- Деньги - зло! - сказал Гога и так ужасно вытянул лицо, что оно стало
страшным.
Ваня понял, что не отвечать уже нельзя и решил всё рассказать
начистоту. Предусмотрительно он оглядел салон. Ближайшие соседи были далеко.
- Эти деньги изъяты, по самому мягкому определению, у грязного вора.
- И вы полагаете, что теперь вы сами когда-то сможете от них отмыться?
- Других средств нет.
- И это... - девушка сбилась, - Я физик. Мне это очень интересно. Но
весь этот риск не оправдан!
- У меня нет выбора, - ответил Ваня, - Но вы свободны и можете
возвратиться. Ещё совсем не поздно.
В ответ было молчание.
- Какими данными и фактами располагает экспедиция? - немного погодя
спросила девушка.
- Я чувствую, что "это" там.
- Что - "это"?
- Я не знаю.
- На это государство средств не даст...
Последовало долгое молчание.
Калинка пыталась поймать Гогин взгляд. Но он смотрел упрямо мимо.
- А, если и твой счёт арестуют? - спросила она у него.
- Вот, это, вот, меня и взбеленило! Сейчас начну бояться! Да, в жизнь я
это ненавижу! И, что, по-твоему, вернуться? И там сидеть бояться? Продать
всю жизнь за мнимое благополучие? Вот, у тебя есть дом родной? За сколько ты
его продашь? А мать продашь? А? Значит, не всё в жизни продаётся? Я точно
так же не хочу бояться - продаваться! - он замолчал, но потом, вдруг,
добавил, - Мы с Ваней будем продавать друг друга в рабство: один другого
продаёт, а тот потом сбегает и так - сплошная выручка, доход, барыш и жуткое
богатство. Правда, на невольничьих рынках русские пленники всегда ценились
не дорого, так как непрерывно сбегали из рабства. Ну, что же - будем
продавать друг друга чаще, и так скорее наживёмся!
Опять произошло молчание, которое нарушила Калинка:
- Дураки!
- А ты, между прочим, свободна!
- Я с вами. И, потом, вы же взяли меня на работу!
- Мы же в праве тебя и уволить.
- Тогда это будет не честно.
Немного помолчали...
- Смотри! - похлопал Гога по карманам, - Тут хватит Африку проехать
вдоль и поперёк! Не тетратугрики, заметь, а тетрадрахмы! Один мужик, между
прочим, объехал весь свет с одним единственным коронным номером "Русский
самоубийца"! После рекламы, перед самым своим выходом он забирал свой
гонорар из кассы, взбирался на шестнадцатый этаж, бросал вместо себя
говядину, одетую в его одежду, а сам незаметно спускался и ехал работать в
другие платёжеспособные города, - начал врать опять Гога.
А, между тем, пустыня зыбилась, как море и волны, кое-где переметали
путь.
Автобус на этих трамплинах подпрыгивал и гид, который всё время пытался
что-то рассказать, на кочке ударил себя по зубам микрофоном и самую малость
решил отдохнуть. Он нацепил на себя гарнитуру, которая давила ему ухо, но
снова снял её и продолжал бубнить себе в кулак.
Чета стареющих британцев, точней, супруга англичанина, которая до этого
держала в руке воздушные шары, от бормотания в пустыне задремала, и шарики
теперь катались вразнотык по потолку.
Те редкие кудрявые зелёные маслины среди бескрайнего песка и
безалаберные стены домиков без крыш, похожие на ветхие сараи для жилья,
которые встречались поначалу, давно уже не попадались, и приходилось
наблюдать или барханы, лезущие на асфальт или в сидячем положении пытаться
спать.
Когда никто и ничего уже не ожидал, дорога неожиданно заизвивалась и
незаметно, как-то разом, потерялась в каменных, спрессованных из очень
жёлтого песка, холмах.
Холмы чернели дырами пещер, и в сочетании с синим небом и с, изливающей
с небес своё сияние, звездой это было очень необычно.
Как из колодца небо здесь казалось сочным, все краски очень яркими.
Обедали в пещере - под сводами песчаных жёлтых куполов, от кухни
натурального хозяйства.
После обеда все смотрели в яму, в которой жила маленькая лошадка и
очень толстая берберша, наряженная в разноцветное тряпьё.
- Какая интересная лошадка - с рожками! - удивился Ваня.
Ему объяснили, что это коза.
Калинка смеялась.
В ямах точно так же, как в пещерах, было прохладно и на удивление очень
уютно.
Наверное, они по этому и жили там - берберша сидя и вытянув ноги, а
коза - стоя, воткнув копыта в каменный песок.
Ещё там ходили три курицы, но, судя по лежавшим всюду перьям, раньше
куриц было больше.
Затем, опять была дорога. Опять песок.
В одном каком-то месте были хижины, похожие на круглые конусы с
отверстиями вверху. Некоторые из них напоминали верхнюю половину глиняного
кувшина с узким горлом, но без ручки. Другие стояли, как перевёрнутые
воронки для переливания различных жидкостей, но ни какой жидкости по
близости не было и в помине. Гид сказал, что такие жилища есть даже в
Италии, но они называются там труллями.
Калинка и Ваня его понимали, но Гога с английским слегка тормозил и,
может быть, по этому молчал, а то бы он сказал, что это тоже самое, что юрта
и яранга.
На самом деле после этого пещерного обеда песка в пустыне стало больше.
Он сделался каким-то черезчур однообразным, и многих пассажиров потянуло
снова спать.
Кому-то даже показалось, что пустынный лев бросил камнем в стекло и
трусливо сбежал.
Но это нельзя доказать.
И, вот, когда уже всем вновь захотелось немного вина, каких-нибудь
сказочных желудей в сладком соусе и Солнце, плавясь, стало капать на горячий
горизонт, в песке появились внезапные пальмы.
Они не по одной, не постепенно появились, чтоб как-то подготовить
радость долгожданной встречи, а разом всем оазисом - как взрыв.
Но, вот, Дворец Пустынной Черепахи возник не сразу, а как-то из-за
пальм и представлял собой, опять же, плоскую аркаду с жизнерадостным
бассейном вместо крыши - такая квадратная чаша на тоненьких верблюжьих
ножках по всему периметру...
Автобус промахнулся и проехал мимо, примерно, с километр.
Притормозил среди пустыни.
И вдруг, все бросились кататься на верблюдах, которые стояли, ожидая,
как арабы.
Верблюды даже от испуга заорали.
Туристы от испуга тоже заорали, но сообразительные арабы выдали им на
головы специальные полотенца для езды на верблюдах и верблюды сразу же
подумали про туристов, что это арабы.
И все перестали орать друг на друга от страха.
Один большой, но однокочковый верблюд с сигаретой во рту крадучись
подошёл к Калинке сзади, осторожно задел её и улыбнулся.
Она не испугалась, а только симпатично съёжилась и засмеялась, потому
что вместо сигареты у него во рту оказалась какая-то щепка навроде
верблюжьей зубной ковырялки. И он перебирал её туда-сюда.
Погонщик усадил верблюда, Калинка ловко поместилась на вершине.
Верблюд, вставая, помотал её, как следует, туда-сюда и медленно пошёл, куда
глаза погонщика глядят.
- Остались одни одногорбые! С такой горбушки можно запросто свалиться,
и потеряешься, как пыль среди песка! Разве только гамак между ног
привязать? - ворчал с удовольствием Гога, - Эх, где моя "Шельма", над
которой верблюды не смеют смеяться!?
На слишком уж высокомерных драмадерах, едва не выпав с непривычки при
посадке, они степенно устремились за Калинкой.
В расплавленном сиропе тающего солнца пустыня колыхалась, словно море -
минуты вечности, мгновения блаженства хотелось чувствовать подольше.
Соединение живых существ и бескрайних мёртвыых песков пробуждало какие-то
древние, странные чувства.
Но им не дали насладиться и понять ту жизнь.
Всю группу увезли в отель.
Ваня только успел на прощание пошевелюрить затылок верблюда.
Верблюд закатил свои южные дивные очи и, как наркоман под гипнозом,
остался сидеть на песке в эйфории.
Калинка тоже поцарапала густой затылок своему и ей это очень
понравилось.
Ей очень понравились пальмы, которые росли вблизи отеля, и Ваня куда-то
пропал.
Его хватились перед ужином и обнаружили на пальме, где он зацепился
штанами и крепко застрял.
Ствол пальмы, как у щуки пасть: туда лезешь - гладко, обратно - никак.
Финиководы это знают и в таких штанах не лазят на свою работу.
- Ты, что это - финики ешь вместо хлеба? - спросил его Гога откуда-то
снизу.
- А ты хочешь, что бы я тут хлеб вместо фиников ел? - удивился Ваня,
когда его снимали всем отелем на кино и с пальмы.
Калинка была очень рада и сказала, что дома привяжет к этой ветке
финики на ниточки и будет ими любоваться.
Но обстоятельства ей не позволили так сделать, да, собственно, и
веточка была в два раза выше её роста.
Её спилили вместе с Ваней - он от неё не отпускался.
За ужином Ваня торжественно произнёс:
- Мы с вами находимся в самом центре финиковой культуры, откуда по
одной из ваших версий произошли все народы, но это глупая ошибка - друзья
мои произошли от Бога! За вас! И за Вечную Жизнь!
Они зазвенели бокалами с "Букха-Пукха" и Гога объявил футбол в честь
именинницы из Англии. Он предложил сыграть арабам против англичан, и все с
энтузиазмом согласились, особенно, пенсионеры и Калинка.
Нашёлся и мячик.
Играли в пустыне Сахаре - в её затвердевшем напротив отеля песке. И
Гога, конечно, кричал:
- Ну, что? Оробели, арабы? Не ожидали натиска со стороны пенсионеров?
Смотри, бербер, не подкачай! Тебя транслируют по спутнику в Британии и
вскоре пригласят в их сборную!
Арабы весело кричали:
- Руски дырка не попаль! Британ, пинай мяч нога! Ахали-махали! - и
выигрывали.
Гога от этого горячился и мазал.
Разгорячённый он сказал Ивану впопыхах:
- Не может быть, чтобы они оставили тебя в покое! Они и по спутнику
могут следить! - и тут он даже мячик проморгал и не узнал - его очень сильно
сощурило Солнце.
- О чём ты, Гога? - Калинка оказалась рядом. Глаза её блестели, и
капельки пота блестели на висках и на верхней губе и ноздри трепыхали от
горячего дыхания.
Ваня даже вздрогнул - до того ему, вдруг, захотелось слизнуть хотя бы
капельку!
- Депутаты жлобируют эту неважную тему! - ответил ей Гога.
- Мазила! - сказала в запале Калинка.
Они остановились, проиграв со счётом: много - ноль.
Но были все весьма довольны.
Седой высокий сероглазый Барии - мальчишеского вида англичанец похлопал
Гогу по плечу, сказал ему "Гуд, Гога!", а именинница Жаклин - его припухшая,
кудрявая старушка с ямочками на щеках расцеловала Гогу, Ваню и Калинку.
Арабы ликовали с полотенцами на голове и ликовали, не вошедшие в
команду, их болельщики.
А Солнце разбухло вполнеба и, краснея от стыда за проигрыш, спешило
спрятаться за горизонтом этого большого стадиона.
ХОД КОНЁМ
Способность Солнца исчезать мгновенно удивляла.
Купание на крыше после матча происходило в сумерках, покрытых мраком
ночи.
Звёзд не было. Они, когда скоропостижно потемнело, исчезли в некой
дымке. Поэтому светился только голубой бассейн. Светился изнутри.
Все весело плескались в нём и громко говорили.
Страдал только Ваня.
То есть, он веселился и вместе со всеми нырял и плескался, но он не мог
оторваться от Калинки, не в силах он был насладиться. Он это замечал и
понимал. Боясь, что он будет навязчив, старался он смотреть куда угодно и
думать о чём угодно, но не мог о чём угодно думать и, отвернувшись, думал
лишь о ней и мысленным взором он видел лишь только её - изящную, смуглую,
нежную, блестящую в каплях воды, озорную, весёлую, умную...
И ему даже сделалось плохо оттого, что было так хорошо.
И он уже который раз никак не мог понять, что же это за жуткая страшная
сила влечёт его к ней и чем дальше, тем пуще и пуще.
И он ушёл и плюхнулся в постель, но так и не уснул.
Сколько он так пролежал и проворочался не известно.
Только, вдруг, в открытое окно услышал, как подъехал и заглох
автомобиль, и из него донеслась очень русская речь.
- А ты не боишься, что нас тут услышат?
- А, кто нас услышит? Сейчас не спит только одна охрана, которая
по-русски ни бум-бум, и то, если сама не спит!
Ваня посмотрел сквозь занавеску и в свете фонаря увидел блестящий
чёрный внедорожник. Но из него никто не выходил. Стёкла были опущены,
поэтому было всё слышно.
- Всё равно не ори! - сказал первый голос, - Давай сейчас вздремнём
чуток, а на рассвете мы его возьмём голубчика, как птенчика в гнезде.
Сейчас, если ходить искать, то сильно нашумим - пока с охраной то, да, сё -
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг