- Про-дали, - протянул было солдат, но внезапно обозлился: -А ты,
знай-помалкивай, сволота... Помни, что ты есть арестованный. Тоже
разговаривает.
Двуколка загромыхала по камням. Узкая уличка как-то сразу кончилась,
открылась большая площадь. Возница-китаец, не переставая нахлестывать мула,
обернулся и странно подмигнул Свистунову. Свистунов, недоумевая,
осматривался кругом, и внезапно заметил: к телеграфному столбу на расстоянии
четырех метров от земли была прикреплена человеческая голова; поодаль, у
плетня, стояло распятое безголовое туловище.
- Вот как с вашим братом-коммунистами разделываются, - хвастливо сказал
солдат. - Да вон, никак, еще одного угробить хотят...
На площади казнили не одного, а несколько китайцев. Полуголые желтые
люди со связанными назади руками были поставлены на колени; около каждого
высились большие белые доски с китайскими надписями; палачи в солдатских
гимнастерках размахивали древними монгольскими секирами. Кругом, в
отдалении, толпились отдельные кучки зрителей. Впрочем, народу было немного,
видно было, что зрелище нередкое.
- Ну, а как в России-то? - спросил солдат, которому, видно, надоело
молчать. - Голод, чай?... Падаль жрут?
- Да ведь я арестованный, - невесело ответил Свистунов. - Мне нельзя
разговаривать.
- Говорили - налоги непомерные... Седьмую шкуру, будто, дерут.
- Кто семь шкур носит, с того седьмую и дерут... - неохотно ответил
Васька; ему не хотелось разговаривать; тело продолжало болеть; где-то внутри
родилась, и пошла разгуливать по всему телу мелкая противная дрожь.
- Не хошь ли хлебнуть? - неожиданно и вполне дружелюбно предложил
солдат, вытащив из-за пазухи бутылку с мутной жидкостью. - Рисовая, ханшин
называется. Градусов на пятьдесят будет...
Васька отказался. Солдат хлебнул сам, спрятал бутылку и достал из
кармана краюху серого хлеба. Разломив ее пополам, солдат предложил Ваське.
Хлеб был сырой и невкусный, весь в крупинках махорки; Васька стал, однако,
есть с удовольствием. В штаб притащились к вечеру. Китайские солдаты
окружили Ваську и повели в низенький, опутанный колючей проволокой, дом.
Представитель китайского генерала - некий чин в шелковом халате - был надут
и важен. Русский офицер с одутловатым лицом казался его подчиненным.
- Ты что, комсомол? - лениво и нехотя спросил офицер, наставляя на
бумагу американскую автоматическую ручку.
Васька молчал.
- Молчать будешь? - так же лениво продолжал офицер. - Хуже будет, сукин
сын. Прижгут подошвы - заорешь белугой.
Васька молчал.
- А, вот ты какой, голубчик? Ну, ладно. А в общем могло бы и обойтись.
Например: паек, жалованье и все такое. Свобода. Как думаешь? Все молчишь?
Все равно - заговоришь, да поздно будет... Так вот: с тебя требуется только
одно: признай, что большевики прислали тебя и других на подмогу китайским
большевикам. И что едет еще несколько партий.
Васька молчал. Офицер встал, лениво раскачиваясь, подошел к Ваське и
внезапно, со всего размаху, ударил его по носу. От неожиданности Васька
ударился о стену, но тотчас же пружиной отскочил и ринулся на офицера. В тот
же момент Ваську схватили сзади несколько человек.
Очнулся Васька - зверски избитый и связанный - на платформе
бронепоезда; кругом сидели несколько русских солдат с винтовками. Ваську
куда-то везли.
24. Красные пики
Все началось очень просто: старшина приказал Чин-Бао-Си отдать в пользу
ангодзюна последнюю и очень тощую овцу. Когда Чин-Бао-Си стал возражать,
старшина пригрозил ему минь-туанами. Чин-Бао-Си отвел овечку в дальнее поле,
посадил в яму и прикрыл негодным бамбуком. Тогда пришли минь-туаны и стали
бить Чин-Бао-Си по спине, по животу и даже по лицу - до тех пор, пока
Чин-Бао-Си, охая и кряхтя, повел минь-туанов в поле и показал овцу. При этом
минь-туаны всю дорогу говорили Чину о том, что он, старый слон, не хочет,
чтобы во всей Небесной стране настал мир, а наоборот: хочет войны и
беспорядков.
Чин-Бао-Си очень хотел мира и порядка, но еще больше он хотел, чтобы
никто не мешал ему обрабатывать свое поле, чтобы никто не отбирал урожая,
чтобы его животные были действительно его животными, чтобы никто, в том
числе минь-туаны, не приходили с дракой отбирать их в пользу какой угодно
армии.
- Вот вам овечка, мои почтенные, - слезливо сказал Чин-Бао-Си,
сбрасывая негодный бамбук. - И это - последняя моя овечка. Свинью забрали
солдаты еще в позапрошлый урожай, и забрали вместе с урожаем. Другие солдаты
отняли кошку. Собака пропала неизвестно куда.
Сказав так, Чин-Бао-Си заплакал, потому что его разжалобили собственные
слова. Но минь-туаны не плакали, наоборот, они пошли в деревню с большим
весельем, потому что, обирая бедняков, они освобождались от податей
ангодзюна сами и сохраняли свое имущество. Чин-Бао-Си сидел в овечкиной яме,
пока не стемнело. В темноте он пошел в деревню, но его остановили какие-то
люди.
- Стой! - крикнули эти люди. - Кто смеет ходить по дорогам после захода
солнца? Разве ты не знаешь, что это запрещено нами?
- Я не знаю, кто вы такие, мои почтенные, - жалобно ответил Чин.
- Также не знаю я, почему запрещено ходить в темноте. А я - я бедный
маленький Чин-Бао-Си, у которого взяли последнюю овечку.
- Кто же взял у тебя овечку? - грозно спросили люди. Чин объяснил, и
люди позвали его с собой. Они пришли к речке, переправились на плоту на ту
сторону и там увидели костер. Вокруг костра стояли и сидели люди, и
Чин-Бао-Си узнал в них кое-кого из знакомых и соседей. Один из людей стал
говорить, и Чин-Бао-Си слушал и думал, что никогда не слыхал столько слов
сразу.
- Почтенные друзья, - говорил человек. - Все мы - мирные люди и не
хотим никакой войны. А между тем, вот уже пятнадцать раз прошел великий
праздник нового года, а война не прекращается. По всей нашей благословенной
провинции Шань-Си разгуливают генералы, цзяни, и у каждого цзяня есть
солдаты с пушками и ружьями, и эти солдаты хотят есть, пить и спать, не
работая...
- Это очень верно, - важно заметил Чин-Бао-Си, потому что ему казалось,
что человек обращается главным образом к нему.
- Но этого мало, почтенные друзья, - продолжал говоривший. - Солдаты
уходят, но на их место приходят другие и отбирают все, чего не успели
отобрать те. Потом приходят третьи, четвертые, пятые солдаты, и все они
сердятся, потому что нечего больше отбирать... Но гораздо хуже поступают
цзяни, потому что они не только сердятся и дерутся, а еще велят рубить
землепашцам головы. Так вот, поэтому, почтенные друзья, - мы уходим в горы и
присоединяемся к тайному союзу "красных пик"... Мы будем бороться и с
солдатами, и с цзянями, и с минь-туанами, и с белыми дьяволами, - со всеми,
кто препятствует нам мирно жить и работать...
Чин-Бао-Си решил, что все это правильно и остался с "красными пиками".
В горных перевалах скапливается лед - может быть годами, может быть
десятилетиями, а может быть - и веками. Но бывает так, что лед не
выдерживает больше своей собственной тяжести и - сначала медленно, потом все
быстрей и быстрей, наконец - стремительно двигается вниз, сметая все на
своем пути. Грозна ледяная лавина. Смерть ждет всех, кто станет на ее пути.
Таковы и крестьянские восстания всех времен, веков и народов. Таково и
движение китайских "красных пик".
Красные пики выступили рано утром на заре. Чин-Бао-Си был вместе со
всеми, и он был вооружен серпом, надетым на длинную палку. У других
повстанцев было такое же оружие, но некоторые были вооружены и огнестрельным
оружием. К полудню красные пики подступили к железнодорожному пути. Первые
же люди, подошедшие к насыпи, сковырнули рельсы. Путь был закрыт. Волей
восставшего народа унижение больше производиться не могло. Чин-Бао-Си
ликовал; он решил, что красные пики уже победили. Машинист бронепоезда,
наполненного русскими кондотьерами[5], вовремя заметил опасность и пустил в
дело тормоз. Поезд остановился, но со всех сторон на него устремились
полуголые, оборванные, истощенные люди, вооруженные косами, палками, серпами
и просто дубинами. Заработали пулеметы, - наперебой, как весенние гуси - и с
насыпи покатились люди, сшибая по пути еще не задетых пулями, но неуклонно
карабкавшихся кверху. Чин-Бао-Си ползком добрался до самого верха насыпи, но
здесь-то его и срезал пулемет, - Чин-Бао-Си склонился к песку и замер.
Васька Свистунов слышал шум боя, ровную и точную работу пулеметов, но
сделать ничего не мог: ему только и оставалось - смотреть вверх. И вот,
вверху показался крестик аэроплана, стал увеличиваться, снижаясь, и повис
над поездом. - Друг или враг? - лихорадочно думал Васька. - А что, если
друг? - Аэроплан стал описывать круги, словно выискивая удобное место для
спуска. Внезапно где-то недалеко ахнул взрыв.
- Что такое? - закричал один из пулеметчиков, высунувшись за борт
платформы.
- Японец бомбы бросает, - ответили откуда-то извне.
Пулеметы работали, заглушая рокот мотора и рев наступавших китайцев. Но
новый взрыв заглушил их равномерный стук.
- Что за черт? Никак японец в паровоз ахнул? - крикнул тот же
пулеметчик.
- Берегись - бомба! - раздалась команда. Пулеметчики легли на пол
платформы, рядом с Васькой. Новый взрыв потряс Васькин слух совсем рядом.
Пулеметчики вскочили на ноги и один за другим полезли через борт платформы.
Один из них подскочил к Ваське и взмахнул финским ножом.
- Конец, конец, - подумал Васька и зажмурил глаза. Но тут же
почувствовал, что руки стали свободными; взглянул, увидел, что пулеметчик
лихорадочно чиркает ножом по веревке, связывавшей ноги.
- Беги, браток, - сказал пулеметчик. - Как-никак, а русский... Не то
японец бомбой разорвет. С этими словами солдат скрылся за бортом. Васька,
все еще лежа, осторожно расправил затекшие руки и ноги.
- Куд-да, сволочи? - раздалось над самым Васькиным ухом, и Васька стал
неподвижен. Высокого роста офицер прыгнул к пулемету, открыл замок, потянул
из ящика ленту. Собрав всю оставшуюся силу, Васька мотнул рукой по полу,
ухватил горсть земли и песку. Встал на ноги и швырнул песок в замок
пулемета. Офицер обернулся, схватил Ваську за руку. В этот момент из-за
борта протянулся серп на длинной палке и резнул офицера по голове. Рука
офицера ослабла, Васька пихнул его кулаком в грудь и отскочил в сторону.
Через борт платформы лезли полуголые желтые люди.
Васька мотнулся к другому борту и, перемахнув, покатился по насыпи
вниз. Навстречу ему со снизившегося самолета бежали люди.
- Френкель, Френкель! - из последних сил закричал Васька.
- Как тебя черти вынесли! - радостно орал Френкель, размахивая
маузером. - Да, беда, брат, беда: бензин весь, в баках на закурку не
осталось.
25. Тайна дракона
На веранду, где профессор Дормье и мистер Гарри Джонс вели интересный
спор о преимущественном влиянии в Китае англичан или французов, ворвался
надсмотрщик Троттер.
- Мистер Джонс, у нас неладно!
- В чем дело? - пролаял Джонс.
- Туземная прислуга вся оставила работу; рабочие исчезли с плантации.
- Что? - заревел Джонс. - Эти черти затеяли бунт против меня? А вы
ничего не делаете, Троттер? Не знаете своих обязанностей?
- Но, говорят, красные пики...
- Чепуха, - отрезал Джонс. - Никто не смеет тронуть англичанина.
Повесить парочку - и все успокоится! Едем в бараки!
Подогретый стаканом виски-сода, Джонс в сопровождении Троттера выехал
из ворот усадьбы. На повороте из кустов выскочило несколько китайцев.
- Мерзавцы, на работу! - наехал на них Джонс, размахивая плетью. Но
плеть не успела опуститься. Десятки рук ухватились за узду, за ноги, за руки
потащили Джонса с седла.
- Троттер, на помощь! - закричал Джонс. Троттер разрядил револьвер.
Один из китайцев упал. Кусты словно ожили. Отовсюду на дорогу высыпали
рабочие.
Джонс судорожным усилием удержался в седле; лошадь, уколотая пикой,
сшибла одного из китайцев и помчалась по полю. - Кажется, спасен, - подумал
Джонс, подъезжая через задние ворота к дому.
- В чем дело? - тревожно спросил профессор, перегнувшись через перила.
- Бунт. Революция. Большевистская пропаганда! - отрывисто ответил
Джонс. - Надо спасаться. В куски растерзают!
- А как же ваше влияние... - растерянно спросил профессор. Джонс махнул
рукой, соскочил с лошади и бросился в дом. Через пять минут Джонс снова
показался на веранде; в одной руке он держал винчестер, а в другой -
небольшой саквояж. Англичанин, молча, отмотал уздечку лошади от дерева и
вскочил в седло.
- А как же я? - спросил профессор, подбежав и схватившись за стремя.
- Как хотите, - буркнул англичанин, - и, дернув стремя, поскакал к
задним воротам; от толчка профессор покатился в сторону, но тотчас же встал,
отряхнулся и направился было к конюшне, но в этот момент Джонс галопом
прискакал к веранде.
- Они уже там, - кричал англичанин. - Держите револьвер, - попытаемся
прорваться через фасадные ворота!
Белые рубахи и соломенные шляпы замелькали в зелени кустов. Англичанин
разогнал лошадь и на ходу выпустил все восемь патронов из винчестера. За
лошадью бежал профессор Дормье, нескладно стреляя в воздух из револьвера. У
самых ворот лошадь, зацепившись за протянутый внезапно шест, рухнула на всем
скаку; Джонс отлетел на три шага в траву. Профессор бросил револьвер и
поднял руки вверх.
- Та-та-ааай! - завыли белые рубахи. Сопротивляться было бесполезно.
Джонс и профессор стояли рядом со скрученными позади руками. Не успел
профессор сосчитать до десяти, как хозяин маковой плантации Гарри Джонс
болтался на перекладине ворот.
- Кто ты такой? - на ломаном английском языке спросил профессора
высокий китаец, казавшийся предводителем.
- Я приехал отыскивать динозавра, - залепетал профессор. - Динозавра...
знаете... Такие были... Я даже яйцо нашел... Дракон.
- Драко-он, - протянул китаец. Яростные крики заглушили профессора.
Профессор испуганно озирался.
- Ты, значит, поклонник дракона? - подбоченясь, спросил предводитель.
- Да, - прошептал профессор. - То есть, я ищу его...
- Повесить его рядом с английской собакой, - распорядился предводитель.
Профессора потащили к зловещей перекладине.
- Красные пики! - раздались восторженные возгласы на дороге. К
плантации валила новая толпа. Восставшие рабочие слились с повстанцами. По
колючей проволоке, окружавшей усадьбу, заработали косы и серпы.
- Френкель, - да ведь это профессор! - раздался крик из толпы.
- Свистунофф! - с рыданием взмолился Дормье. - Свистунофф!
А Васька был уже около профессора, распутывал петлю, растирал шею, поил
водой. Двор быстро наполнялся людьми.
- Ну, профессор, надо в Унион Советик (Советский Союз), - сказал
Френкель, вьюча мула.
- Как в Унион? - изумился профессор. - А динозавр?
- Какие, к лешему, динозавры!
- Но ведь все представители желтой расы подтверждали, что есть дракон.
- Вот за этого дракона вас и вешали. Дракон-то ведь это - Чжан-Цзо-Лин.
И флаг у него такой. Про Чжана-то все и говорили, не понимая ваших вопросов.
Так лопнули мечты профессора Дормье, члена французского
палеонтологического общества, кавалера ордена Почетного Легиона.
- Слышь, Вася, а не остаться ли нам еще на месяц-пол-тора? - спросил
Френкель. - Тут повоевать можно всласть... Но Свистунов не дал ему
продолжать:
- Чтобы дать в руки козырь всей своре империалистов? Недаром они меня в
плену охаживали. Чтоб они имели дутое доказательство участия ВКП в китайской
революции? Так они такое зиновьевское письмо из этого раздуют!..
- Ехать, так ехать, - согласился Френкель. - Я говорил с предводителем
повстанцев, он обещал дать провожатых до монгольской границы.
26. Другими глазами
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг