общения между ними. Ямурам не из-за чего ссориться с аэрами. Света, пищи,
тепла на Венере предостаточно.
В этот момент над океаном возник звенящий звук. Сперва он нарастал,
приближаясь, потом замер где-то в глубине континента.
Сергей и Олег бросились к окну. Выглянув в него, они заметили, что в
отдалении над предгорьями к небу взметнулось темное облако. Вслед за этим
над долиной прокатились глухие раскаты. Здание вздрогнуло. Астронавты,
прильнувшие к подоконнику, всем телом ощутили мощный толчок.
- Что это? - спросил Олег, с недоумением смотря на Сергея.
Тот пожал плечами.
- Где-то что-то взорвалось, - сказал он, помолчав, и, усмехнувшись,
добавил: - Очевидно, это очередная провокация ямуров...
Глава IX
В ПЛЕНУ
Сперва по воздуху, потом по суше. - Пятиугольная одиночка. -
Неприятные ощущения. - Второе зрение. - Расщепление желаний. - Незримая
сеть. - Светящиеся фигуры. - Перед экраном. - Горестные размышления
подопытного. - Опасные эксперименты.
Ядовитый запах цветка, сковавший сознание Бориса Федоровича, оказал
длительное влияние на его организм.
Озеров пришел в себя не сразу.
Несколько часов он находился в полубессознательном состоянии и, словно
сквозь сон, чувствовал, что его куда-то несут.
Руки и ноги Озерова были опутаны чем-то гибким, во рту торчал кляп.
Несли его быстро, почти бегом, по пересеченной лесистой местности. Над
головой мелькали ветви деревьев и перистая листва древовидных папоротников.
Носильщики сменялись, опускали его на мшистый грунт, небрежно
переворачивали, словно куль, потом поднимали и снова торопливо шагали,
подгоняемые резкими окриками существа, командовавшего группой похитителей.
Невозможность освободиться от пут, закричать, позвать на помощь друзей
мучила и угнетала Озерова.
"Как неосторожно я вел себя, - сокрушался он. - Подшучивал над
Сергеем, попавшим тогда в плен, а сам..."
Он напрягал мускулы, стремясь разорвать веревки, врезавшиеся в тело,
пытался выплюнуть кляп и, обессилев, кляня себя за недопустимую
беспечность, снова терял сознание.
Окончательно придя в себя в каком-то тестом помещении, Борис Федорович
убедился, что он не только связан, но и опутан густой сеткой из прочной,
эластичной материи.
Понатужившись, он попытался разорвать путы. Это не удалось. Тогда,
извиваясь, как змея, он подполз к стенке и начал стучать по ней каблуками.
На стук никто не отозвался. Извне долетали только какие-то звуки,
напоминавшие дум моторов. По этому прерывистому гулу да по дрожанию стенок
Борис Федорович заключил, что находится в трюме корабля.
Очевидно, его везли в ту страну, из которой прилетели желтые карлики,
напавшие на "Сириус".
Полет продолжался несколько часов.
Потом гудение моторов оборвалось. Борис Федорович почувствовал, что
какая-то сила стремится приподнять его с твердого ложа, и ощутил приступ
тошноты.
Стремительное снижение закончилось резким толчком. Послышался скрип
тормозов, и корабль замер в неподвижности.
Над головой Бориса Федоровича что-то щелкнуло, в глаза, свыкшиеся с
темнотой, ударил свет. Борис Федорович зажмурился. Мгновение спустя, чуть
раздвинув веки, он увидел решетку, закрывавшую люк в потолке, а над
решеткой, на фоне облачного неба желтые лица с крючковатыми носами.
"Как жучка на дне банки рассматривают, - подумал Борис Федорович. -
Положение унизительнее моего трудно вообразить. Не хватает лишь, чтобы они
посадили меня в клетку с надписью: "Двуногое существо неизвестного
происхождения. Поймано в пуще. Защищаться не умеет".
Раздался свисток. Головы над люком исчезли, а решетка разделилась на
два полукруга, принявшие вертикальное положение.
Озерова вытащили наружу и положили на носилки. Носилки эти подхватило
какое-то подъемное устройство и, покачивая в воздухе, плавно опустило на
шершавые каменные плиты.
Тотчас же возле носилок очутились плечистые пепельно-серые двуногие
существа с вьющимися рыжими волосами на голове и широкими, приплюснутыми
носами на добродушных скуластых лицах.
Они приподняли носилки и куда-то понесли.
Борис Федорович лежал на спине, и ему не было видно, куда его несут.
Но из того, что носилки приняли наклонное положение и голова оказалась выше
ног, он заключил, что дорога идет вверх по крутому склону.
По обе стороны ее от порывов ветра, сухого и знойного, раскачивались
ветви деревьев. Кроны их имели форму канделябра. Из пучков бледно-розовых,
узких, как ланцеты, листьев поднимались усеченные конуса соцветий, усеянные
нежно-голубыми бутонами.
Когда аллея кончилась, Борис Федорович заметил стены высоких зданий.
Украшенные барельефами темных тонов, мозаикой из зеленых и синих камешков и
причудливым орнаментом. Рисунки напоминали те изображения, которые Борис
Федорович видел в пещерах на острове Тета.
Поднявшись но ступеням широкой лестницы, носильщики пронесли Бориса
Федоровича мимо изваяния черного шипоносного ящера с разинутой зубастой
пастью и длинным хвостом. Над глубоко сидящими маленькими глазками его
изогнулись рога.
Ящер как бы сторожил вход в широки и коридор с высоким сводчатым
потолком и узкими, овальными, напоминающими бойницы, окнами.
В тупике коридора оказалась массивная дверь, тускло отражающая свет
угасающего дня. Дверь вела в пятиугольное помещение призматической формы.
В этой темной комнате Бориса Федоровича переложили с носилок на узкую
койку. Пепельно-серые слуги вышли из помещения и унесли носилки, а к Борису
Федоровичу подошел желтый карлик, освободил пленника от сетки, разрезал
ножом путы на ногах и руках и, не произнеся ни звука, исчез. Дверь за ним
закрылась.
Растирая затекшие руки и ноги, Борис Федорович осмотрел комнату.
Меблировка ее была скудная: длинное ложе, подобие стола, табуретка. Свет
сочился через круглое отверстие у потолка, закрытое решеткой странного
зигзагообразного рисунка.
Борис Федорович прошел вдоль стен, ощупывая их руками, нажал плечом на
дверь. Не обнаружив нигде ничего похожего на тайной ход в стенах или полу,
он стал обшаривать карманы комбинезона. В них он отыскал только блокнот,
автокарандаш и плоскую металлическую коробочку с космическими таблетками.
Все остальное исчезло.
Впрочем размышлять об этом Озерову долго не пришлось. Крайняя
утомленность рождала судорожную зевоту. Он сам не заметил, как опустился на
ложе, застланное каким-то эластичным, мягким одеялом. Едва он коснулся его,
как погрузился в глубокий, почти летаргический сон.
Его пробудило ощущение нестерпимого холода. Руки и ноги застыли. Ритм
сердечных ударов нарушился, виски ломило, а в ушах и на мгновение не
прекращался звон - верный признак острого малокровия.
Холоднее всего было почему-то затылку. Его точно обдувало ледяным
ветром. Борис Федорович коснулся рукой головы. Пальцы его не ощутили
волос - они скользнули по гладкой, тщательно выбритой коже.
Ощупывая неровности черепа, Озеров с удивлением обнаружил на затылке,
там, где явственнее всего ощущался сквозняк, овальную пластинку с еле
приметными выступами-рожками.
Это озадачило его. Откуда взялась эта волнистая на ощупь пластинка?
Неужели ему делали трепанацию черепа, удалили раздробленную при падении или
ударе кость и искусно заменили ее металлической пластинкой?
О подобных операциях Озерову приходилось читать в журналах, но тогда
он не задумывался над тем, что испытывают лица, в череп которых вставлены
такие пластинки-заменители. Он даже не знал, прозрачны они или нет, можно
ли увидеть сквозь них пульсацию долек головного мозга, уяснить как влияет
на самочувствие "пластинконосителей" изменение температуры воздуха, его
влажность или давление.
Сейчас же, и это было вполне естественным в его положении, Борис
Федорович сосредоточил внимание на новых своих ощущениях. Не было сомнения
в том, что после произведенной ему операции затылочная часть черепа обрела
повышенную чувствительность. Она являлась не только "окном" для ощущений
тепла или холода, влажности или сухости, но и воспринимала световые лучи.
Борис Федорович видел предметы, находившиеся позади него, обрел второе
зрение. Среди этих предметов - смутных, расплывчатых, с зыбкими
очертаниями, - выделялся большой радужный шар.
Озеров сделал шаг вперед. Изображение радужного шара отдалилось.
Озеров попятился - изображение снова приблизилось; на экваторе полусферы
блеснули какие-то светлые точки.
"Что за ерунда? - подумал Борис Федорович. - Неужели я галлюцинирую?"
Он резко повернулся, точно пытаясь захватить врасплох шутника,
забавляющегося с зеркалом. То, что он увидел, положило конец сомнениям. У
противоположной стены продолговатого помещения на черной подставке был
укреплен большой золотистый шар, испещренный разноцветными пятнами. Именно
этот шар и видел словно в тумане Озеров, когда смотрел на переднюю стенку
помещения. Видел... затылком!
Теперь перед его глазами была подставка с шаром, а за спиной стена, и
он видел нормальным, земным зрением шар, а вторым, "затылочным" - смутно,
словно сквозь вуаль, различал контуры стены.
Озеров несколько раз повернулся влево и направо. Оба зрительные
ощущения не исчезли, а сопутствовали друг другу. Они были слитны, подобно
тому как неотделима тень от того предмета, который ее отбрасывает.
Менялись только отчетливость зрительных образов, ясность их. Глазами
Озеров видел лучше, чем затылком. То, что находилось за спиной, было
окружено радужными кольцами, напоминающими те, которые возникают на пленке
нефти.
Сделав два-три поворота, Озеров закрыл глаза. Затылочное изображение
стало сразу отчетливее, золотистый шар возник со всеми своими пятнами и
немедленно исчез, когда Борис Федорович, не поднимая век, повернулся к нему
лицом. Вместо шара в поле зрения была теперь стена, лепные узоры на среднем
ее поясе, краснокожий воин, поражающий копьем змею, круглые отверстия у
потолочного карниза, расходящийся пучок голубоватого света, проникающего в
одно из них. Остальные отверстия казались черными, будто были закрыты извне
заслонками.
Несколько освоившись с этой двойственностью зрительных ощущений, одно
из которых как бы проступало сквозь другое, Озеров обратил внимание на то,
что и желания его стали двойственными. Сквозь одно хилое и слабое
пробивалось, нарастая в силе, другое. И это другое, чуждое всему строю
мыслей, принуждало Бориса Федоровича выполнять то, о чем он мгновение назад
и не думал.
Сила этого второго, навязываемого ему желания, менялась в зависимости
от того, стоял ли Озеров лицом к шару или поворачивался к нему спиной.
Чужое желание более властно вторгалось в сознание, когда шар
оказывался позади Бориса Федоровича, и ослабевало, если он смотрел на него.
Озерова все плотнее обволакивала какая-то незримая сеть и куда-то
влекла.
Поначалу Озеров противился этому воздействию, стремился делать то, что
хотелось ему самому, а не то, что ему навязывали, потом сопротивление его
было сломлено, он подчинился.
Подталкиваемый какой-то силой, не разрешавшей остановиться, свернуть в
сторону или броситься на пол и застыть на нем, закрывая лицо руками,
вздрагивая от беззвучных рыданий, Борис Федорович подошел к стене, пошарил
по ней пальцами, нащупал какую-то кнопку и нажал ее - подчинился тому, кто
властно диктовал программу этих действий.
Послышался звук, отдаленно напоминающий звук быстро разрываемой
прочной материи.
Стена раздалась, в ней возник вертикальный разрез. Обе части стены,
двигаясь быстро я бесшумно, точно катясь на хорошо смазанных роликах,
отошли в стороны, образовав проход.
За стеной оказалось голубоватое пространство. Его пронизывали,
скрещиваясь и образуя зыбкие пятна, лиловые и фиолетовые лучи.
Помещение, в котором очутился Озеров, было просторное, с высоким
сводчатым потолком. Вдоль потолочного карниза протянулись ряды круглых
отверстий. Они, точно соты, пронизывали верхнюю треть стены. Некоторые
отверстия горели изумрудным, желтым, рубиновым светом, другие казались
угольно-черными.
Светящиеся отверстия образовали на стене правильные геометрические
фигуры - квадраты, ромбы, равносторонние треугольники, равнобедренные
трапеции. Темные отверстия отделяли одну группу фигур от другой тик же как
точки отделяют фразу от фразы.
"Неужели эти фигуры эквивалентны каким-то словам?" - подумал Озеров,
всматриваясь в расположение треугольников и ромбов.
Это предположение подтвердилось. Цвет отверстий изменился. Рубиновые
треугольники стали зелеными, на месте алых квадратов возникли синие. По
стене как бы пробежала светящаяся надпись, составленная из разноцветных
фигур.
Что означали красные треугольники? Какому земному понятию
соответствовал синий ромб? Роковой или благоприятный для него, Озерова,
смысл таился в оранжевой трапеции, которая, вспыхнув на мгновение,
сменилась голубой?
Борис Федорович не понимал языка светящихся фигур.
После того, как фигуры на стене, меняясь местами, несколько раз
вспыхнули, передав кому-то какое-то сообщение, все отверстия потемнели, а
внизу, вдоль стены зажглись фонарики, наметившие узкий и прямой проход.
Борис Федорович, словно подчиняясь приказу, пошел между светофорами.
Позади его гасли одни огни, впереди вспыхивали другие. Освещенным все время
оставался только участок в восемь-девять метров.
Озеров как бы плыл сквозь тьму, не видя того, что его окружает, не
зная, куда ведет этот узкий, ограниченный разноцветными огоньками проход,
не ведая того, что произойдет с ним в конце его.
Наконец он очутился в комнате с многочисленными плоскими и
криволинейными зеркалами, линзами, овальными экранами, металлически
поблескивающими приборами. Некоторые напоминали рентгеновские аппараты,
другие - энцефалографы, применяемые врачами при изучении патологических
процессов в головном мозгу.
Перед одним экраном стояло кресло. Борис Федорович, повинуясь чьему-то
приказу, опустился в него. Раздался звонок. Два криволинейных рычага
прижали Озерова к изогнутой спинке кресла. На голову его опустился сетчатый
колпак, в лоб уперлась холодная металлическая пластинка с двумя овальными
прорезями для глаз.
Послышалось потрескивание электрических искр. Что-то загудело. По
экрану побежали зеленые и фиолетовые змейки. Они перескакивали одна через
другую, расщеплялись на части, сливались в двухцветную вздрагивающую полосу
и то меркли, то наливались нестерпимо ярким светом.
Перед глазами мелькали радужные пятна Борис Федорович силился сомкнуть
веки и не мог. Его попеременно бросало то в жар, то в холод. Руки и ноги
онемели. В висках возникла колющая боль. Казалось, еще минута-другая и
череп лопнет, разлетится на куски.
Внезапно экран погас, потрескивание прекратилось, рычаги, сжимавшие
грудную клетку, разомкнулись. Озеров, жадно глотнув широко раскрытым ртом
воздух, впал в сомнамбулическое состояние.
В течение нескольких следующих дней Озерова не покидало ощущение того,
что из него "высасывают" знания подобно тому, как пиявки высасывают кровь.
Ему казалось, что все, годами хранимое памятью, покидает мозговые
полушария через пластинку с рожками, выполняющую роль своеобразного насоса.
По-видимому, рожки служили антенной и излучали радиоволны, порожденные
биотоками. Токи эти ослабевали, когда Озеров находился в пассивном
состояния, и усиливались, как только он погружался в тревожные размышления.
"Они превратили меня в подопытное животное, - думал Озеров, - и
экспериментируют со мной так же, как физиологи и врачи с кроликами,
морскими свинками, мышами. На тех действуют антибиотиками, им впрыскивают
токсины, их периферическую нервную систему подвергают воздействию
импульсных ультразвуковых волн. Бедные четвероногие не знают, ради чего им
причиняют столько страданий, лишают их возможности свободно резвиться,
грызть морковку, лакомиться салатом. Они не подозревают, что мы, люди,
ценой жизни тысяч низших организмов победили чуму и холеру, тиф и дифтерит.
Я попал в аналогичное положение. Меня лишили свободы. Однако я не
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг