класса, а Инга замечает, возбужденно косясь на пасмурные бастионы елажника:
- Так убить - это что-то потрясающее!
- Гад он, этот третий участник.
Поддерживаю разговор машинально, с усталости, а то бы промолчал. Мы с
Ингой как начнем обмениваться мнениями на любую тему, так стопудово
поругаемся. Вот и сейчас она презрительно замечает:
- Матиас, не суди других. Ты никогда не убивал, и тебе не понять, что
испытывает победитель. Я тоже еще не убивала, но я этого третьего понимаю.
Может быть, он что-то себе доказал, а если ты привык жить, как двуногий
кролик без перьев, это выше твоего разумения.
- Зоологию ты в школе на отлично сдала, ага? Кролики бывают без перьев
и с перьями, спасибо, что просветила...
- А ну, хватит! - обрывает нас подошедшая Джазмин. - Матиас, марш
работать с Куто. Инга, поможешь мне, надо защитить тех, кто пойдет искать
следы.
У меня екает сердце: это что же, у Джазмин силы совсем на донышке
осталось? До сих пор она для такой волшбы не нуждалась в помощниках.
Выжимает себя, как лимон, но разве есть другой выход?
А Инга ошибается: я однажды убил, просто никто не в курсе. И вовсе это
не праздник души, как ей мнится, а что-то вроде незаживающего свища, только
мне по ряду причин не хотелось бы ссылаться в споре на личный опыт.
Это случилось, когда мне было четырнадцать лет.
Юлуза - городишко не из самых интересных, но в то же время не забытая
богом дыра. Разноцветно оштукатуренные дома расползлись по косогорам, полно
улиц с мостиками, лестницами и акведуками. Жизнь налаженная: магазины,
танцклубы, кафе, кинозалы, есть даже два театра. Спросите: как же я
умудрился посреди этакой благодати вырасти в душегуба?
Представьте, что ваш отец - старший инспектор городских
продовольственных складов, человек безусловных достоинств, примерный
семьянин. Повышение по службе получил после того, как по приказу Осеннего
Властителя на складах провели повальную чистку и ворье замели на каторгу.
Правильная мера, потому что припасов должно хватить на конец осени, на всю
зиму и первую половину весны - то есть лет на пятнадцать-восемнадцать, иначе
все мы вымрем от голода, к радости красноглазых автохтонов.
Последний Осенний, чья власть закончилась с началом долгой зимы, был
сдвинут на вопросе о положительных-отрицательных личных качествах и считал,
что человеческие слабости надо искоренять самым радикальным образом, в
крайнем случае вместе с их носителями. За доказанный адюльтер госслужащих
выгоняли с работы, за появление на улице в "легкомысленной одежде"
штрафовали, за "мероприятия, оскорбляющие общественную нравственность"
отдавали под суд, и в придачу вышел указ, обязывающий частных
предпринимателей взять под контроль моральный облик и досуг своих
работников. Вот интересно: был ли сам наш Осенний господин ходячим
совершенством, лишенным какой бы то ни было червоточины? Почему-то мне
кажется, что вовсе нет.
Не знаю, как в других городах и местечках, а в Юлузе люди опасались
оказаться недостаточно образцовыми: если не угодишь на лесозаготовки или
рудники, о приличной работе все равно придется забыть.
Представьте, что родители вас, в общем-то, любят, но при этом до
холодного кома в животе боятся, что вы своим непримерным поведением втравите
их в неприятности. Отец - человек жесткий, чуть что - хватается за ремень.
Нарисовал себе умозрительный образ идеального ребенка и все ваши отклонения
от идеала воспринимает как личное оскорбление. У мамы характер помягче, но
она привыкла во всем с ним соглашаться - мгновенно схватывает нужную точку
зрения и до глубины души проникается, от нее заступничества не жди. Если
сравнивать, не самый плохой вариант семьи: пусть медом не намазано, жить
можно. Только вы же, на свою беду, еще и в школу ходите!
Представьте, что вы не "звезда", не лидер, не подпевала лидера,
внешностью наделены невзрачной, учитесь посредственно, кулаками машете еще
посредственней. В неписаной школьной иерархии занимаете место в хвосте: не
крайний, не всеобщая жертва, однако находитесь в опасной близости к этой
позиции.
Представьте, что за оценки ниже "хорошо" и за любые нарекания вас
неминуемо лупят. Впрочем, существуют же всякие ухищрения... Вы наловчились
переправлять отметки и подделывать учительские подписи, завели два дневника:
один - чтобы радовать родителей, второй настоящий. Парочка одноклассников
докопалась до ваших неблаговидных секретов и начала шантажировать. Разве вам
не захочется их убить?
Урия Щагер и Яржех Сулосен. Первый был худощав, остронос, пронырлив,
это он сообразил, что из моих проблем можно извлечь немалую выгоду. Второй
был грузноватый, неряшливый, с тяжелым отвислым задом, страдал
дальнозоркостью, и его глаза ворочались за толстенными линзами, словно
блестящие жирные личинки.
За молчание о моих махинациях я отдавал им карманные деньги, таскал из
дома лакомства, подсказывал на уроках Сулосену (Щагер и сам учился неплохо,
зато его приятель числился среди отстающих). Если бы вымогательство
ограничивалось только этим, они бы скорее всего остались живы, но им позарез
было нужно, чтобы я по двадцать-тридцать раз повторял "я козел" или "я
дерьмо" - "иначе все про тебя расскажем!".
Считаете, напрасно я обманывал отца? Лучше бы показывал дневник с
оценками и замечаниями, ничего не утаивая? Для этого надо быть или
мазохистом, или нереально благородным персонажем, который скорее даст
порезать себя на куски, чем отступит от высоких принципов, а я ни то, ни
другое. Ну не люблю я, когда меня бьют, особенно если чуть ли не через день
и по каждому поводу.
Магические способности начали у меня проявляться лет с десяти, я их
старательно скрывал - вот это уже не от большого ума. Наслушался страшилок о
том, каким жутким испытаниям подвергают начинающих колдунов и сколько их
гибнет на первом этапе обучения... Враки. Магов рождается не так много,
чтобы гробить их почем зря, а на первом этапе, который проходит на
продовольственных складах, умереть можно разве что от скуки. Магическая
консервация, сохранение в неизменном виде, проверка состояния припасов,
расконсервация без ущерба для вкусовых и питательных качеств... Брр,
взаправду жуть, хотя совершенно не такая, как в тех детских байках. Но для
меня склад уже в прошлом, спасибо Джазмин.
Откуда на задворках котельной взялась последка - честное слово, не
знаю. В Санитарной службе потом сказали, что она вылезла из-под земли на
соседнем пустыре, разрытом вдоль и поперек для замены водопроводных труб.
Так или иначе, я не призывал ее, ни нарочно, ни безотчетно: повелевать
лесными тварями могут только лесные колдуны, это прописная истина.
За котельной стояли угрюмые одноэтажные постройки непонятного
назначения, вечно запертые, словно склепы, рос бурьян, лежали штабеля старых
досок и ничейные бетонные блоки, торчал из лебеды серый остов заброшенной
оранжереи. Если свернуть на тропинку, вьющуюся мимо этих
достопримечательностей, от дома до школы можно дойти на десять минут
быстрее.
Второй год осени, теплынь, еще и желтеть ничего не начало. Щагер и
Сулосен потребовали, чтобы я принес им жареных тыквенных семечек, всю дорогу
грызли, сплевывая под ноги белую шелуху. Я шел за ними, выдерживая дистанцию
в несколько шагов, а то бы начали плевать в меня. Внезапно стена сорняков
возле разрушенной теплицы зашевелилась, и оттуда выбралась эта тварь - или,
скорее, вытекла, как червь-плавунец на мелководье. В холке она была мне по
пояс, длиной около трех метров. Грязновато-желтая, с белесым, словно мукой
запорошенным брюхом и четырьмя парами сильных шипастых лап. Последка,
переросток. Вместо того чтобы закуклиться, когда подошел срок, она так и
осталась личинкой, продолжая расти до наводящих оторопь размеров.
Ученые никак не договорятся, что такое последки - аномалия или
нормальный альтернативный вариант развития у некоторых видов, но все
сходятся на том, что лучше б их не было.
Плотоядная скотина, сразу видно. В школе нас учили различать опасные и
неопасные разновидности, все коридоры плакатами увешаны.
Дальше... Ну, я ведь уже знал, что способен колдовать, а тут еще такой
кошмарный стимул! Замер на месте и соткал морок уподобления, словно я не я,
а грязный бетонный блок вроде тех, что громоздятся в гуще чертополоха с
колючими пурпурными фонариками. В учебниках самозащиты в каждом разделе есть
специальное дополнение "Для магов", оттуда я и знал про этот способ. Там все
детально расписано, и я уже втайне практиковался, это иногда помогало от
школьной шпаны прятаться.
Щагера и Сулосена последка разорвала. В котельной услышали их крики,
вызвали Санитарную службу, примчалась бригада, и эту пакость изрешетили
пулями. А я все видел с начала до конца: как они пытались убежать, как
личинка с окровавленной мордой раздирала и жрала мясо... Еще и запахи
чувствовал, куда от них денешься. Хорошо, что в обморок не свалился, а то бы
моя иллюзия мигом закончилась.
Спросите, почему я называю себя убийцей, если не убивал? Так ведь я
вполне мог их тоже прикрыть защитным мороком. В первый момент чуть так и не
сделал, но передумал. Мелькнуло: вот выручу, а потом опять давай им денег и
жареных семечек, и оттирай от грязи Щагеровы ботинки, и бегай вместо
Сулосена за пивом для его матери, и обзывай самого себя козлом, дерьмоедом,
дуриком по тридцать раз подряд, потому что их это развлекает. Мне и жалко-то
не было. Я не злорадствовал, но испытывал несказанное облегчение: неужели
взаправду закончилась вся эта тошнотворная дрянь, в которой я барахтался
несколько лет кряду?
Когда обнаружилось, что я маг, родители были на седьмом небе - им же
надо гордиться и хвастать моими успехами перед знакомыми, и вот наконец-то
достойный повод! Никому даже в голову не пришло меня обвинять. Наоборот,
похвалили за то, что проявил находчивость и сам не стал жертвой. От
необученного мальчишки не ожидалось, что он сумеет заслонить мороком сразу
троих, но я-то знаю, что мог это сделать.
Худо мне стало немного позже. Щагеры и Сулосены жили по соседству, и я
потом нередко видел родных моих растерзанных врагов. Осунувшегося отца и
съежившуюся, в одночасье постаревшую до преддверия маразма бабушку Урии
Щагера. Вечно пьяную и зареванную мать Яржеха Сулосена. Они же ничего
плохого мне не сделали, и я тоже ничего против них не имел. Если дети -
малолетние гаденыши, это еще не значит, что их родители непременно окажутся
взрослыми гадами, всяко бывает. Наблюдать, как из-за меня мучаются ни в чем
не виноватые люди, было тяжело, хоть головой о стенку бейся. До чего я
обрадовался, когда Джазмин позвала меня в ученики, - словами не передать.
Думал: прошлое отрезано, теперь начнется другая жизнь.
В медфургоне воздух загустевший, как несвежая патока. Пахнет
лекарствами, овсянкой и человеческими выделениями, зато тепло. Пока еще
тепло, а вот потом, когда сдохнут аккумуляторы... Но я для того и пришел
сюда, чтобы этот страшный вариант "потом" не осуществился.
Горючего до Кордеи хватит, капитан решил не тратить его почем зря,
ломясь через Лес наугад, а дождаться, когда или Куто оклемается, или облака
расползутся и штурман сможет проложить курс. Второе вряд ли, мы ворожили на
погоду, и вышло, что это неохватное облачное стадо в ближайшие месяц-полтора
трогаться с места не собирается.
Куто Бочка разметался на койке, его удерживают страховочные ремни,
пропущенные через торчащие по бокам скобы. Раскрасневшийся, опухший,
мордастый, густо заросший черновато-седым волосом. Время от времени мычит,
словно силясь что-то сказать.
Из-за перегородки доносится кашель Эберта, надсадный, безнадежный,
рвущий бронхи и легкие. Двадцать три года, потомственный работник
Трансматериковой компании, на лицо симпатичный - во всяком случае, был, пока
не заболел, на него даже Инга посматривала с интересом. Уже не актуально.
Все, чем наделила его судьба, сошло на нет из-за того, что старому алкашу
втемяшилось набраться, не дотерпев до окончания рейса.
Я давно разучился завидовать. У каждого что-то есть, и чем кусать локти
из-за чужих даров, лучше уделить побольше внимания своим собственным, пока
они не утекли, как вода в песок. Впрочем, насчет "разучился" бессовестно
привираю, это не моя персональная заслуга. Джазмин отучила, и это было
первое, чем она занялась, взяв нас с Ингой под крыло. А то, знаете ли, нет
ничего хуже завидущего колдуна.
Кое-как пристраиваю задницу на неудобном откидном сиденье возле
Бочкиного изголовья. Вытаскиваю из кармана флакон с "зельем проникновения",
делаю глоток, заранее скривившись. Противно. Пакостно. Одна радость, что
глотка достаточно. Был бы я прирожденным менталистом, мог бы вторгаться в
потемки чужой души за просто так, а иначе - каждый раз принимай эту дрянь.
Теперь закрыть глаза, посторонние мысли вон из головы. На все есть свои
причины, и если добраться до корней душевного расстройства Куто, возможно -
не наверняка, всего лишь возможно - удастся вытянуть его из дебрей кошмаров
и забытья в нашу реальность с застрявшим посреди Леса караваном.
...Что-то рваное мельтешит, потом под сомкнутыми веками как будто
вспыхивает резкий белый свет - похоже на взрыв. Ого, раньше такого не
наблюдалось... Женщина кричит в истерике: "Лучше бы ты сгинул, а он
вернулся!" Черно-белая картинка, дерганая, как на киноэкране, когда
аппаратура барахлит: заснеженная поляна, стая саблезубых собак кого-то
рвет - вид сквозь мутноватое стекло, из машины. Снова зареванная женщина:
"Убирайся, это из-за тебя! Ты виноват!" Вслед за этим приходят эмоциональные
ощущения, да такие знакомые...
Вот оно. То самое, что называют резонансом.
Царство сугробов и раскидистого елажника, уходящего колючими вершинами
в облачную кашу. Холодно, изо рта вырывается белый пар. И внутри у меня тоже
все заледенело. Зачем я потащился в Лес - за сужабником для Эберта или за
смертью?
Иду по тропинке, навстречу гуськом плетутся те, кто ходил искать колею.
Физиономии возбужденные, но не радостные. Нашли вездеход с выдавленными
стеклами, до половины похороненный под снегом, и больше никаких следов. Либо
солдаты отстали от своих и заблудились, либо кесу их наголову разбили - и,
значит, для нас с этих страшных находок никакого проку.
По-деловому бормочу насчет сужабника, отступая с тропинки в глубокий
снег. Ни на кого не смотрю. Они слишком устали, чтобы заметить неладное.
Направляются к машинам, а я - в противоположную сторону, куда глаза глядят.
На душе-то как скверно... Это ведь я угробил караван.
У Куто давным-давно случилась похожая ситуация, из-за этого мы с ним
вошли в резонанс. Мои переживания по поводу эпизода с последкой зацепили и
потащили на поверхность аналогичную историю из его прошлого.
Как я понял, они с приятелем не поделили девушку, и, когда на того
парня напали саблезубые собаки, Куто укрылся в машине и не стал стрелять -
вроде как я не защитил мороком Сулосена и Щагера. Девчонка обвинила его и
прогнала с глаз долой, после этого он начал пить. Сколько лет миновало?
Больше двухсот, это точно, он же из подвида С, а тогда был совсем молодой. И
все это время изводился хуже, чем я, потому что девчонку любил, а погибший
был до соперничества его другом. Куто маялся, но держался, заливал муку
алкоголем, однако резонанс его подкосил. Я же колдун, так что получились
непреднамеренные чары.
Я должен рассказать об этом Джазмин. Я не могу рассказать об этом
Джазмин. Из-за меня все пропадут, но даже если я сознаюсь насчет резонанса,
это никого не спасет, так разве обязательно рассказывать?
Под хвойными сводами царит сумрак и снежная стылая тишина. Озираюсь,
высматривая сужабник - нитевидные побеги с почками красновато-шоколадного
цвета: если верить справочнику, они должны свисать с лиан, похожих на
толстые задубевшие веревки. Пока ничего не свисает.
Единственное, что я могу сделать в нынешних обстоятельствах, застывших
и насквозь промороженных, под стать окружающим декорациям, - это хотя бы
найти сужабник для Эберта. Ему станет чуть-чуть полегче, и мне с моими
угрызениями тоже. Остальное не в моей власти, погубить проще, чем исправить.
К Куто мне на выстрел подходить нельзя, так что разговора с Джазмин все-таки
не миновать.
Думаю, все заварилось тем вечером, когда мы Бочкой стояли возле похожей
на самоходную крепость таран-машины и смотрели на темно-розовый закат,
сквозящий за редколесьем впереди по курсу. Облака громоздились на востоке,
они упорно ползли следом за нами, но пока еще не успели захватить все небо.
Куто возьми да скажи, что здесь водятся каларны, а я возьми да вспомни, что
мать Урии Щагера ходила с пятнистой коричневой сумочкой из каларновой кожи.
Поневоле начал обо всем этом думать, как обычно, словно у меня в голове
включили проигрыватель: я же не хотел ничего плохого матери Щагера, мне
только от него надо было избавиться, а вышло, что всем жизнь поломал.
Видимо, тогда между нами и случился резонанс, потому что Куто запил на
следующий день.
На громадной лапчатой ветке поблескивает пригоршня хрустальных
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг