деревянных стропил с подпорками, покрытых глиной и более или менее
засыпанных песком. Кое-где поднимались субурганы и остатки более
высоких и крупных домов, но также глинобитных, и основания храмов,
сложенные из желтого тяжелого обожженного кирпича. Улицы и
внутренности домов были усыпаны песком, разным мусором, обломками
кирпича и черепками глиняной посуды. Вне городских стен также были
субурганы и развалины отдельных домов, особенно на западной и южной
сторонах.
Вернувшись к палаткам, мы пообедали, а затем мальчики под моим
руководством составили общий план города, а Лобсын с ламой осмотрели
развалины вне городских стен. Этой работы нам хватило до заката
солнца. Верблюды в это время паслись среди развалин. На ночь мы
уложили их внутри стен одного дома с выходом только в одну сторону,
мимо наших палаток, так что они не могли выйти, не потревожив нас.
На следующий день мы начали раскопки. Для систематического
обследования, подобного тому, какое немцы делали в Турфане, времени у
нас не было, и мы решили копать наугад в разных частях города,
разделившись на две партии: я - с Очиром, Лобсын - со своим сыном.
Лама помогал то одной, то другой: ведь его задачей было видеть, что мы
добываем.
Так мы проработали два дня с утра до вечера с небольшим перерывом
на обед. Погода была не жаркая, тихая, небо облачное, что
способствовало работе. На третий день лама с сыном Лобсына и всеми
верблюдами отправился кратчайшим путем к Ихэ-голу, чтобы напоить
животных, привезти нам воды в бочонках и нарезать тростника. До реки
прямо на запад оказалось около 10 верст, так что, выехав с восходом
солнца в 7 часов, они к полудню вернулись назад. Поездки за водой
потом повторялись через день.
Раскопки в разных местах города дали разнообразные предметы:
бурханы буддийских божеств бронзовые; многочисленные "цацы" - глиняные
обожженные изображения этих божеств трех видов; бумажные китайские
деньги (ассигнации); книги и рукописи китайские, тибетские, тангутские
и персидские; черепки - фарфоровой и глиняной посуды, медные китайские
монеты (чохи*), металлические чашечки для жертвоприношений и курений;
изображения буддийских божеств красками на шелковой и полотняной
ткани. Подобные же изображения (фрески) на стенах храмов, конечно,
нельзя было увезти; с них Очир, научившийся у меня рисовать цветными
карандашами, сделал несколько неплохих зарисовок. Нашли несколько
золотых легковесных монет грубой чеканки и десятка два серебряных и
медных браслетов и серег. В общем все наши верблюды были загружены
корзинами и мешками с этими предметами, но довольно легко, так что в
случае надобности мы могли увезти на них еще часть нашей мануфактуры,
если не сторгуемся с князем и его монголами о продаже.
(* Чох - мелкая китайская медная монета с квадратным отверстием в
середине для нанизывания на шнурок.)
Пробыли мы в мертвом городе семнадцать дней, так как дважды во
время нашего пребывания разыгрывалась такая сильная песчаная буря,
налетавшая с северо-запада, что невозможно было работать на воздухе.
Воздух был наполнен пылью и песком, мы прятались в палатках, укрепив
их полы наваленными кирпичами и глыбами глины. Пробыть дольше на
раскопках мы не могли - кончилась вся взятая провизия, включая и
живую, а также дзерена, которого удалось подстрелить среди развалин.
Становилось холодно - начался ноябрь, нужно было возвращаться домой.
На восемнадцатый день к вечеру мы прибыли к ставке князя, а на
следующий день разложили перед ним все добытое и тюки с мануфактурой.
Целый день ушел на оценку и переговоры. Из наших семи верблюжьих
вьюков, которые мы привезли, один полностью пошел в уплату за
разрешение раскопок, а пять князь взял со скидкой в 40%, уплатив
китайским серебром. Последний вьюк мы выменяли его подданным на
хорошую верблюжью и овечью шерсть, которой получили два добрых вьюка.
Все это заняло еще три дня, так что в общем мы провели у ставки и в
Хара-хото три недели.
Во время бесед с князем Лобсын рассказал ему о своем племени
монголов-торгоутов, родиной которых также является долина Эдзин-гола,
и которые ушли оттуда вместе с войсками Чингиз-хана в его походе XIII
века на запад, а затем поселились вперемешку с киргизами на степях
Джунгарии. Лобсын спросил князя, когда же его предки вернулись на свою
родину - на Эдзин-гол. Князь сообщил, что это случилось 450 лет назад
и что он слышал от своего отца передаваемую из рода в род жалобу на
то, что те, которые устроили это возвращение на родину, ошиблись, так
как последняя по своей природе оказалась хуже, чем долина Кобу между
Сауром и Семистаем, где торгоутские князья осели после походов с
Чингиз-ханом: Лобсын рассказывал князю о горах Саура, Семистая,
Барлыка, Джаира, о прекрасных летовках на их прохладных высотах,
удобных зимовках в долинах и соглашался, что на Эдзине гораздо хуже:
хороших летовок нет, весь год проводят на берегах реки, где много
насекомых, песчаные бури и природа гораздо беднее.
Обратный путь в Чугучак продолжался больше месяца; мы шли большею
частью по той же дороге и без особенных приключений, так что описывать
путь не имеет смысла. Упомяну только, что мы в одно утро после ночного
перехода свернули к крепости Черного ламы, чтобы завезти ему обещанные
книги. На стук в ворота нам открыл после переговоров старик-монгол и
сообщил, что Черный лама захватил у китайского каравана крупную сумму
серебра, которую везли в Урумчи, и счел, что у нею довольно денег для
выкупа брата и сестер. Поэтому в сопровождении четырех своих
соратников он поехал в Пекин, а старика оставил караулить крепость на
случай, если денег нехватит, чтобы выкупить всех трех детей, и
придется вернуться и продолжать свой промысел. Верблюдица, бараны и
козы были оставлены старику, чтобы поддержать его существование.
Мы провели день у него, оставили ему муки и пшена, взятых на
Эдзин-голе для Черного ламы, и вечером отправились дальше. Вторая
остановка была возле Баркуля на том же постоялом дворе; здесь я
израсходовал оставшиеся бумажные деньги на покупку муки, пшена, момо
для людей и гороха для лошадей. Последний участок нашей обратной
дороги был иной. Мы прошли в Гучен и оттуда прямо через пески
Гурбан-тунгут к солончакам в низовьях реки Кобук, минуя более длинный
маршрут к Алтаю и по реке Урунгу. Это было возможно потому, что
наступила зима, выпадал снег и мы могли обходиться без колодцев и
ключей, пользуясь снегом для себя и животных; в песках между Гученом и
Кобуком имеется несколько больших безводных переходов, которые делают
этот участок пути недоступным в теплое время года.
Мы благополучно перешли через пески к озеру Айрик-нур в низовьях
реки Дям мимо города Нечистых духов и по долине Мукуртай проехали в
Чугучак.
Все добытое в Хара-хото я передал консулу, который отправил его в
Академию наук и получил за него деньги, которые покрыли мне все убытки
по мануфактуре с небольшим излишком, что я считал достаточным, так как
занимался раскопками не с целью обогащения, а из чистого интереса. От
консула я узнал также имеющиеся в литературе сведения о причинах
гибели города Хара-хото.
Народное предание о городе говорит, что последний владетель
города, богатырь Хара-цзянь-цзюнь, считая свое войско непобедимым,
собирался отнять престол у китайского императора. Поэтому китайское
правительство выслало большой военный отряд. Целый ряд битв между ним
и войсками богатыря близ границ Алашанского княжества в горах Шарцза
был неудачен для войск богатыря. Китайские войска заставили их
отступить и, наконец, укрыться в городе Хара-хото, который они
обложили. Не решаясь итти на приступ, китайское войско задумало лишить
город воды. Река Эдзин-гол в то время текла вокруг города. Китайцы
запрудили русло реки мешками с песком и отвели реку на запад. Говорят,
что запруда эта видна до сих пор в виде вала, в котором торгоуты
находили еще недавно остатки мешков. Осажденные, лишившись воды,
начали рыть колодец в северо-западном углу города, но, хотя прошли уже
около 80 чжан (по 5 аршин), воды не нашли. Богатырь решил дать врагам
последнее сражение, но на случай неудачи заранее использовал вырытый
колодец, в который свалил все свои богатства - не менее 80 арб, по
20-30 пудов в каждой, одного серебра, не считая других драгоценностей.
Затем умертвил двух своих жен, сына и дочь, чтобы над ними не
надругались китайские офицеры, приказал пробить брешь в северной стене
вблизи места скрытых богатств и через брешь во главе своего войска
напал на неприятеля. В схватке он был убит, войско разбито, неприятель
разграбил город, но зарытых богатств не нашел. Говорят, что они лежат
до сих пор в колодце, несмотря на поиски китайцев соседних городов и
окрестных монголов. Неудачу объясняют тем, что богатырь сам заговорил
место. В это верят потому еще, что в последний раз искатели клада
открыли вместо него двух больших змей с красной и зеленой чешуей.
В этом рассказе неправдоподобно то, что осажденные в городе не
могли добыть в колодце воды. Если раньше вокруг города протекала река,
то более вероятно, что в слоях наносной почвы, на которой стоял город,
была вода и даже на небольшой глубине. Возможно, что эти колодцы скоро
были исчерпаны. Столь же неправдоподобно отсутствие воды на глубине
400 аршин, т. е. 280 метров. В обширной долине с озерами и низовьем
Эдзин-гола, в толщах наносов этой реки, наверно есть грунтовая вода на
небольшой глубине, а глубже - артезианская.
Нужно упомянуть, что добытые нами древности XIII века в Хара-хото
оказались очень интересными и выяснили много деталей жизни и быта
китайского города на окраине пустыни, в котором побывал итальянский
посланник Марко Поло. Но можно было спросить, чего ради люди основали
этот город в низовьях реки Эдзин-гол, там далеко к северу от
культурной и населенной полосы Китая, которая тянется вдоль всего
северного подножия горных цепей Куэн-луня и Нань-шаня, по которому
проходила известная "шелковая дорога" и происходило издавна сухопутное
сообщение между Южной Европой и Китаем в средние века, когда морские
пути еще были плохо изучены и опасны. Можно надеяться, что изучение
древностей, добытых нами в Хара-хото, выяснит условия существования
этого города и причины его основания в местности, не представлявшей
никаких красот и удобств, а только берега реки с грязной водой,
богатой илом, с кустами тальника, тамариска, тополей среди пустыни,
вдали от гор. Признаков каких-либо полезных ископаемых мы вблизи этого
города не нашли.
Бумажные деньги, найденные в городе, среди которых были
ассигнации годов правления Чжун-тун Юанской династии, показали, что в
годы 1260-1264 н. э. город еще существовал. Эта монгольская династия
царствовала в Китае с 1260 по 1368 год.
СОКРОВИЩА ХРАМА ТЫСЯЧИ БУДД БЛИЗ г. ДУНЬ-ХУАН
Богатые результаты нашей поездки в мертвый город низовий реки
Эдзин-гола окончательно укрепили мое стремление отыскивать развалины
древних городов и добывать сохранившиеся в них сокровища, спасая их от
гибели и расхищения. Поэтому Лобсын во время своих поездок по кочевьям
киргизов и калмыков постоянно собирал у них сведения о развалинах
селений и городов, я занимался тем же в Чугучаке у китайских местных и
приезжих купцов, а консул просматривал старые китайские географические
труды и литературу по Китаю и Индии, которую получал из посольства в
Пекине.
В конце зимы в мою лавку зашел китайский купец, приехавший из г.
Дунь-хуан, самого западного в провинции Гань-су. Он намеревался ехать
дальше через Сибирь в Москву и даже за границу в поисках каких-то
товаров особого рода, о которых он не распространялся, а только
осведомился, занимаюсь ли я их сбытом. Между прочим, в разговоре он
упомянул, что недалеко от г. Дунь-хуан, более известного под именем
Сачжеу, находится в пещерах предгорий хребта Алтын-таг большая
буддийская кумирня, содержащая будто бы тысячу статуй божеств. Ламы
этой кумирни бедствуют, так как монгольского населения вблизи совсем
нет и храмы привлекают очень мало посетителей и жертвователей. Поэтому
ламы охотно продают богомольцам статуэтки богов, которые сами лепят из
глины, а также старые буддийские книги, сохранившиеся от прежних
времен, когда кумирня процветала. Часть пещер уже обрушилась и
недоступна. Он упомянул, что купил там несколько буддийских сочинений
и везет их в Париж, где имеется знаток санскритской литературы,
который может оценить значение этих книг.
Интерес, который возбудило у ученых небольшое количество старых
книг, привезенных нами из развалин Хара-хото и отправленных в
библиотеку Академии наук, заставил меня принять к сведению это
сообщение купца и поговорить потом о нем с консулом. Последний
подтвердил наличие храма с тысячью будд вблизи Сачжеу, известного в
китайской литературе, и посоветовал мне при случае посетить его и
собрать более подробные сведения. Вскоре после этого и Лобсын,
расспрашивая очень старого монгола, бывавшего в молодости даже в
Лхасе, также слышал от него о храме с тысячью будд, который очень
славился в старое время, но теперь посещается редко, так как лежит
слишком далеко в стороне от главных путей монгольских богомольцев,
пробирающихся на поклонение как в монастыри Гумбум, Лабран на северной
окраине Тибета, так и в Лхасу. Прежде, лет сто и двести назад,
особенно в то время, когда в Джунгарии правил независимый от Китая
хан, монголы этой области, а также западной заалтайской части
Монголии, направлялись в Лхасу через Хами и Сачжеу, и кумирня с
тысячью будд на пути этих богомольцев являлась первой и самой крупной,
расположенной, так сказать, в преддверии Тибета. Подле нее караваны
богомольцев останавливались для отдыха и молились богам о
благополучном пути через суровые нагорья Тибета, где караваны нередко
подвергались нападениям тангутов и тибетцев.
Я рассказал об этой беседе консулу, и он, развернув передо мной
карту Центральной Азии, показал наглядно, что для Джунгарии и Западной
Монголии путь в Лхасу через Хами и Сачжеу значительно короче, чем путь
через Ала-шань, Синин, Куку-нор и восточный угол Цайдама, по которому
ходят в Лхасу из Восточной Монголии.
- Но в Западной Монголии и Джунгарии монголы и теперь еще живут,
- заметил я. - Почему же они перестали ходить в Лхасу этим кратчайшим
путем?
- В самой Монголии за последние 100-200 лет появилось довольно
много новых монастырей, а в старых появилось больше гэгенов, т. е.
перерожденцев Будды, привлекающих богомольцев. Поэтому количество
богомольцев из Монголии в Лхасу вообще уменьшилось, что обусловлено
также обеднением монголов вообще, эксплуатируемых ванами, князьями и
китайскими торговцами. Чтобы итти в Лхасу на богомолье, нужно взять с
собой подарки далай-ламе и всем кумирням Лхасы, провизию на много
месяцев, верховых и вьючных животных - рядовому монголу это уже не под
силу, и большинство предпочитает молиться и жертвовать в ближайшей к
месту жительства кумирне или итти не так далеко - хотя бы в Ургу, где
много кумирен и имеется гэген, который считается заместителем
далай-ламы.
Так консул объяснил мне вероятные причины обеднения кумирни
Тысячи будд на пороге Тибетского нагорья.
Но сведения о многочисленных пещерах и изображениях божеств, а
также о старой литературе, которую голодные ламы охотно продавали
желающим, очень заинтересовали меня и я наметил посещение Сачжеу и
этой кумирни как задачу ближайших лет. Лобсын поддерживал мой интерес
к этой кумирне и ее богатствам и как-то размечтался за чаем, весной,
когда мы стали обсуждать вопрос, куда поехать в этом году с торговым
караваном.
- Знаешь, Фома, - сказал он, - я начал подумывать о путешествии в
Лхасу. Столько разных местностей мы с тобой уже посетили, и когда я
при встречах с разными монголами рассказываю о наших поездках и
приключениях, меня не раз уже спрашивали, почему я до сих пор не
побывал в Лхасе, не осмотрел чудесные храмы этой столицы, не
поклонился далай-ламе и не получил его благословения, которое делает
человека счастливым на всю жизнь и приносит вечное блаженство.
- А ты разве не счастлив без благословения далай-ламы? -
рассмеялся я. - Живешь не нуждаясь, имеешь хорошую жену, детей, юрты,
много скота. Путешествуешь, куда хочешь, видишь новые места, новых
людей.
- И все-таки хочется собственными глазами увидеть святого
далай-ламу, его храмы и город, где живут многие тысячи лам и куда
каждый год приходят на поклонение люди из всех стран, в которых
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг