Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
     Черчен оказался  довольно  большим  городом  в  600   дворов   на
небольшой   площади  глинистой  почвы,  окруженной  сыпучими  песками,
которые на левом берегу реки  Черчен  засыпали  площадь  двух  древних
городов; один из них будто бы уничтожен около 3000 лет назад богатырем
Рустем-дагестаном,  а другой  разорен  уже  900  лет  назад  монголами
Алтамыша.   Жители   Черчена   иногда  раскапывают  остатки,  чаще  же
осматривают развалины после сильных бурь,  сметающих песок,  и находят
монеты,  украшения,  бусы,  железные вещи,  медную посуду,  даже битое
стекло,  а при раскопках  попадаются  склепы  и  отдельные  деревянные
гробы,  в которых трупы хорошо сохранились,  очевидно благодаря особой
сухости воздуха.  Об этом нам рассказывали на постоялом дворе,  где мы
провели  два  дня,  и  я  записал  эти  сведения  для будущих поисков.
Указывали,  что следы древних поселений имеются и  по  всему  среднему
течению Черчен-дарьи, которое теперь совсем безлюдно.
     Когда я,  уже вернувшись домой,  рассказывал  консулу  об  обилии
развалин городов в Таримском бассейне,  начиная с севера,  с Турфана и
Люкчуна,  особенно же по южной  окраине  вдоль  современного  подножия
Куэн-луня  и  Алтын-тага,  он  подтвердил это и объяснил его переменой
климата и развитием песков пустыни Такла-макан в  историческое  время;
он  сказал,  что и Пржевальский уже отмечал это ухудшение климата всей
области Центральной Азии и ее усыхание.*
(*  Пржевальский,  ссылаясь  на   Рихтгофена,  полагал,  что  усыхание
Центральной  Азии  началось в третичный период после того, как исчезло
море Хан-хай,  занимавшее  ранее Внутреннюю Азию, Но, по новым данным,
внутреннее  море  исчезло  уже  в  конце пермского периода и с тех пор
началось  усыхание,  сначала  очень  медленное.  Еще в юрский период в
Центральной  Азии  были  многочисленные  озера  и на их берегах пышная
растительность,  судя  по  присутствию пластов угля в юрских толщах. В
начале  мела  также были озера и растительность, оставившая после себя
угли;  но  уже  в отложениях верхнего мела и третичных угля нигде нет;
можно   думать,   что  тогда  и  начался  степной  период,  постепенно
перешедший в пустынный. - Прим, автора.)
     От Черчена до Нии нам оставалось пройти еще около  300  верст  по
прямой дороге вдоль окраины песков; кроме нее имелась и другая дорога,
длиннее верст на 100,  вдоль  подножия  горной  цепи  Алтын-тага.  Эту
верхнюю  дорогу,  по расспросам,  предпочитают летом,  когда на нижней
очень жарко и много насекомых. Но теперь была уже осень и мы, конечно,
предпочли  более  прямую,  хотя,  как говорили,  там вода хуже и много
песка;  зато она короче и гораздо  ровнее;  по  верхней  дороге  много
глубоких  ущелий,  неудобных  для верблюдов,  и корма меньше.  У нас с
собой была пара бочонков,  чтобы возить с собой хорошую воду, а дорога
через  пески  менее  утомительна  для верблюдов,  чем крутые подъемы и
спуски.
     По нижней  дороге  мы  шли  десять дней по окраине больших песков
пустыни Такла-макан,  надвигавшихся с севера;  высокие барханы,  целые
горы  песка в 30-40 и более сажен высоты,  видны были справа,  а вдоль
дороги приходилось преодолевать более низкие, в 3-5 сажен, редко до 10
сажен, выбирая промежутки между ними.
     Вода попадалась в виде  колодцев  в  достаточном  количестве,  но
иногда  затхлая;  кроме  того,  мы  пересекли на своем пути пять русел
речек,  текущих из Алтын-тага,  несущих воду только летом,  когда тают
снега, а теперь, осенью, уже безводных; колодцы были вырыты в ложбинах
их русел на самом краю.
     Два раза на этом пути мы испытали песчаные бури с северо-востока,
т. е. почти попутные и не слишком сильные. В общем этот путь совершили
вполне благополучно,  но почти не встречали людей.  Поселения таранчей
расположены ближе к подножию гор, куда еще добегает вода, где песчаных
заносов  гораздо  меньше  и  возможно  хлебопашество с орошением,  без
которого в этом жарком климате  хлеб  не  растет.  На  окраине  песков
попадались только развалины прежних поселений,  оставленных жителями в
связи с надвиганием песков, засыпавших поля и здания.
     Оазис Ния расположен на обоих берегах одноименной реки, верстах в
50 от подножия Алтын-тага,  откуда вытекает  эта  река,  называемая  в
горах Улуксай. Оросив оазис, она течет дальше еще верст 70, прорываясь
через окраину сыпучих песков, пока не исчахнет в борьбе с ними. Только
летом,  когда тают снега и ледники,  воды в реке много и она убегает и
дальше в глубь пустыни Такла-макан.  Но  в  зимнее  полугодие  воды  в
оазисе  Нии  уже  немного и жители пользуются водой из хаузов,  т.  е.
прудов,  которые имеются почти в каждом дворе в тени больших деревьев;
летом  эти пруды являются проточными,  но к октябрю приток в них почти
прекращается; в помощь хаузам имеются еще колодцы, действующие круглый
год.
     Нам сказали,  что в Ние числится более 1000  дворов  и  население
доходит  до  6000;  главное  занятие их - земледелие и садоводство;  в
садах растут груши, яблони, персики, абрикосы, тут, виноград, гранаты.
На  полях разводят пшеницу,  ячмень,  кукурузу,  бобы,  арбузы,  дыни,
морковь,  лук,  люцерну,  клевер.  Все  поля  орошаются  и   тщательно
обработаны.  Жители  жалуются,  что  весной  вредят  поздние  морозы и
пыльные бури,  морозы губят цвет плодовых деревьев,  а  бури  засыпают
песком поля и арыки.  Прежде,  по их словам,  земледелие и садоводство
тянулось гораздо дальше вниз по реке, но в борьбе с песчаными заносами
оно мало-помалу отступало,  сокращалось.  И теперь уже каждая семья на
своем участке земли разводит только то, что ей нужно для пропитания, и
на продажу остается очень немного.  Это мы испытали на себе: на базаре
можно было купить мало, и в запас для увоза на место разведки пришлось
закупать понемногу в течение нескольких дней.
     Кроме земледелия и садоводства, жители Нии занимаются еще добычей
золота в горах,  на зимние месяцы молодые мужчины уходят вверх по реке
в  глубь  Куэн-луня,  где  имеются  прииски,  на  которых  добывают  и
промывают россыпное золото.
     В Нию  мы  прибыли  уже  в  начале  октября  и   остановились   в
караван-сарае   таранчи   Мухамед-шари.  Он  стоял  на  берегу  арыка,
выведенного из реки,  и представлял довольно большой двор, огороженный
глинобитной  стеной  и затененный с южной стороны линией пирамидальных
тополей,  стоявших  вдоль  этого  арыка.  Вдоль  одной   стены   двора
располагались  небольшие  фанзы  для приезжающих,  часть которых имела
каны:  очевидно, для китайцев, любящих спать на теплой лежанке; другие
вместо кана имели обычное у таранчей возвышение,  на котором на коврах
располагались приезжие для трапезы,  а ночью спали.  Здесь,  на  южной
окраине  бассейна реки Тарима,  в начале октября было еще очень тепло,
даже жарко,  и мы, конечно, выбрали фанзу без кана и побольше, чтобы в
ней  же  разместить  свои  вьюки с товаром.  Во время длинного пути от
Турфана мы понемногу торговали,  и у нас,  в сущности, осталось только
два  неполных  верблюжьих  вьюка  с  шелками,  которые  на пути сюда в
селениях таранчей не привлекли покупателей.  Мухамед,  узнав,  кто  мы
такие и с какими товарами прибыли, уверил меня, что сейчас покупателей
будет мало,  так как урожай винограда,  гранатов, смоквы и олив еще не
реализован  населением  и нужно подождать недели три-четыре.  Меня это
вполне устраивало,  так как я сначала хотел съездить вниз  по  реке  к
развалинам  селений,  о  которых  мне  говорили,  и провести раскопки.
Хозяин,  узнав об этих планах,  обещал вызвать ко мне  известного  ему
проводника, выходца из Узбекистана или Бухары, который знает все места
вокруг Керии, Нии и до Яркенда.
     На следующий  день  он  привел  ко  мне  этого человека.  Это был
пожилой,  худощавый узбек,  среднего роста с жиденькой седой бородой и
жгучими  черными  глазами.  Я  заказал  хозяину угощение,  и за чаем в
присутствии хозяина он рассказал мне, что по долинам рек Керии и Нии в
настоящее   время  таранчи  живут  только  на  протяжении  одного-двух
переходов,  так как дальше воды,  текущей из гор Куэн-луня, уже мало и
орошение  невозможно.  Но  прежде,  лет 300 назад,  воды было больше и
селения таранчей тянулись еще на три-четыре  перехода  дальше.  Теперь
там  никого нет,  фанзы развалились,  деревья засохли или засыхают,  а
пески пустыни Такла-макан надвинулись и частью уже засыпали  брошенные
селения.  В  этой  местности  по  реке Ние прежде был довольно большой
город,  окруженный садами, которые еще орошались последней водой реки;
дальше воды не было.  В этом городе во дворах и домах,  от которых еще
остались стены,  но  без  крыш,  дверей  и  оконных  рам,  растащенных
населением  вышележащих  селений  после  вымирания города,  попадаются
золотые и серебряные монеты,  разные металлические вещи,  а в  большом
буддийском храме сохранилось много статуй богов.
     Этот человек рассказал,  что лет 6 или 7 назад он был проводником
какого-то  иностранца,  как будто англичанина,  который ездил с ним до
этого города в сопровождении своих слуг,  провел там  несколько  дней,
кое-где  копал землю,  нашел несколько старых индийских книг и заявил,
что приедет опять с десятком рабочих для раскопок, так как место очень
интересное.  Но пока он больше не приезжал. После угощения узбек ушел,
заявив, что может провести меня в этот старый город.
     Мне и  Лобсыну этот человек не очень понравился,  хотя производил
впечатление  знающего,  показал  несколько  старых  медных   монет   с
индийскими буквами,  найденных в этом городе, и обрывок листа из книги
с санскритским текстом,  который,  по его  словам,  англичанин  бросил
из-за  грязи и измятости.  Поговорив еще с Мухамедом и узнав биографию
этого проводника - Ибрагима,  мы решили отправиться с ним для  осмотра
города и раскопок,  если место понравится.  Хозяин сообщил, что если я
не найду ничего интересного для себя по реке Ние,  можно будет поехать
и вниз по реке Керии, где также много оставленных селений, а проводник
знает и эту долину.
     Вызвав проводника,  мы  срядились с ним.  Везти с собой в пустыню
два вьюка с товарами, конечно, не имело смысла. Если раскопки окажутся
удачными  -  свободные  верблюды для увоза всего добытого будут нужны.
Товары можно было оставить у хозяина  постоялого  двора.  Я  сходил  к
аксакалу,  который  удостоверил,  что проводник Ибрагим давно известен
ему,  а Мухамед-шари,  старый житель города, также заслуживает полного
доверия.  К китайскому амбаню города я не счел нужным обращаться,  так
как случай в Баркуле  с  моими  товарами,  описанный  в  главе  пятой,
побуждал  обращаться  возможно реже к китайским властям в Синь-цзяне и
предпочитать сношения непосредственно с населением.
     Итак, мы  оставили  товары  на складе у хозяина постоялого двора,
который выдал мне расписку в их получении:  правда, на тюркском языке,
но удостоверенную аксакалом. Закупив сухой провизии на месяц и четырех
баранов в качестве живого провианта,  взяв  с  собой  пустые  мешки  и
чемоданы от мануфактуры, четыре бочонка для воды, пучки сухого клевера
для лошадей и жмыхов для верблюдов, мы выступили 6 октября из Нин вниз
по течению реки.
     По долине ее  тянулись  поля  с  разным  хлебом,  хлопком,  сады,
отдельные дома таранчей и небольшие группы их,  рощи тополей,  джигды,
карагача,  шелковицы,  оливковых и фисташковых деревьев. В первый день
мы  сделали  переход  верст в 30 и остановились на закате солнца возле
большого уже сжатого поля, которое могло дать корм нашим четвероногим.
Вечером,  конечно,  пришли  жители соседней группы домов,  и от них мы
узнали, что на следующий день населенная часть долины кончится.
     Действительно, на  второй  день  пути группы полей,  садов и фанз
становились все более отдаленными друг  от  друга,  появились  пустыри
давно  заброшенных  полей.  В речке текло еще довольно много воды,  но
проводник объяснил это  тем,  что  время  полива  полей  и  садов  уже
кончилось,  вода  не  расходуется на поля и бежит дальше.  На пустырях
попадались пни и засыхающие деревья;  признаки  умирающей  жизни  были
налицо. Вблизи места нашего ночлега уже не было жителей.
     На третий день мы миновали утром последнюю маленькую группу домов
с небольшими полями,  засыхающими тополями и остатками садов. Началась
пустынная часть долины Нии, кое-где видны были брошенные дома, уже без
крыш,  дверей,  оконных  рам,  увезенных владельцами при выселении или
расхищенных на дрова. Поля уже заросли колючками, полынью, бударганой;
засыхающие деревья видны были все реже.  Воды в речке стало меньше,  а
весной и летом во время полива вода сюда, очевидно, уже не доходила. В
этот  день  мы сделали большой переход по совету проводника,  чтобы на
завтра раньше  дойти  до  оставленного  города.  Долину  Нии  на  этом
переходе  уже  окаймляли  песчаные холмы,  частью заросшие,  частью же
совсем голые,  с барханами,  напомнившими мне пески Кум-тага в  Долине
бесов.
     Последний день местность имела удручающий вид: кое-где еще стояли
остатки  домов и почти засохшие деревья,  на старых полях борозды были
уже  совсем  сглажены  выветриванием  и  песком,  который  образовывал
маленькие  кучи  под  защитой  отдельных  кустов  и  группы  небольших
барханов,  а по обе стороны долины тянулись  более  высокие  барханные
пески.  На  севере  вдали  виднелись еще более высокие гряды барханов.
Вскоре после полудня мы дошли до места бывшего  последнего  города  на
Ние.  На площади в 300-400 шагов,  если не больше, стояли остатки стен
домов, бывших дворовых оград и улиц, кое-где пни деревьев. Но в общем,
по   сравнению   с  развалинами  Хара-хото  и  храмом  Тысячи  будд  в
Дунь-хуане,  эти не производили впечатления. Вода реки теперь доходила
и  сюда,  но  только  в  виде  маленького ручейка,  еле сочившегося по
песчаному руслу.
     Проводник, заметив   мое  разочарование,  сказал,  что  развалины
старого храма,  где находят монеты  и  древние  книги,  лежат  немного
дальше,  но что за водой придется приходить сюда, так как туда она уже
не добегает.  Мы поехали дальше и минут через 10 или 15 дошли до этого
места.   Здесь   среди  нескольких  более  высоких  и  голых  барханов
поднимались  частью  совсем  перекрытые  песком  развалины:  стены  из
обожженного  желтого кирпича,  образовавшие несколько прямоугольников,
остатки  полуразрушенного  субургана,  возвышавшегося  над  песком  и,
немного в стороне,  несколько пней тополей,  торчащих из песка. Группа
барханов,  надвинувшихся на развалины,  примыкала на  севере  к  более
высоким барханам,  достигавшим уже сажен 8-10 высоты и напомнившим мне
Кум-таг.  Немного в стороне,  вдоль сильно засыпанного  сухого  русла,
тянулась полоса кустов тамариска,  поднимавшихся над песчаными кучами.
Здесь мы нашли  довольно  ровную  площадку,  где  можно  было  разбить
палатку.  Вдоль  русла  тянулись заросли мелких кустов,  которые могли
служить пищей нашим верблюдам,  но для  двух  лошадей  корма  не  было
совершенно.
     Устроив свой  лагерь  и  оставив  мальчиков  разводить  огонь   и
готовить обед,  мы оба с проводником обошли развалины.  Там, где песок
не образовывал барханов,  на  поверхности  почвы  попадались  какие-то
тряпки,  осколки  кирпича,  щепки.  В  одном  месте  проводник  поднял
небольшую монету красной меди,  поверхность которой  была  отшлифована
песком,  так  что цифры и буквы совершенно стерлись,  и только круглая
форма позволяла думать, что это была монета. Сравнивая эти развалины с
Хара-хото, я подумал, что работа будет здесь труднее из-за нанесенного
песка,  местами  заполнявшего   стены   зданий   до   верха   и   даже
поднимавшегося выше.  Этот песок придется убирать,  чтобы добраться до
прежнего пола зданий, под которым можно будет найти что-нибудь. Выбрав
один прямоугольник, занесенный песком меньше, я решил начать с него.
     Вернувшись к лагерю, мы застали уже расставленную палатку, костер
с  закипавшим  чайником и рядом котел с супом.  Верблюды паслись между
тамарисковыми кустами,  лошади стояли привязанные  к  одному  из  них,
понурив головы,  бараны отдыхали,  лежа кучкой. Четыре бочонка с водой
были покрыты кошмами от солнечных лучей.  Запас воды  мы  привезли  из
Нии, но теперь, зная, что поблизости в речке есть вода, решили напоить
из бочонков верблюдов,  лошадей и баранов,  а под  вечер  съездить  за
свежей  водой  к  ручью,  оставшемуся  в  версте  у  первых  развалин.
Напившись чаю и отдохнув, мы начали поить животных. У нас был довольно
большой  медный  таз,  мы наливали в него воду из бочонков,  подводили
баранов,  лошадей и верблюдов поодиночке и давали им  напиться  вволю.
Когда солнце было близко к закату,  проводник и сын Лобсына,  навьючив
бочонки для воды на двух верблюдов,  поехали на лошадях к  ручью,  где
наполнили  бочонки  свежей  водой  и  напоили  еще  раз  лошадей.  Они
вернулись уже в сумерки.
     Солнце село  в  этот день багровое,  и проводник сказал:  - нужно
хорошо укрепить палатку,  устроить из всех тюков,  седел и бочонков  с
водой ограду,  за которой уложить баранов, и на ночь уложить верблюдов
спиной к ветру.  А ветер здесь почти,  всегда с полуночной  стороны  и
этой ночью может быть сильный.
     Сообразно с этим мы и устроились на ночь с южной стороны  большой
песчаной  кучи,  заросшей  тамарисковыми  кустами и дававшей некоторую
защиту.  Улеглись спать мы и мальчики в глубине палатки, проводник - у
входа.

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг