Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
с турфанцами.
     Найти местоположение  этого  города  Лоу-лань царства Шань-шань и
начать здесь раскопки было бы очень интересно, и может быть дальнейший
путь  в  Нию и Керию становился ненужным,  хотя мне после знакомства с
Долиной бесов и песчаными горами Кум-таг очень хотелось поглядеть  еще
знаменитую песчаную пустыню Такла-макан.
     Мы стояли  на  берегу  старого  русла  Конче-дарьи  у   какого-то
колодца,  который,  по  словам  нашего проводника с Кызыл-сенира,  был
выкопан жителями этого селения для ночлегов по дороге к  живому  руслу
этой  реки.  Там немного дальше были селения и городок Дурал,  где они
сбывали шкуры диких верблюдов,  архаров и дзеренов в  обмен  на  хлеб,
ткани и обувь.  Я стал расспрашивать этого проводника,  не знает ли он
чего-нибудь о древнем городе Лоу-лань на  Лоб-норе.  Он  сразу  заявил
мне,  что  Лоб-нор  гораздо дальше на юг,  большое озеро среди болот и
зарослей камыша и жители там живут на берегах и островах в хижинах  из
камыша, занимаясь рыболовством. Я напомнил ему, что он рассказывал мне
о старинном городе Эмпень  здесь  на  старом  русле  Конче-дарьи,  где
кто-то  произвел  неудачные раскопки.  Тогда он вспомнил,  что на этом
старом русле верстах в 10-12  выше,  т.  е.  восточнее,  он  во  время
охотничьих  разъездов  видел  полузасыпанные  песком  остатки каких-то
жилищ,  не каменных или глинобитных,  а деревянных,  но думал, что это
столбы камышовых хижин, подобных хижинам на Лоб-норе, оставшихся здесь
со времен, когда по Конче-дарье текла еще вода.
     - Когда  это было?  - спросил я.  - Ведь,  может быть,  старинный
город Лоу-лань стоял на Конче-дарье?
     - Люди на берегах этой реки жили не так давно, лет 150-200 назад,
- ответил он.  - Мой отец,  умерший лет 20 назад,  в возрасте около 80
лет,  рассказывал,  что в детстве он еще помнил о воде в русле реки, в
которой купался летом,  когда прибывала вода из гор;  а зимой в  русле
вода была только в отдельных глубоких ямах и ею пользовались немногие,
оставшиеся еще жить на умиравшем русле.
     - Нельзя ли съездить посмотреть эти остатки жилищ? - спросил я. -
В день можно обернуться?
     - Конечно,  можно, если поехать налегке, оставив караван здесь, -
сказал проводник.
     Так мы  и условились,  и на следующий день,  оставив весь караван
под надзором Лобсына и его сына на месте ночлега,  мы поехали верхом -
проводник,  я и Очир (на лошади Лобсына), захватив пару лопат, кайлу и
провиант  на  два  дня,  чтобы  в   случае   надобности   можно   было
переночевать,  хотя  бы  без  палатки,  если  раскопка даст что-нибудь
заманчивое.
     Мы выехали рано утром;  был конец сентября, и солнце вставало уже
немного позже 6 часов утра.  Проводник повел нас на  восток  прямо  по
старому  руслу реки,  где ехать было легче по плотному песку,  местами
сменяемому  солончаками,  старыми  такырами.  В  русле  нередко   были
наметены  барханчики  рыхлого песка,  но их легко можно было объехать.
Иногда они,  впрочем,  преграждали все русло и достигали  до  2  сажен
высоты; их крутые подветренные склоны были обращены на запад, очевидно
последние  ветры  дули  с  востока;  взбираться  на  крутые  и  рыхлые
подветренные  склоны  лошадям было бы трудно,  и приходилось объезжать
барханы или выбирать место смычки двух и подниматься по  их  слившимся
рогам, где высота не превышала одной сажени.
     Мы ехали вдоль русла то рысцой,  то шагом,  объезжая барханы  или
пересекая  их  по  месту  соединения рогов.  По руслу и на его берегах
кое-где попадались стволы засохших тополей и прутья сухих  тамарисков,
но  засохших  зарослей  камыша  почти  не было;  они,  вероятно,  были
истреблены населением вдоль умиравшей реки прежде  всего  на  топливо.
Часа  через два проводник поднялся из русла на террасу правого берега,
где видны были какие-то торчащие  палки  и  бревна,  очевидно  остатки
поселка.  Они  занимали  сажен  30  в  длину  и  сажени 2-3 в ширину и
представляли  стволы  тополей,  или  расколотые  вдоль,  или  молодые,
лишенные  коры,  которые  торчали из почвы на различную высоту,  но не
выше роста человека с поднятой вверх  рукой.  Между  стволами  местами
видны  были  остатки  плетня  из  хвороста  - стеблей камыша,  прутьев
тамариска и тальника;  они поднимались на одну,  две, три четверти над
поверхностью  земли и,  очевидно,  представляли уцелевшие нижние части
стенок хижин или домиков,  в которых  когда-то  жили  обитатели  этого
города  Шань-шань.  Кое-где валялись отдельные колья или палки,  может
быть из кровли хижин,  которой не было вовсе.  Вокруг остатков  плетня
были наметены грядки и косы песка.
     Сохранность этих остатков не позволяла думать,  что эго -  жилища
первого  века  до  н.э.,  когда  существовал город Шань-шань,  судя по
выписке консула.  Даже  принимая  во  внимание  сухость  климата  этой
пустыни,  этим бревнам и плетню не могло быть 2 000 лет; мы могли дать
им - сто, двести лет, не больше.
     Проехав еще  с  версту дальше и обнаружив еще две группы таких же
остатков, я решил попробовать раскопать почву возле них. Мы спешились,
привязали коней к столбам,  развели огонек из остатков плетня, которые
горели прекрасно,  повесили чайник,  налитый взятой с собой водой, и в
ожидании  его  готовности  начали  копать почву одной из хижин,  - я у
одной стенки, проводник у другой. Очир караулил чайник.
     Почва оказалась  довольно  плотно  утоптанной,  но  заступ уходил
сравнительно легко вглубь;  каждую глыбу мы разбрасывали  и  разбивали
заступом,  чтобы  обнаружить  все  посторонние предметы.  Их оказалось
немного:  это были обрывки одежды, тряпки, прутики, осколки глиняной и
фаянсовой  посуды;  я  выбросил  насквозь  проржавевший  обломок ножа,
проводник - медную сильно позеленевшую монету с квадратным отверстием,
т.  е.  самый обыкновенный китайский чох,  стоимостью в 1/7 копейки на
наши деньги.  На глубине одной четверти с небольшим почва стала  более
твердой.  Расчистив  от  рыхлой  почвы  площадку  в квадратный аршин у
задней стенки,  где копал проводник,  мы  стали  по  очереди  работать
кайлой, углубляясь в твердую почву на одну ладонь, но на всей площадке
нашли  только  в  одном  месте  и  в  самом  начале  несколько  ржавых
рыболовных  крючков  и каменный шарик с сквозным отверстием,  вероятно
грузило от рыболовной сети.
     Приходилось думать, что эти остатки жилья принадлежат не древнему
городу Шань-шань,  а хижинам рыболовов того времени,  когда  по  руслу
Конче-дарьи текла еще вода,  т.  е. лет 80-100 и не более 200 назад. А
древний город находился где-то дальше по низовьям  этой  реки  или  по
другому руслу реки южнее или немного дальше на восток.  Но чтобы найти
его  развалины,  нужно  было  бы  организовать  целую   экспедицию   с
топографами  и в разных подозрительных местах проделать раскопки.  Мне
это предприятие было непосильным,  я не  мог  тратить  свое  время  на
поиски древнего города Шань-шань в пустыне к югу от Курук-тага.
     В проводнике не было надобности, я отпустил его, а мы, вернувшись
к  вечеру  на  место  ночлега,  на следующий день пошли дальше на юг и
верстах в 10 вышли  к  живой  реке  Конче-дарье,  окаймленной  густыми
зарослями   камышей,  тамариска,  тополевыми  рощами,  солончаками  по
низинам.  В одном месте нам попались свежие следы кабанов и поверх них
следы тигра, который, очевидно, преследовал их; вспугнули фазанов, два
из которых попали в  наш  запас.  Дорога  то  отдалялась  от  реки  по
зарослям  и  рощам,  то  приближалась,  и можно было видеть,  что река
достигает около 30  сажен  ширины  и  2-3  сажен  наибольшей  глубины.
Кое-где встречались поселки, жители которых занимались рыболовством.
     Еще два дня мы шли вниз по этой реке,  и  фазаны  доставляли  нам
хороший  завтрак  и  ужин.  На третий день начался район низовий,  где
смешивались,  переплетаясь  рукавами,  воды  Конче-  и   Яркенд-дарьи,
составляя  реку  Тарим  и область его низовий.  Обе реки несут в своей
мутной воде много ила, осаждают его, заиливают свои русла, разливаются
по окружающей низменности,  создают озерки и новые протоки.  Возникает
целая сеть русел,  стариц,  озерков среди зарослей камыша  на  широкой
площади  низовий,  где  сменяют  друг  друга  широкие и узкие протоки,
озерки,  заросли камышей,  разных кустов и  рощи  тополей.  Среди  них
рассеяны  и  жилища  в  виде  хижин  из  камыша,  населенных жителями,
живущими рыболовством и  охотой  на  птиц,  кабанов  и  даже  маралов,
которые  водятся в чащах зарослей.  Это уже район озера Лоб-нор,  куда
впадают воды этих двух рек, в совокупности называемых также Тарим.
     При виде  этих  разливов  я  вспомнил,  что  консул  перед  нашим
отъездом рассказал мне,  что несколько лет  назад  наш  путешественник
полковник  Пржевальский прошел впервые по реке Тариму и убедился,  что
озеро Лоб-нор находится не там,  где его показывают китайские карты, а
на  два градуса широты южнее,  почти у подножия Алтын-тага.  По поводу
этого завязался даже спор,  немецкий ученый защищал точность китайских
карт  и думал,  что Пржевальский открыл не Лоб-нор,  давно известный в
географии Азии, а какое-то другое озеро, а Пржевальский доказывал, что
китайские  географы могли неверно определить положение Лоб-нора или же
последнее переместилось с тех пор на юг.
     Теперь я  мог  бы  рассказать,  что в этом споре обе стороны были
правы. Я видел у южного подножия Курук-тага старые русла Конче-дарьи в
том  месте,  где  китайские  карты  показывают  озеро  Лоб-нор  и где,
очевидно,  когда-то было озеро,  теперь исчезнувшее.  А потом,  пройдя
вниз  по Конче-дарье верст 120-140 на юг,  т.  е.  около 2° широты,  я
встретил озеро,  в которое впадает река Тарим,  на том месте,  где его
видел Пржевальский.  Старый Лоб-нор,  который китайцы когда-то нанесли
на карты,  исчез,  высох, а река, питавшая его, передвинула свое устье
на юг и образовала там новое озеро, которое и открыл Пржевальский*.
(*  Фома не мог объяснить сущности этого вопроса, которую выяснили уже
позднейшие русские и иностранные экспедиции. Лоб-нор оказался кочующим
озером, которое образуется то у северного подножия Алтын-тага, где его
видел  Пржевальский,  то у южного подножия Курук-тага, где его нанесли
китайские  географы. Озеро питают обе реки Конче-дарья и Яркенд-дарья,
в  совокупности образующие Тарим; своими наносами они сами преграждают
путь в северное озеро, после чего устремляются в южное, заполняют его,
начинают  заиливать  южные русла и отступают назад в северную впадину,
где  восстанавливают свое прежнее озеро. Экспедиции начала XX века уже
видели  восстановление озера на месте, показанном на китайских картах,
тогда  как  озеро,  открытое Пржевальским, умирало, зарастало камышом,
заносилось  осадками.  На  берегах  Лоб-нора  китайских  карт  найдены
остатки  больших  поселений;  под  именем  Лоу-лань  они  описаны  и в
китайской  литературе;  большая  шелковая  дорога  пролегала  то  мимо
северного,  то  мимо  южного  озера  в  связи  с  их восстановлением и
умиранием.  Вопрос  о  блужданиях Лоб-нора изложен подробно в введении
Э.М Мурзаева "Лобнорское путешествие Пржевальского и загадка Лоб-нора"
к  новому  изданию книги Н.М. Пржевальского "От Кульджи за Тянь-шань и
на  Лоб-нор"  Гос.  изд.  геогр.  литературы,  М.,  1947,  стр.  3-23.
Прим. автора.)
     Еще два дня шли мы по этой области  разлива  и  умирания  главной
реки южного Туркестана - Тарима, объединившего воды Южного Тянь-шаня в
русле Конче-дарьи и Куэн-луня в  русле  Яркенд-дарьи.  Мы  пробирались
через  заросли  и кусты,  солончаки и рощи тополей,  песчаные барханы,
маленькие  поля  и  поселки  лобнорцев  и  перемещались  постепенно  к
западной  окраине.  По  берегам  нижнего  течения Тарима,  а также его
рукавов расположены заросли тростника,  болота и озера. Оказалось, что
последние часто устраивают сами жители,  отводя воду из главной реки в
соседние низины; с водой уходит и рыба, и ловить ее в мелких озерках и
затопленных  луговинах  удобнее,  чем  в  быстром,  широком и глубоком
главном русле Тарима.  Вот эти озерки  и  разливы  в  течение  жаркого
времени  года  испаряют  много  воды,  и в этом одна из причин,  что в
низовьях Тарим все больше мелеет. По словам берегового населения, вода
быстро  прибывает  в  Тариме  летом,  когда в Куэн-луне тают снега,  и
убывает осенью, всего больше к концу ноября, когда река замерзает.
     Мы прошли  по  правому берегу Тарима до того места,  где он резко
повернул на восток и начал разливаться  в  большое  озеро  Кара-кошун.
Легко  было  увидеть,  что  этот  поворот  реки вызван тем,  что здесь
поднялись плоские высоты гор,  которые тянутся с запада  на  восток  и
представляют  первую  низкую  гряду  Куэн-луня;  но  эти  низкие холмы
увеличены песком,  наносимым ветрами с севера и образующим здесь  цепи
барханов.  Жители этого места у поворота реки, где начинаются болота и
заросли западного конца озера Кара-кошун,  в  которое  впадает  Тарим,
сказали нам, что осенью и зимой, когда в реке воды мало, многие рукава
ее почти обсыхают и ветры уносят сухой песок по обсохшим руслам на юг,
увеличивая  здесь  цепи  барханов.  Тут  же  вдоль подножия этих высот
ветвится и разливается в  своих  низовьях  река  Черчен,  впадающая  с
запада  в  озеро Кара-кошун,  и ее разливы и обсыхающие русла дают еще
много материала для песчаных заносов.
     Мы шли  целый переход по окраине разливов реки Черчен-дарьи,  где
тянулись  обсохшие  русла,  заросли  тростника,  тамариска,   песчаные
барханы и косы, на возделанных участках, с которых хлеб был уже убран,
судя по оставшимся стеблям,  были пшеница, ячмень и кукуруза. Ночевали
возле   селения   Чарклык,  расположенного  на  речке,  вытекающей  из
расположенного  уже  недалеко  отсюда  Алтын-тага.  Это  селение  было
основано  только  в половине текущего века охотниками из города Керии,
которые,  преследуя диких верблюдов,  наткнулись здесь на  разрушенные
стены  небольшого  города,  среди  которых валялись изломанные прялки;
следы другого города нашлись по соседству,  судя по чему эта местность
была  удобна  для  поселения.  Сюда  и переселились некоторые семьи из
Керии и назвали свое поселение Чарклык,  от слова "чарк" -  по-тюркски
"прялка".  Развели поля и огороды,  насадили фруктовые деревья и живут
очень хорошо, почва мелкая глинистая и при орошении очень плодородная;
но  неудобство  составляет  пыль,  которую  поднимают ветры,  особенно
весной.
     Дальнейший путь   пролегал   по  этой  песчано-галечной  равнине,
которая  тянется  вдоль  реки  Черчен,  окаймленной  буграми  песка  и
зарослями кустов,  и поднимается постепенно к Алтын-тагу,  который еле
был виден или совсем скрывался в тучах пыли,  составляющей особенность
климата  всей  этой  южной  окраины бассейна реки Тарима.  Жители этой
окраины жаловались,  что горячие летом и холодные зимой ветры  пустыни
приносят  постоянно  эту  пыль,  перевевая  пески,  и  вся почва здесь
пыльная.  Она - очень плодородная при орошении и бесплодная без  него;
корм  плохой  даже  для верблюдов,  которых приходилось подкармливать,
покупая снопы сухой люцерны или клевера в селениях.  Воду на  ночлегах
добывали из колодцев, но ее было мало, и река Черчен оставалась далеко
в стороне от нашей дороги,  на которой попадались небольшие селения, а
также  развалины.  По  такой  местности  мы  шли  три  дня  до селения
Ваш-Шари.
     За этим  селением пески пустыни Такла-макан,  остававшиеся до сих
пор на левом берегу  реки  Черчен-дарьи,  перебросились  и  на  правый
берег, и дорога в течение двух дней пересекала их; они представляли то
удлиненные увалы или гряды,  то невысокие холмы в  3-9  сажен  высоты,
настоящие   барханы  с  пологим  наветренным  склоном,  обращенным  на
северо-восток.
     Миновав эти   пески,  мы  вышли  уже  к  среднему  течению  самой
Черчен-дарьи,  которая в борьбе с песками то течет  широким  плесом  в
30-35 сажен ширины по зыбучему песчаному дну,  то разбивается на узкие
рукава с спокойными заливами  и  участками  мокрого  песка,  покрытого
слоем липкой глины.  Глубина в широком русле меньше аршина, но местами
есть омуты.  Эти русла с промежутками имеют до 200 сажен ширины.  Вода
грязная,  переполненная мелким песком и илом, дно зыбучее, нога вязнет
глубоко,  а там,  где течение тихое и осаждается  жидкий  ил,  перейти
вброд  совсем  нельзя.  Главное  русло  часто  перемещается  в  месяцы
высокого уровня летом, как показывают в малую воду перерывы тропинок.
     Берега реки  окаймлены  полосой  бедной древесной и кустарниковой
растительности,  шириной то в 2-3,  то 8-10 верст;  из деревьев  всего
чаще   тограк   (разнолистный   тополь),   уродливый   и   корявый,  с
растресканной корой,  покрытой пылью или белой солью,  часто иссохший,
без  сучьев,  с дуплами.  Видны также тамариски,  облепиха,  кендырь*,
солодка,  изредка джида,  тростник. Кусты густо покрыты пылью, а почва
то  рыхлая,  песчаная,  то  твердая  с соляной коркой.  Везде валяются
обломанные сучья,  ветки,  кучи сухих листьев.  Воздух желто-серый  от
густой пыли.  В такой обстановке мы шли по среднему течению реки до г.
Черчена четыре дня;  в воде и топливе  не  было  недостатка,  но  корм
животных  был  скудный,  и  лошадям  мы  каждый  день  давали  немного
размоченного гороха, закупленного в Чарклыке.
(* Кендырь  (тюркск.)  -  многолетнее  растение из сем.  кутровых;  из
стеблей можно получить крепкое волокно,  близкое по свойствам к пеньке
и используемое в изготовлении веревок и текстиля.)

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг