течение десяти дней и ночей - и там, видимо, и зарекомендовал себя.
Второй быстро освоил свою новую должность, подсаживал Королеву в
карету, сопровождал ее на вернисажи и концерты, носил Королю на подпись
указы, составленные Королевой, в числе которых был и указ об отмене указа
об отмене смертной казни.
Король, как и раньше, все подписывал, и никто не мешал ему пить и
гулять, и он не мешал никому.
Только он почему-то больше не рассказывал анекдотов и с ужасом
отстранялся от Королевы, когда она приветствовала его на праздниках и
казнях.
Теперь казни производились регулярно по воскресеньям, шла прямая
телетрансляция, разыгрывались пари - помилуют преступника или не помилуют,
и, говорят, Королева, которая единственная знала об этом, загребала
огромные выигрыши.
- Королева тоже хочет заработать, - говорили уважительно
верноподданные.
Вручался также Суперприз - и выигравший мог своей властью помиловать
одного из осужденных.
То есть спутать карты Королеве и дать выиграть кому-то безымянному.
Это было опасно, что вызывало жуткий азарт в целом государстве.
Все жили от воскресенья до воскресенья.
Народ наконец получил что хотел, не отлипая от телевизоров.
Королева со Вторым присутствовала и на других мероприятиях, среди
которых особой пышностью выделялся выпускной вечер школы палачей, где
каждому дипломнику была дана возможность отличиться тут же на прямом эфире
в воскресенье, и юные палачи могли даже выбирать орудие труда - то ли
виселицу, то ли гильотину, то ли плаху, а медалистам можно было показать
себя в стрельбе по бегущей мишени.
Тюрьмы наконец опустели, преступников ловили как дичь, кривая
правонарушений пошла круто вниз, и теперь даже за кражу куска хлеба или
книги в библиотеке полагалось долго отпиливать руку или ногу или
выкалывать глаза по жеребьевке, кому что выпадет, и этот волнующий момент
тоже транслировался по телевидению.
Короче, был наведен порядок. Люди ликовали: наконец-то!
Но и порядочные граждане иногда оказывались героями воскресных
телепередач - например, за наезд на пешехода полагалось повешение, и
пешехода тоже казнили из чувства справедливости, если он оставался жив, а
вот если нет - шоферу полагалась гильотина плюс предварительные пытки в
подвале (ночная субботняя трансляция).
Мало того, всем инвалидам было предписано жить за городом в особых
домах (для их же безопасности) - ибо, завидев однорукого или одноногого, а
также слепого, кто угодно мог приволочь его на казнь, крича: "вор, вор" -
поскольку если у человека не хватает руки или еще чего-нибудь, вполне
вероятно, что это бывший уже наказанный преступник, и на него можно было
взвалить вину за кражу, никто и не проверял, даже платили премию и
отдавали квартиру казненного тому, кто поймал.
Так что за инвалидами в случае нужды тоже охотились.
Народ заговорил о твердой руке.
А Королева раз в неделю посещала свой любимый Дом скорби, оставалась
в отдаленном помещении недолго и в прекрасном расположении духа ехала
сразу же на площадь Казней, чтобы явиться перед камерами телевидения в
лучшем виде.
Всюду при этом ее сопровождал Второй, молодой мужчина с приятной
внешностью, немного капризный по виду.
А Первый все это время как раз и сидел в Доме скорби и сидел именно
там, в отдаленном коридоре, в одной клетке со Злодеем.
Так придумала Королева.
И каждый раз она громко смеялась, видя, как тянется к Первому Злодей,
но цепь не пускает ею на каких-то десять сантиметров, а сам Первый
прикован к решетке за обе руки.
Первый стоял уже многие месяцы, ноги его распухли, и только когда
Злодей ненадолго засыпал, Первый мог хотя бы присесть на пол и тоже
поспать - но Злодея мучила бессонница, и Первому приходилось туго.
Королева каждый раз просто стонала от смеха, видя, как Злодей
натягивает тонкую цепочку и шарит в воздухе руками в десяти сантиметрах от
рубашки Первого.
Иногда Королева развлекалась по-другому: она давала послушать Первому
голоса ею плачущих детей по радиотелефону - дети тихо пищали и просили
прощения у кого-то невидимого, маленький просил хлебушка, а потом
раздавались удары и покорные рыдания.
Первый смотрел в пол, а Королева радовалась как ребенок (вспомним ее
детство) и говорила:
- Верба-хлест, а?
Но все на свете меняется, и однажды Второй сообщил Королеве, что
международная комиссия ООН решила послать инспекцию в разные страны, как
там соблюдаются права человека в больницах и тюрьмах, не мучают ли людей.
А поскольку он, Второй, член этой комиссии - был грех, заставили
вступить свои же из министерства, чтобы прощупать обстановку и быть в
курсе дела, - то инспекция приедет и к ним в страну.
Королева чего не любила для себя лично, так это надсмотрщиков,
учителей и всяких указаний - она этого не могла выносить еще со времен
вербы.
Она сказала, что в свою собственную страну она никого не пустит,
никого.
Второй скромно ответил, что тогда все поймут, что у них нарушаются
права человека, и не пустят, в свою очередь, самое Королеву с визитами в
свои государства: все поездки доброй воли в богатые и цивилизованные
страны отменяются!
В бедные можно, но там всюду как и тут, стрельба, очереди и в
гостиницах тараканы.
- Прекрасно, - ответила Королева, - пусть приезжают. Но только не на
Вербовское шоссе!
(То есть в Дом скорби.)
- Они как раз туда и едут, - возразил Второй скромно, - им кто-то
настучал.
- Прекрасно, - опять сказала Королева, - ты мне начинаешь ставить
палки в колеса, а? Я люблю, когда меня не любят, но люблю какой-то
странной, мучительной любовью. Ты схватываешь ситуацию?
- Схватываю, - отвечал побледневший Второй.
Короче, Королева предложила сменить название учреждения на Вербовском
шоссе и вместо "Дом скорби" назвать это дело "Школа драматического
искусства", а для больных ввести звания "студент" и "выпускник"
(выпускниками в шутку называли самых древних старичков и безнадежных
больных) - что же касается санитаров, то они отныне именовались "педагоги
по технике речи", а врачи носили звание "мастеров".
Буйное отделение имело отдельную вывеску "Курсы пластической
импровизации".
В нищую психушку были временно свезены театральные костюмы с
киностудии.
И когда Королю и Королеве были представлены члены комиссии ООН, все
уже было готово.
Глуповатый Король спросил:
- Как долго уважаемые пробудут в нашей стране?
Комиссия ответила, что они временем располагают.
Королева, в свою очередь, поинтересовалась:
- Уважаемые знают адреса учреждений?
- О да, - ответили ученые, разномастные, бородатые и лысые, в
бейсбольных кепках, очках и майках, несолидные какие-то.
- А можно ознакомиться со списком? - спросила Королева.
- О да, - сказала комиссия.
- А что это у вас за адрес, Вербовское шоссе! Там нет никакой
больницы, там теперь Школа драматического искусства.
- Ой, - воскликнул Король, - а я и не слышал, надо же! Молодые
актриски, а? Давно это у нас?
- Ты что, - с ненавистью улыбаясь, отвечала Королева, - да ведь я
кончала эту школу! Давным-давно, ты что!
- Прекрасно, - сказала комиссия, - мы изучаем также и учебные
заведения, и тюрьмы, и детские сады, и казармы: всюду, где могут
нарушаться права человека.
- Что вы, - сказала Королева. - Какие там права! У нас с этим давно
все в порядке.
- Итак, едем на Вербовское шоссе! - заключила комиссия.
- Я с вами, - улыбнулась Королева.
- А у меня государственный вопрос, - сказал глупый Король, держась за
живот. - Я остаюсь.
Но комиссия не взяла Королеву, поскольку у них был только
экологически чистый транспорт, многоместный велосипед, на котором они
ездили из страны в страну, ни от кого не завися; велосипед был снабжен
также полевой кухней и балдахином от дождя.
И пока Королева шла вдоль почетного караула, пока гремели залпы в ее
честь и раскрывались ворота, пока начальник стражи рапортовал, а
гвардейцы, держа равнение, расходились в стороны - короче говоря, пока шло
без сучка без задоринки ежедневное провожание Королевы за калитку (любое
нарушение каралось расстрелом на месте при помощи взвода товарищей), -
велосипедисты давно уже приехали в бывший Дом скорби на Вербовском шоссе.
Комиссия прошла мимо учебной аудитории, где сидели по койкам
студенты, каждый в роли Наполеона, и, скандально пуская в ход кулаки и
табуретки, обсуждали план действий под Ватерлоо - а педагог, кисло
улыбаясь, раздавал всем очень большие витаминки.
Далее комиссия миновала комнату, где Ленин говорил речь, бегая по
столу, а пятнадцать других Лениных лежали почему-то привязанные на
кроватях и махали руками и ногами, а педагог ловил бегающего Ленина и орал
на студентов громким голосом, как и полагается режиссеру, но его никто не
слушал, потому что все присутствующие тоже произносили речи кто какую
хотел.
Далее следовали курсы пластической импровизации, где шел спектакль
"Каторга" и все актеры были прикованы цепями к стене, разнообразно
импровизируя позы страдания, а педагог по технике речи играл роль
свирепого надсмотрщика настолько удачно и был так хорошо загримирован, что
комиссия даже зааплодировала, - судите сами: на голове шерсть до бровей,
носа нет, одни дырки, зато брови мощные, как руль у велосипеда.
И так далее, вплоть до загримированных рук (татуировка).
Когда Королева прибыла, комиссия уже просила ключи у дежурного на
верхнем этаже.
Королева поднялась туда в самый разгар скандала, слегка затуманилась,
но потом разрешила открыть дверь.
При этом она сказала, что тут репетируется пьеса на двоих "Казнь".
Все уже загримированы.
Комиссия увидела почти настоящего средневекового палача за решеткой в
полном обмундировании, который стоял на цепи с большим топором в руке,
тоже явно настоящим, и глядел на свою жертву.
Правда, топор был прикреплен отдельной цепью к стене, так что палач
был не в силах дотянуться до жертвы.
А осужденный в полосатой робе с мешком на голове держался обеими
руками за решетку, будучи к ней же прикован за наручники.
Педагог, красный от волнения, сидел за столиком у графина с водой и
репетировал.
- Очень жизненно, - сказала Королева, - просто МХАТ имени Чехова.
- О да, - откликнулась хором разноперая комиссия.
- Ну, вы все посмотрели? - чудесно улыбнулась Королева. - Поехали, а
то у нас скоро главный обед. У вас у всех есть приглашение?
- О да, - заверила ее комиссия.
- Ну и пошли.
- Так-то оно так, - сказал Председатель комиссии, по виду нищий
студент, в кепке задом наперед и с болтающимися шнурками, - но вот тут
нарушаются права актера. Почему ваш студент прикован к решетке? Глядите, у
него руки отекли! Кстати, и ноги!
- Вы что, это грим, грим! - зашептала Королева. - Это спецэффект!
- А зачем это он на цепи, ваш палач? Здесь резко нарушены права
человека!
- Это театр! - воскликнула Королева. - Это режиссерская трактовка.
- Не верю! - завопил Председатель комиссии. - Палач не может быть на
цепи!
- Ой, ну перепутали студенты, - шутливо сказала Королева, - ну
простим им, они первокурсники. Я распоряжусь, им поставят двойки.
- Нет, надо его освободить, - заартачился нищий Председатель
комиссии. - Мы здесь для того, чтобы освобождать и снимать оковы.
И лицо его стало каким-то светлым.
"Тебе самому здесь место, псих", - злобно подумала Королева, а вслух
сказала:
- Ой, профессор ушел, а это ассистент, верно? Да нет у него ключей.
Председатель комиссии спросил педагога, сидящего у столика с графином
и телефоном:
- Ключ есть?
Преподаватель вскочил, и у пояса его звякнула связка отмычек.
- Ну дай, дай им ключи, - резко сказала Королева, а сама подумала:
"Если даст, казню в воскресенье с субботней трансляцией в камере пыток".
- Ну, - ответил педагог, после чего, не говоря ни слова, упал под
стол, видимо, от волнения.
- Обморок, артистическая натура, никогда не видел иностранцев, -
объяснила Королева. И она обратилась к своему верному Второму: - Снимите у
него с пояса ключи, возьмите самый большой медный и так и быть, отоприте
клетку.
Когда приказ ее был исполнен, она сказала:
- Теперь возьмите самый маленький серебряный ключик и освободите
палача. Замок у него на сапоге.
- Ну уж нет, - нервно сказал Второй. - Вот уж это ни за что.
- Запомним, - сказала Королева приглушенным голосом. - Запишем в
книгу Грота Венеры. В книгу уходов.
- Нет, нет, - повторил Второй, отступая от Королевы.
- Ну хорошо, - сказала Королева и протянула ключи Председателю
комиссии. - Вы можете сделать святое дело и освободить этого студента.
Председатель комиссии закричал действительно как псих:
- Послушайте, а вот тут еще хуже нарушаются права студентов!
Во-первых, этот студент, который так хорошо играет жертву, что у него на
руках раны, он ведь может задохнуться в мешке, и его надо освободить
первым! Я сначала желаю освободить этого человека! Глядите, у него на шее
ведь затянута веревка!
Тут стоящий у решетки студент в мешке на голове начал глухо мычать.
"Повешу предателя сразу же, - подумала Королева. - Он же обещал мне
молчать под страхом гибели детей, подлец! Ему же специально заткнули для
этого рот!"
А вслух она сказала как можно более мелодично:
- Кто-то больше никогда не увидит кого-то!
А Председатель уже тянул свою тощую руку к ключам.
- А вот и нет, - ласково сказала Королева, - первое слово дороже
второго! Сначала вы освобождаете палача, а потом жертву, то есть что я!
Сначала того студента, а потом этого.
- Нет! - твердо пролаял Председатель комиссии, и вся комиссия дружно
пролаяла "Нет!".
- Это я говорю здесь "Нет!", - завизжала Королева и сразу стала
похожа на свою собственную мамашу (все кричащие женщины, кстати,
становятся похожи на своих матерей, так как стареют прямо на глазах).
Разумеется, Королева хотела сначала освободить Злодея с топором,
чтобы он тут же и зарубил бы Первого.
- Какие все мужчины дураки упрямые, - бешено сказала она, выбирая
ключ от цепи Злодея. - Просто жуть какая-то.
И с этими словами она спокойно вошла внутрь клетки, а затем с
ласковыми словами склонилась к сапогу Злодея.
- Сейчас ты сделаешь то, о чем мечтал, - зашептала она. - Ты сможешь
убить этого дурака, подойдешь к нему и просто убьешь, отрубишь ему голову.
- Да, - сказал глухо Злодей из-под капюшона и тут же, не ожидая
освобождения, отрубил голову Королеве.
- Она нарушила внутренний распорядок, - объяснил Злодей ахнувшей
комиссии. - У нас сейчас мертвый час.
Затем он горделиво выпрямился и сказал:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг