Электромагнитными волнами моторы приведены в негодность. Большая часть машин
погибла в море. Команда спасена приблизительно на 10 %. Командующий
воздушным флотом товарищ Октябрь исчез без вести и, повидимому, погиб.
Потери противника незначительны.
- Алло, граждане! Не поддавайтесь отчаянию. Наши оборонительные
операции развиваются вполне успешно. Неприятель, повидимому, окончательно
отказался от военных действий в тылу, и газовыми убежищами пользоваться не
придется.
- Алло! Алло!
- Работы по постройке плотины близятся к окончанию. Надводная часть
готова уже на три четверти. Мы будем вести борьбу до конца. Все, кому не
удалось попасть в ряды Красного Воздушного Флота в последний набор, могут
возобновить свои заявления.
Над Ходынкой плавно покачивался дирижабль. Когда Сергей Львович вошел в
общую каюту и стал сбрасывать с тебя теплые вещи, молодежь встретила его
шумными приветствиями. Летучий госпиталь отправляется на фронт. Сергей
Львович - начальник госпиталя.
Дирижабль плавно поднялся вверх. С высоты Москва представляла
своеобразную картину, полную неожиданной красоты. На ослепительном белом
фоне из центра выбегали радиусы улиц, пересекаемые неправильными
параллельными кругами. Вышки небоскребов и купола колоколен были перемешаны
в невероятном беспорядке. Между ними провалы - старые низкие дома. Площади
лежали белыми пятнами. Тоненькими ниточками вились Кремлевская и
Китайгородская стены. На улицах копошились люди. Кое-где они тянулись
черными нитками: это у вербовочных пунктов стояли очереди записывавшихся в
воздушный флот. Трамваи, автобусы, авто чернели маленькими, движущимися
коробочками, тоненькими цепочками пробегали поезда надземной железной
дороги.
Все это уменьшалось с поразительной быстротой: дирижабль набирал
высоту. Скоро в окно ничего не стало видно, кроме белого тумана: дирижабль
вошел в густые тучи.
Утром госпиталь достиг фронта. Все встрепенулись. Каждый готовился к
работе. Но до работы оказалось еще долго. Согласно полученному по радио
приказу, дирижабль снизился далеко до боевой линии и пристал к причальной
мачте, укрепленной на броненосце. Там он висел, слегка покачиваясь, похожий
издали на темно-серое облако удлиненной формы. Большинство работников
госпиталя высыпало на наружную галлерею гондолы и вооружилось биноклями.
Местность была отчетливо видна на десятки километров вдаль. Почти у самого
горизонта вдоль моря тянулась узкая темная полоса, концы которой с обеих
сторон терялись вдали. Это и была знаменитая плотина. Невероятная по своим
размерам, она казалась отсюда тонкой полоской и, по-видимому, почти не
поднималась над уровнем моря. Но все хорошо знали исполинские размеры этого
чудовища. Оно еще не было закончено постройкой, а перед Европой уже вплотную
стоял призрак голода. Резко наступившие в конце лета холода убили весь
урожай хлебов, овощей и плодов. На ближайший год запасов хватит, но что
будет дальше, если это сооружение не удастся уничтожить?
Внимательно вглядываясь в сильные стекла, можно было заметить, что
плотина являлась центром оживленного движения. На ней копошилось столько
людей, что, казалось, они ее покрывали вплотную, не оставляя свободного
места. Со стороны берега к плотине и обратно все время двигалось множество
судов, казавшихся издали миниатюрными. А по ту сторону стоял многочисленный
морской флот Соединенных Штатов.
Вверху раздалась дробь множества моторов. Над дирижаблем, на высоте
около двухсот метров над уровнем океана, проносилось огромное количество
гидропланов. На крыльях их были отчетливо видны пятиконечные звезды. Около
пяти тысяч советских гидропланов с грузом бомб стройно и быстро направлялись
к плотине. Это было величественное зрелище, и Электра вся ушла в созерцание.
Вдруг ее тронули за плеча, и она обернулась.
- Смотри, - сказал молодой врач Коммунар, - и указал в сторону плотины.
Но там все было попрежнему. Казалось, никто не обращал внимания на
приближавшийся грозный воздушный флот.
- Я ничего особенного не вижу, - с недоумением произнесла Электра.
- Это-то и странно, - ответил Коммунар. Гидропланы уже пролетели над
дирижаблем и головные машины приближались к плотине, как вдруг с одним из
самолетов произошло что-то странное. Он остановился и стал падать. Летчик
задержал падение и начал планировать. Эскадра продолжала свой путь, но тут и
там гидропланы начинали планировать.
Через десять минут грозных машин уже не было, а была стая разбросанных
по морскому простору гидропланов с бездействующими моторами и потому
беспомощных.
- Волны, - задыхаясь, сказал Коммунар.
- Какие волны?
- Да вот эти, останавливающие моторы.
На борту одного из неприятельских броненосцев взвился белый дымок.
Прежде чем Электра успела осознать его значение, ее оглушил ужасный взрыв,
от которого качнулся дирижабль: снаряд с броненосца взорвал бомбы на одном
из гидропланов. Начался методический расстрел воздушного флота. Каждый
снаряд, попадавший в гидроплан, взрывал его бомбовый груз, и невероятный
грохот, казалось, потрясал весь земной шар. От страшного сотрясения воздуха
дирижабль раскачивался. Вдруг он плавно поднялся и стал уходить назад. Вслед
за ним шел броненосец с причальной мачтой; был получен радиоприказ - отвести
летучий госпиталь дальше в тыл.
Пройдя около тридцати километров, броненосец и дирижабль остановились.
Дирижабль снова пристал к мачте. Скоро санитарные самолеты стали доставлять
раненых. Их было очень немного: почти весь экипаж воздушного флота погиб в
атаке. Неприятель не понес никаких потерь.
Работы по сооружению плотины продолжались безостановочно.
ГЛАВА X
Оранжевый луч Владимира Полевого
До поздней ночи шла перевязка раненых, тут же производились неотложные
операции. Более легких раненых немедленно эвакуировали на континент в
самолетах. Тяжелых оставляли на месте. Уже светало, когда кончилась
напряженная работа, и Электра ушла в каюту для отдыха. Она была совершенно
разбита и, не раздеваясь, легла на койку. Ею овладела полудремота-полубред,
как часто бывает с людьми, измученными физически и морально. Страшная
картина гибели воздушной эскадры беспрестанно возникала в ее памяти. К этому
жуткому образу примешивалась мысль о дальнейшей судьбе войны - торжество
американцев казалось неизбежным. Разлука с Владимирам также огорчала
Электру. Она не видела его уже около двух недель и даже не знала, где он.
Кончив свою работу, он улетел в Женеву, в главный штаб, и с тех пор от него
не было известий. Впрочем, он предупредил, что ему не удастся ни писать, ни
телефонировать, прежде чем он окончательно выполнит порученное ему важное
задание.
Только часов в восемь утра Электра, наконец, уснула по-настоящему и
проспала около двух часов глубоким крепким сном без сновидений. Этот сон
значительно освежил и успокоил ее. Выйдя в общую каюту, она застала
товарищей за завтраком. Лица у всех были напряжены и серьезны. Говорили, что
вчерашняя атака была подготовительной и демонстративной. На сегодня
ожидалось грандиозное решительное сражение. Впрочем, наверняка никто ничего
не знал. Однако, уже к полудню слухи подтвердились. Госпиталь был опять
передвинут ближе к фронту, а раненые все сняты и эвакуированы на восток. К
двум часам явился колоссальный воздушный флот. Около тридцати тысяч
гидропланов усеяли все небо. Это была величественная, изумительная картина.
Среди неприятельского морского флота стало заметно некоторое беспокойство.
Было ясно, что впервые за все время войны двинуты в дело главные советские
силы. Однако, воздушный флот не проявлял никакой активности. Как выяснилось
позже, его появление было только демонстрацией, чтобы хотя на короткое время
отвлечь внимание противника в ложную сторону.
Прошло около часу, и работники госпиталя, наблюдавшие в бинокли, стали
недоумевать. В это время на горизонте далеко позади них показалось черное
облачко. Сергей Львович первый заметил его и обратил внимание товарищей на
его необыкновенно быстрое движение. Не прошло и двадцати минут, как облачко
приняло вполне определенные очертания дирижабля, мчавшегося к фронту. Он все
время снижался и, когда пролетал над госпиталем, отчетливо был слышен гул
его моторов.
Дирижабль приблизился к неприятельскому флоту и стал маневрировать,
ежеминутно меняя направление и высоту. Вдруг от него протянулся широкий
ярко-оранжевый луч, отчетливо видимый даже при солнечном свете. Луч уперся в
крупнейший из неприятельских броненосцев. И в ту же секунду - быстрее, чем
можно было уследить глазами за этим зрелищем - огромный броненосец,
разрезанный поперек, стал погружаться серединой в воду. Корма и нос начали
быстро подниматься. Страшная суета поднялась на палубе. А оранжевый луч уже
разрезал следующее судно, и там стало твориться то же. В течение четверти
часа на том месте, где стоял могущественный флот, осталась только куча
плавающих и погружающихся обломков да тысячи тонущих людей.
Рядом с Электрой стоял Сергей Львович. Он сказал медленно:
- Оранжевый луч Владимира Полевого.
- Полевого? - воскликнула Электра, схвати" его за руку. - Там, на
дирижабле, Полевой? Откуда вы знаете?
Начальник госпиталя неторопливо ответил:
- Об изобретении Полевого три дня назад было сообщено всем командирам и
начальникам частой о предписанием никому не говорить о нем, прежде чем оно
будет пущено в ход.
Ряд чувств, быстро сменявшихся, вихрем налетел на Электру.
Сперва ею овладела гордость своим возлюбленным и радость, что он здесь,
что она скоро увидит его. Эта личная радость перешла в чувство радости от
победы. Значит, конец испытаниям, конец войне, казавшейся безнадежной.
Тем временем дирижабль Полевого приблизился в плотине. Оранжевый луч
уперся в нее. В бинокль ясно было видно, что он прорезал ее насквозь.
Дирижабль стал медленно двигаться, расширяя щель лучом.
Электрой овладел экстаз. На ее глазах происходило уничтожение страшной
плотины. Через какие-нибудь полчаса или час это чудовищное сооружение
перестанет существовать. Конец борьбы стал ощутительно близок.
Вдруг дирижабль остановился. Электра сначала не заметила этого. Но ее
опять вывел из задумчивости голос Сергея Львовича. Теперь он звучал
тревожно:
- Опять волны.
Повидимому, американцам удалось испортить электромагнитными волнами
мотор дирижабля. Он не двигался с места и, меняя направление луча, старался
расширить щель в плотине. Однако, ясно было, что всю плотину можно разрушить
только двигаясь вдоль нее.
Электра подумала, что теперь будет лучше всего, если удастся
отбуксировать дирижабль в тыл, исправить моторы и потом возобновить работу с
лучом.
В это время со стороны неприятеля к дирижаблю Полевого приблизился
самолет. На нем, невидимому, был установлен огнемет, так как струя горящей
жидкости, бледная под ярким солнцем, брызнула в дирижабль. В ту же секунду
американский самолет, разрезанный оранжевым лучом, камнем упал в море. И
тотчас же дирижабль Полевого вспыхнул ярким пламенем.
Электра сразу, казалось не поняла, в чем дело, и стояла без движения, с
широко раскрытыми глазами. Вдруг она испустила душу раздирающий крик и стала
падать. Сергей Львович едва успел поддержать ее. Она была без сознания.
Дирижабль Полевого плыл, как огромный воздушный костер. К нему летела
на помощь стая самолетов. Но из-за страшного жара даже близко нельзя было
подойти. Еще несколько минут - и все было кончено: только крупные хлопья
пепла да куски обугленного дерева плавали на поверхности воды.
Сергей Львович с помощью Коммунара перенес Электру, все еще не
приходившую в себя, в каюту и бережно уложил ее на койку.
ГЛАВА XI
Венчание на царство Джима Холла
Свет, подобный дневному, исходит от невидимых светильников. Тропические
растения купают в нем свои фантастические листья и нежатся, как живые
существа. Потолка нет - вместо него картина знаменитого художника,
представляющая облачное небо. Иллюзия такова, что невольно думаешь: а куда
же деться, если пойдет дождь? Длинные столы покрыты белоснежными скатертями.
Это - зал торжественных заседаний в Главном Дворце Совета Синдикатов.
Лакеи в безукоризненных фраках. Мистеры в чернейших смокингах и белейшем
белье. Дамы, оголенные по моде: максимум работы портнихи, минимум
мануфактуры. Вино.
Это - торжественный банкет в честь вновь избранного Президента Совета
Синдикатов.
Джим Холл - хлебный король - отныне король Соединенных Штатов и,
следовательно, всего мира. Еще позавчера скромный председатель Хлебного
Синдиката, вчера он единогласно избран Президентом Совета Синдикатов.
Вино нагружает желудки и делает легкими головы. (Таково парадоксальное
свойство вина). Мистер Перкинс высоко поднимает бокал. Мистер Перкинс -
блестящий оратор.
- Речь! - кричит ему его визави мисс Перн, блестя глазами и золотом
зубов.
- Речь! Речь! - подхватывают мистеры и дамы.
Мистер Перкинс произносит речь:
- Сегодня мы в первый раз собираемся в столь торжественной обстановке,
в первый раз после блестящего, в буквальном смысле слова, аутодафе, жертвой
которого сделался ненавистный еретик Валентин Полевой.
Транспорт в Соединенных Штатах (как, впрочем, и во всем мире) давно и
полностью механизирован. Вот почему дружный хохот присутствующих, явившийся
наградой остроумию Перкинса, никому не напомнил лошадиного ржания.
- Боевая сила красных окончательно сведена к нулю, - с под'емом
настроения и правой руки с бокалом продолжал польщенный оратор.
- Прежде всего мы займемся окончанием работ по постройке плотины.
Функции Совета Синдикатов расширены: он, вместо правительства, возьмет в
свои руки верховный контроль над этим сооружением, как и над всей жизнью
страны. Концентрация капитала достигла максимума, и в лице Совета
Синдикатов, в лице его вчера избранного Председателя, мы имеем фактическую
верховную власть. Я думаю, - голос оратора зазвучал максимальным пафосом, -
что пора упразднить декорацию парламента, - президента и совета министров и
передать власть официально тем, кому она принадлежит фактически, - Совету
Синдикатов и его Председателю.
Еще не смолкли громовые овации, как лицо оратора вдруг вспотело от
почтения и преданности, и бокал со звоном упал на его тарелку, окатив алым
вином грудь соседки и ее фиговый листок из полупрозрачного шелка.
Все устремили взоры по направлению к широко раскрытой двери: из нее
медленно шествовал Джим Холл. Все встали в безмолвном благоговении. Зал
замер. Было так тихо, что отчетливо слышно было, как ритмически падали со
стола на пол капли пролитого Перкинсом вина.
Джим Холл не замечал или не хотел замечать общего благоговейного
внимания. Он, ни на кого не глядя, молча и неспешно проследовал к середине
главного стола, где стояло приготовленное для него высокое кресло, подобное
трону. За ним, на некотором расстоянии, следовало трое секретарей, один из
которых нес ящик с диктофоном.
Речь Джима Холла все слушали, как райскую музыку, но передать ее
дословно нет никакой возможности, так как великий финансист абсолютно не
обладал даром речи. Наиболее часто употреблявшиеся им слова были: "гм-э...э,
а-гм, г-м, у-гм, кхе-кхе" и тому подобные междометия. Поэтому лучше изложить
своими словами сказанное им.
Джим Холл говорил о том, что постройка плотины будет доведена до конца.
Часть Европы превратится в ледяную пустыню. В остальном Старом Свете будет
введен капиталистический строй.
- А те... гм... гм... из представителей... э... э... подземного
населения... а-гм... нашей страны, - закончил Джим Холл, - которые, у-гм...
желали победы красным негодяям... кхе... кхе... должны будут убедиться...
э... э... э... что капитализм останется незыблемым... э... гм... во веки
веков... кхе... кхе...
После этой замечательной речи торжество продолжалось своим чередом.
Было произнесено еще много речей, связность которых уменьшалась строго
пропорционально увеличению числа пустых бутылок. Самые последние речи не
были услышаны даже теми, кто их произносил. Именно поэтому их и не стоит
приводить. Первые речи были связны, но более напыщены, нежели -
содержательны.
Джим Холл пил мало и, как истинный король, сохранял ледяное
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг