ночь, сумерки, беззвездное небо. Где может постоянно быть беззвездное
небо? Только под колпаком! Колпак? Иван чуть не разжал пальцев, чуть не
полетел вниз. Он уже бывал когда-то под колпаком. Причем тот колпак, на
Хар-хане, точнее, в Системе, был не просто "колпаком", а невероятной
чудовищной вязью многопространственных сфер-крыш, закрывающих Систему от
посторонних и большей части своих. Система? Иван вспомнил, что там была
система и Система. Что они каким-то образом уживались друг в друге, не
являясь единым целым. Вот в чем штука. Квазиярусы! Да разве в них
разберешься! Всегда идешь в одном направлении, погружаешься, углубляешься,
но не знаешь точно - во внутренние миры твой путь или во внешние. Там
столько всего, чему еще не придуманы на Земле названия, что и
обозначить-то эти вещи невозможно. Колпак! Многопространственный,
многомерный, закрытый со всех сторон колпак. Но в нем есть "форточки"!
Иван вспомнил - он сам пользовался этими непонятными "форточками".
Пользовался, да. Но открывал их для него всегда кто-то другой. Тот, кто
его вел по сложным мирам, по Хархану, Меж-Арха-Аныо, Хархану-А и
Харх-А-аиу. Теперь он почти все видел - зримо, четко. Нет, нельзя видеть!
Нельзя вспоминать! Они, эти твари, могут считать из его мозга все! Надо
отвлечься, не думать. Но как не думать?! Это же невозможно. Это страшно!
Темнота, сумерки. Иван оглянулся назад, на пустыню. И поразился. По
всем законам природы горизонт должен был отдаляться вместе с его подъемом.
Но происходило наоборот - полоска видимой в полутьме земли казалась
совсем крохотной, в несколько саженей. Будто он поднялся над планетой на
огромную заоблачно-космическую высоту. Ну и пусть! Иван ко всему привык.
Значит, здесь так. И все! Оставалось совсем немного - три метра, два,
метр... Иван подтянулся, перебросил тело через зубчатый край... неожиданно
упал ни что-то мягкое, пружинистое, прорвал его. И чуть не ослеп. Никакой
ночи! Над головой, в вышине сияло малиновое солнце, которое было раза в
три крупнее земного. Нежно-оранжевые небеса резали глаз. А внизу, под
сте-, ной, ослепительно гладкой и надраеной до блеска, а вовсе не
шершавой, кишмя кишело что-то пестрое и подвижное. "Иван не сразу понял,
что. А Когда разглядел получше, ему - захотелось назад - во тьму, в
сумерки, в заколдованный лес, в утробу, в хрустальный колодец - куда
угодно, только подальше от этих мест.
- Мать моя! - вырвалось у него невольно.
Он никогда в жизни не видел скопища подобных уродов и уродцев, монстров
и монстрищ, выродков и чудовищ. Он держался за поблескиващие белым
нереальным блеском скобы, вделанные в стену без малейших следов шва, и
глядел вниз. Скобы, стройной лесенкой без ограждения, вели прямо в
широченный ров - геометрически правильный, имеющий форму полукольца,
огибающего стену. Может, это был и не ров, а что-то другое: ниша, траншея,
улица, спланированная безумцем-модернистом, разверзшийся туннель...
неважно. Главное, что это все было забито копошащимися, наползающими
друг на друга, жрущими друг друга, гадящими друг на друг чудищами всех
видов и размеров. Чудища разевали пасти, клювы, глотки, исторгали дикие
звуки, рвали друг дружку на куски. Но не виделось в этом и подобия злобной
и решительной схватки за жизнь, борьбы, охоты. Делалось все вяло, нехотя,
будто чудища находились в полуспячке или, может быть, просто бесконечно
устали от кишения и возни.
Не перепрыгнуть. Не обогнуть. Чего хочешь, то и делай. Иван сунулся
было наверх. Но уперся головой в твердую и прозрачную преграду, даже
намеком не напоминавшую упругость и мягкость той штуковины, что его
пропустила сюда. Опять фильтры! Бред!
Надо что-то делать. Но по гладкой и блестящей стене больше двух
десятков метров не проползет даже десантник экстра-класса. Вниз? Лучше уж
голову расшибить о стену или просто отключить сердце и помереть прямо тут,
на верхотуре, а падать вниз трупом - бесчувственным и равнодушным ко всему.
И все-таки надо вниз! Висеть на скобе глупо, бессмысленно.
Иван спускался осторожно, медленно, предчувствуя, как обрадуются эти
уроды, как начнут облизываться, щелкать зубищами, а потом и жрать его,
созданного не в пример им по образу и подобию Господа Вседержителя. И от
мысли этой засветились перед глазами Золотые Купола, вспомнилась Земля,
родная, милая, добрая Земля. Вспомнилось и что-то важное, главное - Храм,
высоченные своды, последние слова напутствия и маленький крестик на груди,
крест, согревавший душу. Иван словно прозрел. Как он мог забыть все этот -
ведь он обрел просветление именно перед отлетом на Хархан! Именно доброта
и вера вели его в лабиринтах Системы, а вовсе не злоба и жажда мщения. Вот
как!
А где же крест? Он провел рукой по груди, вспоминая, что за последние
месяцы не раз вот так проводил ею. Не было ничего! Они отняли у него веру.
Нет! Они хотели отнять, но не смогли. Господи, ты всемогущ и
всемилостив!
Ты дал память о Себе в столь страшную минуту. Так укрепи же в помыслах
и поступках! Не дай отвернуться от тягот и лишений! Дай достойно встретить
смерть!
Иван спускался вниз. Он уже ловил на себе жадные взгляды омерзительных
чудовищ, каких не могла создать природа. Он не боялся их. Он готов был
умереть в схватке. Он наделся, что сможет по их спинам, лбам, рогам,
мордам, добраться до края рва, выпрыгнуть наверх - пусть и небольшой шанс,
один из ста тысяч. Но он рискнет!
Когда до разинутых отвратительных пастей оставалось три метра, Иван
оттолкнулся от скобы, на которой стоял, прыгнул чуть влево, прицеливаясь
прямо на спину огромной фиолетовой жабы с тремя хоботами, торчащими из-под
глаз. Оттолкнулся... сильно ударился сначала ногой, а потом боком о
невидимую преграду, полетел вниз, цепляясь за скобы, разбивая в кровь руки.
Ему удалось остановиться метров через десять. Он повис на очередной
скобе, тяжело дыша, оглядываясь, не понимая ничего.
Десятки ужасных рож смотрели на него, тянулись к нему. Щупальца, когти,
зазубренные гарпуны, хвосты, все готово было схватить его, пронзить,
раздавить, пожрать. Но не могло. Ивана отделяла от чудовищ стена,
прозрачно-невидимая стена. Он никак не мог поверить в это маленькое чудо,
спасшее ему жизнь. И только значительно позднее сообразил: те, кто делал
все это - стены, скобы, рвы и прочее - просто-напросто позаботились о
своей безопасности:
аварийный спуск-подъем они то ли закрыли прозрачно-невидимым кожухом,
то ли окружили силовым защитным полем. Вот и все! ; Иван рассмеялся в
полный голос. Давненько он так не хохотал. Он даже чуть снова не свалился
с лестницы, еле удержался. Вместе со смехом к нему вернулись силы. Он
почувствовал, что еще способен кое на что. И лишь всплывшее перед глазами
лицо Алены заставило его умолкнуть. "Нам не выбраться отсюда! - прозвучало
в ущах. - Здесь нет выхода, только вход."
Иван с ненавистью поглядел на брыластого стоглазого скорпиона, который
без устали долбил своим хвостом-гарпуном в барьер. Эх, гадина, выдрать бы
тебе твое поганое жало, да некогда!
Он больше не оглядывался. Он не хотел смотреть на копошащихся уродов.
Через несколько.метров спуска лестница оборвалась столь же внезапно,
как и началась. Иван попал в пустой белый коридор с овальными стенами,
полом и потолком. Это была скорее труба, но не круглая в сечении, а
яйцевидная.
Иван не стал разглядывать стены, голые и неинтересные, не до того было
- он припустился вперед, не жалея ног. И через считанные минуты уперся в
прозрачно-невидимое препятствие.
- Черт бы вас всех забрал...- начал было он длинную ругательную тираду.
Но закончить не успел. Его стало поднимать вверх. Узенькая площадочка,
на которой он стоял была лифтом-подъемником. Иван не успел разобраться в
обстановке, как с ним повторилось уже бывавшее неоднократно - голова его
уперлась в нечто мягкое, обволакивающее и упругое, прорвала его... и Ивана
выбросило на поверхность. Грязную, сырую, вонючую поверхность.
Он сразу понял, что это не труба с ее стерильными стеночками, это
совсем другое - и встреча тут могла быть другой. И потому он вскочил на
ноги, готовый дать отпор кому угодно.
Огромные кучи полужидкого расползающегося мусора, всякой гадкой и
отвратительной дряни окружали его со всех сторон. И то, что он принял было
за движения живых существ, было лишь сползанием, оседанием, креном этих
слизистых куч. Ивана чуть не выворотило наизнанку. Ему показалось, что
кучи навалены не просто из мусора, а из отходов Какого-то
паталогоанатомичёского заведения. Он пригляделся. Да, это были плоды
деятельности десятков, если не сотен вивисекторов. Кучи состояли из
выдранных аорт, селезенок, хрящей, жил, сосудов, сердец, почек и прочих
органов; несоразмерных и уродливых, разбухших и ссохшихся. Все это воняло,
прело, мокло и разлагалось... все это шевелилось, что было особенно
противно.
- Вот это да! - изумленно выдохнул Иван и зажал нос. Ему сразу
вспомнилась откушенная чудищем женская голова - какона выпала из пасти,
ударилась гулко о плиты, покатилась, оставляя кровавый след. Вспомнились
хруст костей, чавканье, сопенье. Нет. Надо бежать отсюда! Это страшный мир!
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг