южной окраине, по которой пролегает шелковая дорога, и разузнайте, нет
ли и там интересных развалин. И туда, пожалуй, будет не дальше, чем в
Сачжеу и, конечно, ближе, чем в Хара-хото.
Он развернул передо мной карту Внутренней Азии и, рассмотрев ее,
мы сразу же пришли к выводу, что нужно ехать от Урумчи прямо на юг и
юго-запад через Карашар и Курля к нижнему Тариму и вниз по нему до
реки Черчена и вверх по последнему до Керии и Нии.
- Вот по этим двум рекам, текущим с высот Куэн-луня на север, в
прежние времена населенные пункты тянулись дальше на север, чем в
настоящее время, - пояснил мне консул. - Пески Такла-макан подвигаются
на юг, засыпают оазисы и заставляют людей уходить. В этих засыпанных
оазисах, наверно, найдутся оставленные храмы и дома, а в них клады для
вас, - прибавил он, смеясь.
Этот разговор происходил в конце весны, после того как мы
получили из Петербурга неблагоприятный отзыв из Академии о вещах и
рукописях, вывезенных нами из Сачжеу. А дней 10 спустя в мою лавку
зашел таранча, повидимому, купец, возвращавшийся из Москвы. Он
осматривал мой товар, интересовался его ценами и между прочим сообщил,
что в города Джиты-шара московская мануфактура завозится через Фергану
и Ош, а не через Кульджу или Урумчи, а цены только немного дороже, чем
в моей лавке.
Это замечание позволило мне сделать вывод, что возить свой товар
туда, пожалуй, не стоит. Я, конечно, спросил его, что же можно продать
там из мануфактуры с некоторой выгодой.
- Я бы посоветовал вам, - сказал он, - завезти в Черчен, Нию,
Керию хорошую китайскую мануфактуру, особенно шелк ярких расцветок для
женских нарядов, а также чесучу*. Эти товары туда редко попадают, и
спрос на них всегда есть.
(* Чесуча - китайская материя из естественного шелка - тусора,
беловато-сероватого цвета.)
- Да ведь Черчен, Ния, Керия - это знаменитая шелковая дорога
старого времени! - удивился я.
- Именно старого времени, когда шелка шли из Китая по этой дороге
вдоль Куэн-луня в Ташкент, Бухару и дальше в Европу через Персию и
Турцию, - сказал купец. - Но теперь по этой дороге ничего не везут.
Шелка из Китая в Европу давно везут уже гораздо более легким и дешевым
путем по морям. По старой дороге все станции давно заброшены, и там
большие безводные переходы. К нам китайский товар привозят теперь
кружным путем через Хами, Турфан, Курля, Карашар, а в Керию и Черчен
он попадает через Кашгар и Яркенд.
Эти сведения были для меня интересны, и я рассказал о них
консулу, который подтвердил их правдоподобность и спросил, где же я
буду закупать китайский шелк, неужели в Чугучаке.
- Конечно, нет! - заявил я. Мы собираемся итти в Китайский
Туркестан через город Урумчи. Там и придется покупать, китайский
товар. Оттуда мы прямо повезем его через Карашар и по долине нижнего
Тарима в Черчен, Нию и Керию.
- А нельзя ли найти этот товар в Токсуне или Турфане? - предложил
консул. - Из Токсуна идет большая дорога в Карашар и на Тарим, и
китайский товар там должен быть дешевле, чем в Урумчи. Я запрошу об
этом нашего агента в Урумчи. Но все-таки я бы посоветовал вам не
делать весь расчет на китайский товар. Возможно, что вы на нем в
Черчене, Керие и Ние ничего не заработаете. Лучше повезти из Чугучака
отборный русский товар тех расцветок, которые особенно в ходу в
Джиты-шаре, и занять им половину вьюков, а вторую половину оставить
для китайского, который закупите в Урумчи или Турфане, смотря по тому,
что узнаем от агента.
Этот совет я, конечно, признал самым благоразумным. Но в общем я
решил не загружать товарами весь свой караван и не затрачивать много
времени на его продажу, чтобы оставалось время и на раскопки, которые
могли дать более интересные вещи. Кроме того, не следовало утомлять
верблюдов сразу полной нагрузкой, а беречь их силы для вывоза
выкопанных ценностей.
Лобсын вполне одобрил эти соображения, и во второй половине лета
мы начали организовывать караван, закупили хороший русский товар:
галантерею, крючки, пуговицы, хорошие нитки и другую мелочь и
мануфактуру, имеющую особый спрос у мусульманских женщин. От консула я
получил справку, что китайский шелк можно закупить и в Токсуне или
Турфане дешевле, чем в Урумчи, куда завозят очень мало шелков тех
цветов и сортов, которые в большом ходу в мусульманских городах. Из
Токсуна такой товар везут прямо через Карашар в Кашгар. Поэтому из
Чугучака половина наших верблюдов могла итти без груза, а остальные
везли неполную нагрузку, так что ежедневно можно было чередовать их.
В половине августа мы выступили в обычном составе - я, Лобсын и
оба мальчика, которым было уже по шестнадцати лет; они стали уже
хорошими помощниками нам не только в отношении сбора топлива, ухода за
костром и чайником и пастьбы животных, но и при вьючке и других
работах. Мы шли ночными переходами, чтобы не утомлять верблюдов.
В конце августа мы выступили из Урумчи по знакомой и уже дважды
пройденной дороге в Турфан. В Турфане я нашел хороший выбор китайских
шелков и закупил их в количестве, достаточном для загрузки половины
верблюдов, но не полностью. Отсюда начиналась незнакомая нам дорога, а
следовательно, и мое описание ее.
В Турфане, на северной окраине глубокой впадины между Тянь-шанем
и Чол-тагом, большая дорога из Восточного Китая в Синь-цзянь делится
на две ветви: правая идет в гг. Урумчи, Чугучак и в Кульджу, левая - в
Токсун, Карашар и Кашгар. Правая была нам хорошо известна, по левой
нам предстояло итти впервые. Но нас интересовали не Карашар и Кашгар,
расположенные на северной окраине пустыни Такла-макан, а гг. Черчен,
Ния, Керия, Яркенд на южной окраине той же пустыни, и я старался
узнать, нет ли прямой дороги туда из Турфана или Токсуна. Оказалось,
что большая дорога идет на запад в города Карашар и Курля вблизи
большого озера Баграч-куль, откуда можно проехать вниз по реке Тариму
к озеру Лоб-нор и вверх по реке Черчен в Нию и Керию. Но при этом
пришлось бы сделать большую петлю на запад, лишних дней 10 пути. А по
карте, которую я скопировал у консула, было ясно, что из Токсуна можно
итти прямо на юг, к нижнему Тариму, срезая эту петлю. По расспросам в
Турфане я не мог узнать, ездят ли этим прямым путем вообще. Нам,
привыкшим в своих путешествиях с товарами ко всяким дорогам через
пустыни, достаточно было знать, есть ли на этом прямом пути подножный
корм и вода, как велики безводные переходы, нет ли высоких и трудных
перевалов, чтобы рискнуть пройти. Об этом можно было узнать в Токсуне.
От Турфана до Токсуна около 60 верст, и дорога идет по
северо-западной окраине Люкчунской впадины. Справа возвышаются плоские
холмы и увалы красноватого цвета со скудной растительностью пустыни, а
слева расстилается окраина этой впадины с поселками, садами и полями
таранчей на кярызах и ручейках, выбегающих из окраинных высот. Они
тянутся узкой лентой вдоль подножия этих высот, а немного далее на
юго-восток уступают место заброшенным площадям полей, поросшим уже
полынью и колючкой и доказывавшим, что прежде воды для орошения
хватало на большую площадь. А еще дальше в этом направлении видны
совершенно голые бурые кочки с белыми налетами солей, напоминающие
грубо вспаханное поле и уходящие до горизонта. Это пропитанные солями
и гипсом сухие отложения дна Люкчунской впадины, среди которых на
юго-востоке синела поверхность соляного озера Боджанте.
За пикетом Дадун поселки и поля попадались чаще, так как сюда
заходили арыки и разветвления реки, текущей со стороны кряжа Даванчин,
который мы пересекли с немцами на пути из Урумчи в Турфан. Он тянется
дальше на юго-запад, отделяя впадину Люкчуна от впадины Урумчи и
протягивается от вечноснеговой группы Богдо-улы в Тянь-шань к высотам
Кара-узень, также увенчанным снегами на юго-западе. В начале этих
полей и садов Токсунского оазиса мы ночевали у края сжатого поля
кукурузы, оставшиеся стебли которой дали нам материал для костра, но
корм для животных пришлось купить в поселке. На следующий день мы уже
к полудню пришли в Токсун и остановились в предместье на постоялом
дворе, который нам рекомендовали еще в Турфане.
В Токсуне мы с удовольствием узнали, что прямой путь на юг к
Лоб-нору и Тариму вполне доступен, что на нем имеются селения, вода,
даже речки, а первые два перехода совпадают с трактом в Карашар. Надо
только запастись сухарями, чтобы иметь запас на случай ночлегов вдали
от селений. Ради этого мы остались лишний день в городе.
Первые два дня мы шли по тракту с пикетами. Сначала дорога
поднималась по каменистой подгорной равнине северного склона хребта
Чол-таг, затем миновала тесное и угрюмое ущелье, где она извивалась
между отвесными скалами, в которых каждый стук копыт наших лошадей
вызывал громкое эхо. На первом пикете среди скал можно было купить
дрова и фураж, хотя очень дорого, но мы имели запас того и другого и
ночевали, миновав пикет в верховьях ущелья у ключа. На следующий день
дорога вышла из скал, поднялась на плоский гребень хребта за пикетом
Ага-булак и спустилась к пикету Узьме-дянь; на всем этом протяжении
растительность была очень скудная - мы перевалили через Чол-таг; здесь
тракт ушел на запад, а мы продолжали спускаться по пологому холмистому
склону на юг, в пустынную долину, отделяющую Чол-таг от хребта
Караксыл, более низкого. В долине - следы высохшего озера, песчаные
холмы с тамариском, солончаки, заросли камыша, солянок, саксаула.
Ночлег был у колодца Шор-булак, где в зарослях моя охота оказалась
очень успешной - я подстрелил дзерена, а Очир, наловчившийся в
стрельбе из лука, добыл зайца, пока я ходил по зарослям в поисках
дичи.
Недалеко от ночлега, вдоль северного подножия Караксыла, тянулась
длинная гряда мелкого песка, в 30- 40 сажен высоты, накопившегося
вокруг каменных и глинобитных стен какого-то укрепления, хорошо
сохранившихся. Но в долине не видно было жилья, и не у кого было
спросить, каких времен эти постройки. Впрочем, степень их сохранности
позволяла думать, что им не более сотни-другой лет, а следовательно,
интересных для нас кладов они не содержат.
Горы Караксыл мы обогнули с запада и шли дальше на юг по
бесплодной долине целый переход до хребта Игерчи-таг. Спустившись с
него, прошли через заросли камыша, тамариска с отдельными деревьями
тополя вдоль небольшого ручья. В зарослях, судя по многочисленным
следам, водятся кабаны. На берегу ручья мы с удивлением заметили
большую печь, в которой прежде что-то обжигали; судя по куче шлака
поблизости, это, вероятно, была свинцовая руда, но остатков жилья по
соседству не было; вероятно, рудокопы жили в палатке. Дальше мы
встретили группу горок и возле них источник, орошающий площадь длиной
около 5 верст. Здесь мы встретили семью монголов-торгоутов и
остановились на ночлег по соседству, так как у них можно было достать
молоко. Лобсын, конечно, разговорился с ними, узнав, что они того же
племени, что и он. Они, по его словам, когда-то отбились от орд
Чингиз-хана и остались кочевать в Курук-таге, промышляя диких
верблюдов. Лобсын узнал от них, что вблизи одного из источников этой
долины, называемой Тунгуз-лык, имеются стены старинного укрепления и
возле них древние могилы. Я на всякий случай записал эти сведения.
С юга долина Тунгуз-лык ограничена плоским хребтом Курук-таг, на
котором возвышается группа высоких гор. По словам торгоутов, у
подножия этой группы имеются источники и пастбища, а при них зимовки
торгоутов. Склоны этой группы гор будто бы так круты, что даже звери
не могут взбираться на них. В горах этих часто слышны раскаты грома,
пальба из пушек, звон колоколов, музыка, пение. Эти горы считаются
буддистами священными. Какой-то святой поднялся когда-то на вершину,
недоступную для людей, устроил на ней обо, помолился и исчез. Группа
называется Сайхан-ула. По словам других, святой остался в горах и по
временам совершает молитвы, вызывая те звуки, которые слышатся людям.
Эти рассказы после моего посещения Долины бесов, находящейся в тех же
горах далее на восток, заставляют думать, что в этой высокой,
скалистой и труднодоступной группе сильные ветры и бури, очевидно, и
создают эти различные звуки, замеченные людьми. Я записал эти сведения
в дополнение к другим, которые собираю о страшных ветрах Ибэ.
Встреченные нами торгоуты кочевали в долине вдоль северного
подножия Курук-тага, занимаясь преимущественно охотой; добытые шкуры
они сбывали в Токсуне и о дальнейшей дороге к Тариму ничего
определенного не знали; они посоветовали нам итти на юго-восток, через
старый рудник в поселок Кызыл-сенир, где найдется проводник до
Лоб-нора. Мы так и сделали; первый переход привел нас к старому
руднику Кант-булак в северных предгорьях Куруг-тага. Здесь мы нашли
только семью сторожа, который сообщил нам, что в руднике работает
несколько человек в зимнее время, свободное от полевых работ; рабочие
дунгане приходят осенью из Токсуна и добывают свинцовую руду, которую
весной плавят под надзором китайского чиновника, приезжающего из
Урумчи, куда он и увозит выплавленный свинец. Но рудник, по словам
сторожа, очень старый, и некоторые шахты имеют более 100 сажен
глубины.
На следующий день мы прошли дальше до поселка Кызыл-сенир. Это -
малгнький оазис у подножия Курук-тага, с зарослями камыша, тамариска,
рощей тограка, джигды, саксаула и даже фруктовых деревьев, которые
развели переселившиеся сюда из Люкчуна таранчи-охотники лет 30 назад.
Один из них согласился провести нас к реке Тарим, до которой
оставалось еще около 120 верст. Дорога шла через плоские высоты
Курук-тага, над которыми поднимались выше отдельные горы. Проводник
называл мне их имена, но я не записал их сразу и потом забыл.
Местность была мелкогористая и пустынная, но на третий день пути мы
встретили целый лес тополей, ограниченный зарослями тамариска и
камыша; здесь сохранился еще рукав реки Конче-дарья, который течет из
Южного Тянь-шаня и вдоль южного подножия Курук-тага отклоняется от
остальных рукавов этой реки дальше на восток. Недалеко от нашей
стоянки на берегу русла видны были стены крепости и развалины фанз
старинного города Эмпень. Проводник сообщил нам, что кто-то раскапывал
эти развалины, но будто бы ничего интересного не нашел; я на всякий
случай записал это название. Но реки здесь уже не было, тянулось
широкое сухое русло, засыпаемое песком невысоких в 1 1/2 - 2 сажени
барханов, обращенных пологими наветренными склонами на северо-восток.
По старому руслу были разбросаны сухие стволы тополей, некоторые еще
стоят отвесно, наполовину засыпанные песком. Нужно думать, что
господствующие северо-восточные ветры, засыпая русло реки песком,
заставили ее отодвигаться на запад.
При виде этих следов прежней жизни и наличия воды я вспомнил, что
консул перед отъездом дал мне перевод выписки из старой китайской
летописи Ханьской династии середины I века до нашей эры. Он сказал,
что в ней упомянут город на озере Лоб-нор , развалины которого могут
оказаться на моем пути и побудить сделать раскопки.
Я достал выписку и прочитал следующее:
"Царство Шань-шань иначе называется Лоу-лан. Город IO-ши, его
столица, лежит в 1600 ли от ворот Янг (Великой стены) и в 6100 ли от
г. Чанг-ань (Си-ань-фу, совр. столица Шень-си). В ней живут 1570
семейств, 14100 людей, 2912 воинов. Находятся следующие чиновники:
наместник для отражения ху*; главный комендант Шань-шаня, главный
комендант для ведения войны против Гю-ши (Турфан), правый и левый
князья**, князь для войны с Гю-ши, два главных толмача.
(* Ху - гунны - от китайского названия "хунну". ** Князья правые и
левые - означает князья правого и левого знамени; китайские власти,
привлекая монголов к военной службе, устанавливали разделение их по
отрядам, имевшим знамена правые, средние и левые.)
На северо-запад до места жительства генерал-протектора 1785 ли,
до царства Шань (к юго-востоку от Кара-шара) 1365 ли и на северо-запад
до Гю-ши (Турфатс) 1890 ли.
Почва песчаная и соленая. Поэтому мало земледелия и жители
зависят от продуктов соседних царств, откуда доставляют хлеб. Царство
имеет яшму и много камыша, тамариска, тальника, тополей и белой
поросли. Жители со своим скотом ищут орошаемые и заросшие места.
Разводят ослов, лошадей и много верблюдов. Умеют изготовлять оружие,
похожее на таковое из Дже-цзяня [северо-восток Тибета]". Слова в
скобках, очевидно, вставил консул в старый текст для пояснения. Мера
"ли" - почти 500 метров.
Судя по этой выписке, где-то здесь по реке Конче-дарье, вероятно
ниже по течению, около 1900-1950 лет назад стоял большой город,
столица какого-то государства, воевавшего с какими-то ху [гуннами?] и
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг