поддается математическому расчету. Очень трудная задача. Всего не учтешь...
А тут иногда еще мотор меняет свои обороты, чем создает самую разнообразную
вибрацию самолета. У меня один знакомый летчик-испытатель еще в 1934 году с
этим делом столкнулся. Говорит: "Поднимаюсь на новой, только что
сконструированной машине. Все идет хорошо. Летит плавно, поддается рулевому
управлению, и все такое прочее". Но вот он, как полагается по программе
испытаний, открывает газ на полную силу и начинает набирать скорость. "Вдруг
чувствую, - говорит, - появляется сильная вибрация... Два месяца пролежал в
госпитале!" А машину тем временем, конечно, видоизменяли, укорачивали
какие-то там ребра, удлиняли растяжки - одним словом, делали так, чтобы в
воздухе они не резонировали от вибрации мотора.
В общем, Пете скоро стало ясно, зачем Богуцкому понадобилось тщательно
анализировать звук этого взрыва. По его мнению, от этого сверхмощного звука
разрушались не только осветительные плафоны...
"Мне, - говорил Петя, - долго не верилось, что резонансные данные
оказались одинаковыми и у маленького осветительного плафона и у огромного
бомбардировщика "Юнкерс-88", который, по уверению Богуцкого, развалился в
воздухе от одного только звука!"
Но профессор объяснил все очень точно. Дело в том, что даже самые
различные по величине и форме предметы могут иметь одинаковые резонансные
данные. Он привел Пете в пример две струны, из которых одна толстая, другая
тонкая, но при этом соответствующим натяжением их можно обе настроить на
один тон.
Трудно было, конечно, представить, чтобы такая прочная конструкция, как
самолет, могла разрушиться от звука. Ну, плафоны - другое дело, они все-таки
стеклянные.
Но Богуцкий, ссылаясь на мощность звуковой волны, настаивал на своем и
привел Пете еще много различных доказательств.
"Видно, - говорит Богуцкий, - случайно "ноты" этого страшного звука
действовали с определенной последовательностью на определенные детали
самолета, заставляя их вибрировать. В определенный момент получилось
сложение сил и наступило разрушение".
"Помогайте нам, товарищ Янин, или, вернее, даже включайтесь в эту
работу, - говорил он Пете. - Дело очень серьезное, поскольку оно касается
обороны нашей родины. Ведь мы с вами создадим такое оружие, которого ни у
кого, кроме нашей страны, не будет. Сделаем это быстро, без шума.
Представляете, какое спасибо нам скажут правительство и народ!"
"Я стою, - говорит Петя, - и ничего не вижу перед собой от радости и
удивления".
"Сделаем! Конечно, сделаем! - отвечает он Богуцкому. - Отъезд из
Ленинграда я отложу, если нужно. Давайте буду помогать!"
"Только одно условие, - говорит ему Богуцкий: - все это должно быть,
как вы сами понимаете, в секрете. Ни один лишний человек не должен знать,
даже ваш товарищ, лейтенант".
"Я было начал возражать, - говорит Петя, - но он очень уж настаивал".
После этого разговора Петя перетащил к профессору свои граммофонные
пластинки, не говоря мне ни слова, и начал с ним работать. Оборудования и
станков, еще не эвакуированных, у Богуцкого оставалось много. Только людей
нехватало.
"Я даже не знаю, как бы они без меня обошлись", говорит мне Петя.
"Ну, и в каком положении это дело теперь?" спрашиваю я.
"Представь себе, что прибор совершенно готов! - отвечает Петя. - Нужно
сказать, работали мы все не покладая рук. Да ты сам вчера ночью слышал мою
пластинку... Это уже производилась регулировка.
Устройство прибора очень несложное, - продолжает Петя. - Специальный
электрический коммутатор по строго рассчитанному времени произведет
включение электрозапалов у различных зарядов взрывчатки, заключенных в
резонансные камеры. Благодаря этому должен получиться не один взрыв, а ряд
быстро идущих один за другим. Все сольется в мощный звук, точно такой, как у
меня зафиксировано на пластинке. И если тот самолет действительно погиб от
звука, то и другие, такой же конструкции, возможно, последуют за ним. Но вот
что я тебе должен сказать..."
Петя сделался необыкновенно серьезным и говорит мне уже шепотом:
"Есть в приборе, по-моему, некоторые неясности... Выдержит ли нагрузку
отражатель, предназначенный для направления звуковой волны кверху?
Достаточно ли крепки перегородки, отделяющие одну резонансную камеру от
другой? Ну и еще разные мелочи... Ты понимаешь, машина вообще рассчитана на
воспроизведение по крайней мере двухсот звуковых "выстрелов". Но вот самый
первый меня сильно беспокоит... Богуцкий и слышать не хочет о том, чтобы в
нашей работе приняли участие еще какие-нибудь люди. В последнее время он
даже ко мне стал относиться пренебрежительно. Все время умаляет значение
моей пластинки, уверяет, что можно было обойтись и без нее и конструировать
задуманную машину на основе одних математических расчетов.
Я нисколько не обижаюсь на него и согласен с тем, чтобы о моем участии
даже не знали, лишь бы прибор действительно стал работать, - говорит Петя. -
Если бы моя помощь как механика в настоящее время не была нужна, то я давно
бы оставил его в покое. Но ты понимаешь, им там без меня будет все-таки
трудно...
А нужно было бы пригласить на помощь еще некоторых специалистов.
Следовало бы поставить это дело шире.
Ты понимаешь, он собирается все это преподнести сюрпризом. Это уж
никуда не годится. Он, конечно, стремится принести нашей родине пользу, и не
маленькую. Но нельзя его оставлять одного, без хорошего товарищеского
коллектива. Два сотрудника, работающих с ним, тоже начинают понимать, что
такую ответственную работу так вести нельзя. Вот сегодня ночью..."
Здесь Петя остановился на полуслове, стал прислушиваться и вдруг
побледнел.
"Что с тобой?" спрашиваю его.
"Разве не слышишь: воздушная тревога!"
А я задумался над тем, что он мне рассказал, и действительно не
заметил, как на дворе завыли сирены.
"Ну и что ж такого, что тревога! Разве ты впервые ее слышишь?" говорю
ему.
Петя встает и начинает ходить по комнате.
"Я все-таки пойду, - говорит он. - Не могу я его оставить одного, без
меня ему будет трудно. Сегодня намечается небольшой опыт... Возможно, что
все обойдется благополучно".
Я не стал его задерживать, и он ушел.
Тогда мне было трудно сразу во всем этом разобраться.
Действительно, положение серьезное! Нужно как-то повлиять на Богуцкого,
помочь ему.
Подумав немного, я решил твердо: необходимо немедленно пойти в штаб и
там объяснить положение дела.
Когда я вышел на улицу, бомбежка была уже в полном разгаре. Высоко в
безоблачном небе гудели вражеские самолеты. Лунная, с заморозком ночь
немного успокоила мои нервы, но тяжелое предчувствие, появившееся у меня
вскоре после ухода Пети, оставалось.
Быстрым шагом направился я к расположенной вблизи танковой части, где
мне могли бы дать машину, и уже через несколько минут ехал в ней по
направлению к городу.
Равномерный шум автомобильного мотора, работавшего на полной скорости,
иногда заглушался недалекими разрывами фугасных бомб. К каждому из них я
невольно прислушивался, ожидая услышать совсем другое.
Мы были на полпути к штабу, когда хорошо знакомый рев отчетливо
раздался сзади.
Я выскочил из машины, стараясь угадать направление, где должен
находиться институт.
Рев, продолжавшийся всего несколько секунд, уже прекратился, и кругом
наступила относительная тишина. Я увидел несколько горящих и падающих
самолетов, но до моего сознания это доходило как-то слабо. Слишком тревожила
меня судьба Пети и остальных товарищей. Не случилось ли чего-нибудь, живы ли
они?
Надо скорее вернуться! И мы помчались в обратном направлении, развивая
бешеную скорость.
Когда подъезжали к территории института, уже звучал отбой тревоги и из
бомбоубежища выходил народ. Мне пришлось бежать через парк по направлению к
лаборатории Богуцкого вместе с людьми из спасательного отряда.
Здание охватил огонь. Рядом со зданием была видна огромная воронка,
по-видимому на том месте, где стояла резонансная машина. А через некоторое
время я решил, что ни Пети, ни остальных товарищей, вероятно, уже нет в
живых.
На следующий день мне срочно пришлось улететь из Ленинграда без Пети...
Рассказчик замолчал, как бы прислушиваясь к стуку капель дождя,
забарабанивших в окна, и нам стало ясно, как тяжелы ему эти воспоминания.
- Когда я докладывал о случившемся, - продолжал он, - мне мало верили.
Каких-либо серьезных доказательств, собственно, не осталось. Пожар здания,
воронку возле него и гибель товарищей каждый легко мог объяснить попаданием
обыкновенной бомбы.
Единственно, что было вне всякого сомнения: в эту ночь на территории
города и в окрестностях нашли четыре сбитых "Юнкерса-88". По заявлению штаба
противовоздушной обороны, это были все "юнкерсы", какие только участвовали в
том небольшом налете.
О странном рассказе лейтенанта Воронова мне пришлось вспомнить еще раз
совсем недавно.
В одном из наших научно-исследовательских институтов мне рассказали,
что механик Петя Янин остался жив и спустя некоторое время вышел совершенно
здоровым из госпиталя. Не пострадали и сотрудники Богуцкого. О судьбе самого
Богуцкого мне ничего не могли сказать.
Янину удалось разыскать неподалеку от развалин сгоревшей лаборатории
свою необыкновенную граммофонную пластинку и продолжать работу над
изобретением.
Шорохи под землей
- Слышал я его уже много раз... Понимаете, как будто кто-то невидимый
ходит по половицам, и они тихо так поскрипывают... Шорох такой... очень
странный!
Директор шахты пожал плечами.
- Пустяки, - сказал он. - Это чисто нервное... Да вы не волнуйтесь!
А про себя подумал:
"Вот еще, кто бы мог ожидать! Такой здоровяк на вид, и вдруг - психоз!
Шорохи под землей чудятся".
Петренко, приземистый, широкоплечий человек с загорелым лицом, нервно
поднялся с места и принялся расхаживать по кабинету.
- Всегда в одно и то же время... - сказал он, останавливаясь перед
директором и глядя на него в упор. - И движется. Тихо так шуршит и уходит
куда-то вдаль...
- Пустяки, - повторил директор. - Горных духов, как известно, не
бывает, а с непривычки в шахте мало ли чего не покажется. Я сам лет двадцать
назад, когда первый раз в шахту спустился, помню, отбил здоровеннейший кусок
карналлита. Он как рухнет - так тут такой гул пошел, точно несколько человек
к выходу побежало. Ну, думаю, где-то обвал... Прислушался: тихо. Это мой
кусок, оказывается, грохот такой вызвал... Вы отдохните денек, да и за
работу с новыми силами. А шорохи... шут с ними! Под землей каких только
звуков не бывает!
- Да нет же! - нетерпеливо возразил Петренко. - Вы не подумайте чего
такого... Я сам много разных звуков слышал на своем веку. Недаром ведь
акустическую аппаратуру изобретаю. Вы знаете, что чувствительность прибора,
с которым я сейчас работаю, очень велика. Мы слышим, как движутся
электровозы, работают врубовые машины, и все это на расстоянии многих
километров. Один раз, представьте себе, совершенно отчетливо услышали шум
подземной реки... реки, которую не видел ни один человеческий глаз. Но то,
что слышится теперь - вы меня извините, - это очень странно. Я просто
теряюсь в догадках...
Директор калиевой шахты Николай Иванович Губанов изобразил на лице
сочувствие. Но он без особого удовольствия слушал взволнованную речь
ученого. Ну какие там звуки слышны под землей! Какое, собственно говоря, это
имеет отношение к его работе!
Директора беспокоило другое.
Вот уже две недели продолжаются на шахте испытания новой аппаратуры,
предназначенной для местной геологической разведки. Стране нужно огромное
количество калиевой соли, повышающей плодородие земли. Добыча калийных
удобрений должна быть резко увеличена по сравнению с довоенным уровнем. А
тут серьезный человек, ученый, от которого он ждет новых открытий, увлекся
какими-то посторонними вещами...
Петренко привез на шахту разработанную им новую акустическую
аппаратуру. Ее действие было основано на том, что мощный звуковой сигнал,
посланный в землю, отразившись, должен был вернуться в специальный приемник
и рассказать о структуре слоев, на которые он натолкнулся. Так обстояло дело
в теории. На практике же звук уходил под землю и терялся в толще горных
пород. Правда, при этом звук отражался и преломлялся так, как луч солнца,
упавший в воду, но к приемнику возвращалась настолько ничтожная часть его,
что по показаниям прибора нельзя было представить ясной картины подземных
богатств. Требовалось внести какие-то усовершенствования в аппарат.
"Дались же ему эти шорохи! - думал Губанов, с досадой поглядывая на
озабоченное лицо своего собеседника. - Нет уж, видно, придется вести
разведку обычными методами. А жаль: прибор Петренко обещал значительно
ускорить все дело..."
Стук в дверь прервал размышления директора. Вошел высокий, сухопарый
человек в круглых роговых очках. Это был кандидат физико-математических наук
Константин Сергеевич Шабалин, работник одного из исследовательских
институтов Ленинграда. Здесь, на шахте, он испытывал свой аппарат, тоже
предназначенный для разведки соляных пластов.
- Ну, как успехи? - спросил директор, пожимая сухую, костлявую руку
ученого.
Тот поправил очки и огорченно развел руками.
По методу Шабалина, в толщу земли посылалась на разведку радиоволна
определенной длины. Радиоволны по-разному отражаются от различных горных
пород, и на экране приемного устройства в аппарате Шабалина появлялось
условное изображение, рассказывающее о геологическом строении земных недр.
Так было не только в теории, но и при лабораторном испытании прибора. Но вот
в шахте дело не ладилось: какая-то дымка застилала экран через несколько
минут после начала работы. Все пропадало в этом тумане. Шабалин бился изо
всех сил, менял волну, даже переделывал свой прибор, но пока безрезультатно.
Петренко, замолчавший было на минуту, снова оживился.
- Я вот рассказываю сейчас Николаю Ивановичу про странные явления в
шахте, - сказал он, обращаясь к коллеге. - Какие-то звуки непонятные слышны,
даже когда наш генератор звука выключен.
- Звуки? - рассеянно переспросил Шабалин. - Ну и что же?
- Легкий такой шорох... и медленно передвигается с места на место...
Ленинградец покосился на Петренко.
- Да не заблуждаетесь ли вы? - опросил он.
И тут же рассказал о случае, который произошел однажды во время
сейсмической разведки рудных залежей. Сейсмограф, установленный на
поверхности земли, зарегистрировал землетрясение силой в десять баллов.
Между тем почва под ногами исследователей была совершенно спокойной. При
проверке выяснилось, что неподалеку от сейсмографа в ямку в земле попал
лягушонок. Он пытался выбраться и производил легчайшее сотрясение почвы.
Чувствительность же прибора была так велика, что он зафиксировал сильные
толчки.
- Вот и у вас тоже, - добавил он, - мышь какая-нибудь ползет...
Усиление звука в вашем аппарате настолько велико, что муха за слона сойдет,
а мышь, как поезд, будет шуметь... в вашем ухе...
- Да нет же! - окончательно разгорячился Петренко. - Ведь звук-то идет
из толщи земли... Какая там мышь... Вы просто смеетесь... Конечно, вы не
верите в эффективность звуковой разведки...
"Ну вот, кажется, начали ссориться, - подумал Губанов. - Самолюбие
проклятое заедает. Нет того, чтобы спокойно разобраться в сути дела. Общими
бы усилиями... А то каждый считает свой метод наилучшим и готов на рожон
лезть".
Директор задумался и почти не слушал спорящих. - Ну, это вы уж
оставьте, - доносился голос Шабалина. - Проникновение радиоволн в толщу
земли исследовано очень хорошо. А ваши звуковые колебания, вы меня извините,
еще требуют изучения и изучения.
Наконец в комнате наступило молчание.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг