- Это наша кладовая, - сказал старик, - не даром она нам
досталась.
Старушка творила молитву и шла далее. Прошла одну горницу, другую,
третью; видит, всё по порядку: в одной скарб домашний, в другой
мужское платье, в третьей женское, камни самоцветные, жемчуг, серьги
и ожерелья.
- Душно здесь что-то, дедушка, - сказала она.
- И мне душно, - вскричал старик. - Как подумаешь да погадаешь,
что под этими платьями всё были живые люди и что ни один из них своею
смертью не умер, то так мороз по жилам и пробегает; всё кажется, что
под платьями люди шевелятся; ну да нечего делать, прошлого не
воротишь; садись-ка вон там в уголку на сундук; там из отдушины
ветерок подувает.
Старушка села, едва переводя дыхание; смотрит - над головою у ней
платье камковое цареградское, сарафаны золотые, парчовые и под ними,
прямо против её глаз, жемчужные, янтарные ожерелья, монисты, а между
ними на бисерной нитке крест с ладанкою.
Старушка не взвидела света, схватилась за ладанку и горько
заплакала.
- Скажи, дедушка, не обманывай, откуда ты взял это ожерелье?
- А что оно, знакомо тебе, что ли? - спросил старик, задрожав.
- Как не знакомо, - сказала старушка, - это ожерелье моего
ненаглядного сокровища, моей дочери.
Старик повалился ей в ноги.
- Ах, мать родная, - завопил он, - кляни меня, - нету в живых
твоей дочери; не пожалел я её красы девической; замучил я её вот этой
рукою; билась она, сердечная, как горлица; молила меня, чтоб позволил
ей хоть перекреститься, - и до того я её не допустил.
Старушка пуще заплакала.
- Ну, отпусти тебе Бог, - сказала она, - много греха ты принял на
свою душу.
- Где Богу мне отпустить, - вопил старик в забытьи, - нету
прощения грехам моим; нет мне спасения ни в сём, ни в будущем мире.
- Не бери ещё нового греха на свою душу, родимый, не мертви душу
отчаянием: уныние - первый грех, покайся да молись, у Бога милости
много!
- Что ты говоришь, мать родная, - вопил старик, - где Богу
простить меня - да ведь и ты не простишь меня...
- Нет, не говори этого, родимой, Никола тебе навстречу, - как не
простить; много ты согрешил, последнее моё утешение отнял, - но да
простит тебе Бог, как я тебя прощаю... только покайся...
- И в молитвах помянешь грешного раба Фёдора?..
- И в молитвах помяну...
Старик пуще зарыдал.
- Нет, мать родная, уж не покину я тебя теперь, - жутко мне здесь
оставаться; веди меня куда хочешь, где бы я мог тебе на свободе свою
душу раскрыть, все грехи мои исповедать, наказанье принять.
- Не моё то дело, родимой; а если Бог твою мысль просветил, то иди
в пустынь, спроси настоятеля, он тебе укажет, что делать.
Они вышли из дома, солнце заходило, лёгкий ветерок повевал с
востока; в пустыни слышался благовест ко всенощной [*]. Недолго шли
старик со старухою - пустынь была в полверсте, не больше, - и дорога
из леса шла к ней прямая.
-------
[*] Всенощная - вечерняя служба в церкви.
-------
Божий храм сиял во всём благолепии; тысячи свеч блистали у
золочёных икон; невидимый хор тихо пел славу Божию; дым из кадильниц
подымался ввысь светлым облаком; на паперти, в притворе [*] стояла
толпа народа; едва старушка могла пробраться в церковь. В толпе кто-то
сказал ей на ухо: "Помолися о грешном рабе Фёдоре". Старушка
перекрестилась, стала к сторонке и горячо молилась сперва о грешном
рабе Фёдоре, потом и об убиенных им, а потом и о себе грешной, -
молилася не без слез, но с верою и надеждой.
-------
[*] Паперть - церковное крыльцо; притвор - передняя часть церкви,
следующая сразу за папертью.
-------
Всенощная отошла; миряне стали подходить к иконам; и старушка
поднялась с места. Смотрит - перед нею идёт светло-русый мужчина с
виду лет пятидесяти, здоровый и свежий; за ним, видно, жена его и дети
уже на возрасте; а за этою семьёю - другая, женщина лет пятидесяти, с
нею муж и также дети на возрасте. Сердце забилося у старушки -
вспомнила она про детей. "Теперь и они были б такие"; утёрла слезу
рукавом, перекрестилась и пошла также к иконам прикладываться.
Приложилась - вышла на паперть, - смотрит, а за нею идут обе семьи и
пристально на неё смотрят; старушка обернулась - лампадою от иконы
осветилось лицо её. Светло-русый мужчина подошёл к старушке,
поклонился и начал было: "Позволь тебя спросить, бабушка..." - да как
заплачет, да как кинется ей в ноги: "Ты ли это, наша мать родная? Где
ты была, куда пропадала? Мы уж тебя и в живых не чаяли".
За ним и женщина кинулась старухе в ноги.
- Ты ли это, матушка? Уж где мы тебя ни искали! Все очи по тебе
выплакали.
- Вы ли это, дети? - говорила старушка сквозь слезы. - Как вас Бог
помиловал? Что с вами было?
- Как и рассказать, матушка, - отвечал светло-русый мужчина. - Как
ты пошла на богомолье сюда в пустынь, мы пождали тебя день, другой, -
видим, нет тебя, и пошли на поиск: и приходили в монастырь, и весь лес
исходили, и голосом тебя кликали, и прохожих спрашивали - ниоткуда ни
весточки. Прошёл год, прошёл и другой, прошло пять и десять; уж давно
мы тебя, родную, за упокой поминали, горевали да плакали. Прошло ещё
лет с десяток, меж тем за сестру присватался человек изрядный, и я
нашёл себе по сердцу невесту, мы побрачились, родимая, прости, что без
твоего благословения - мы тебя в живых не чаяли, - вот посмотри, и
внучата твои...
Горько было нам без тебя, родимая, - часто поминали мы о тебе, -
но во всём другом была нам несказанная благодать Божия. Все мы
здоровы, дети нам утешение; что ни посеем, сторицею взойдёт; в
торговлю пустим - нежданная прибыль; словом, что ни предпримем - как
будто святой о нас старается, невесть откуда со всех сторон добро нам
в дом идёт.
Старушка сотворила в глубине сердца благодарную молитву.
- А цел ли у тебя рушник, который я тебе шила? - спросила она,
улыбаясь.
- Ах, родная, не прогневись; чудное дело свершилось. Давным-давно,
лет тридцать, вижу я сон, будто хожу по лесу и ищу тебя и вот будто бы
слышу твой голос, - иду, иду, вдруг вижу, как будто поляна передо
мною, а на поляне дубовый дом с закрытыми ставнями, ворота на запоре,
и вышли из дома незнакомые люди и стали звать меня к себе, я не пошёл
- а они бросились на меня, ограбили, отняли твой рушник, меня изранили
- и бросили в реку. Тут я проснулся; поутру смотрю - нет твоего
рушника, уж где ни искали, никак найти не могли. Лет через десять
потом сестре чудится такой же сон, видит она, как будто тебя ищет по
лесу и голос твой слышит - вдруг перед ней поляна, на поляне такой же
дубовый дом с закрытыми ставнями, ворота на запоре, - из дома
выскочили незнакомые люди, ограбили её, отняли у ней ожерелье, её
изувечили и бросили в реку - тут проснулась сестра, смотрит - нет на
ней твоего ожерелья; уж не гневи себя на нас за эту потерю, родная, -
мы к ней и ума приложить не умеем.
- Ничего, детушки, я так, из любопытства только спросила.
- Да где же ты была, родная?
- Не спрашивайте, была я по воле Божией; а теперь войдёмте лучше
опять в церковь да отслужим молебен, - а потом покормите меня, родные,
- у меня с утра крохи во рту не было... с утра! - повторила про себя
старушка, качая головою. - Чудны дела твои, Господи!
Вся семья вошла в церковь; опять невидимый голос прошептал в ухо
старушке: "Помолися о грешном рабе Фёдоре". В тёмном углу
распростёртый лежал старик и лицом ударял себя о холодные камни.
Протекло лет тридцать с той поры. Однажды настоятель отдалённого
монастыря на Белом море призвал к себе иеромонаха [*]:
-------
[*] Иеромонах - монах в сане священника.
-------
- Отец Феоктист, - сказал он, - в ближнем селении умирает
стадвадцатилетняя старица, просит исповеди; приходский владыко ушёл с
требами [*], - ты на очереди, но боюсь послать тебя хворого,
измождённого постом и бдением, - не дойти тебе до селения...
-------
[*] Требы - церковные таинства и обряды (причастие, отпущение грехов
и т.д.).
-------
- Господь пошлёт силу, - отвечал старец, - позволь сотворить
послушанье.
Радость была в доме стадвадцатилетней старицы, когда узнали, что
посетит её отец Феоктист; всем знаемо было благочестие престарелого
инока. Во власянице, отягченный веригами [*], едва дышащий подошёл
старик к умирающей - вся многолюдная семья до земли поклонилась ему.
Но как взглянул он на умирающую, так и заплакал горючей слезою.
-------
[*] Вериги - цепи, тяжёлые железные предметы, которые носят на голом
теле для смирения плоти.
-------
- От тебя ли Бог привёл меня услышать греховную повесть? Узнаёшь
ли ты меня, святая? Помнишь ли ты грешного раба Фёдора, спасённого
тобою? Прошло много лет - Бог сподобил меня и принести покаяние, и
понести казнь, и получить помилование, сподобил и чина ангельского, -
но и теперь, как вспомню о былом, сердце живою кровью обливается, лишь
постом и молитвою душу свою освежаю... мне ли, недостойному, принять
грехи твои, безгрешная?
- Не говори так, святой отец, - отвечала умирающая. - Недаром Бог
привёл ещё раз нам с тобою свидеться - в том новая милость его, чтоб
не возгордилась я твоим покаянием... Сотвори же послушание, святой
отец... Прости и отпусти грехи дочери твоей духовной...
Когда, тщетно прождав возвращения отца Феоктиста, родные вошли в
комнату умирающей, было уже утро; лучи восходящего солнца светились на
лицах старца и старицы, казалось, они ещё молились, - но уже души их
отлетели в вечную обитель...
______________________________________________________________________
Сказки русских писателей. - Ростов н/Д: Издательский Дом "Проф-Пресс",
2001. - 512 с., илл. - ISBN 5-88475-508-2
______________________________________________________________________
OCR dauphin@ukr.net
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 05.01.2004 16:24
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг