Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
Лхасе,  столице Тибета,  куда и Пржевальского  не  пустили.  А  разных
кладов я вывез немало, как вы хорошо знаете".
     Записки Кукушкина заинтересовали  меня,  я  взял  их  у  консула,
просмотрел  и  нашел,  что после литературной обработки они могут быть
опубликованы.  Они  содержали  много  сведений  о  природе,  людях   и
приключениях кладоискателя в разных частях обширной Внутренней Азии.
     Возможно, что  он   кое-что   присочинил,   кое-что   приукрасил,
восстанавливая  по  памяти  встречи  и  события  за двадцать лет своих
путешествий.
     Я сообщил Бокову свое мнение о записках Кукушкина.
     - Возьмите их с собой, - сказал он. - Вы опытный путешественник и
умеете описывать свои наблюдения, как показывают ваши труды А я, кроме
консульских донесений в министерство и протоколов по разбору  торговых
тяжб и мелких преступлений,  ничего никогда не писал и писать не умею.
Вы обработаете эти записки и какое-нибудь ученое  общество  напечатает
их.
     Таким образом записки  Кукушкина  попали  в  мои  руки.  Я  начал
обрабатывать их в свободное время. Но такого времени у меня было очень
мало, и обработка затянулась на много лет. Наконец, она завершена, и я
передаю  это  произведение молодым советским читателям в надежде,  что
оно заинтересует тех, кому нравятся описания путешествий и приключений
в малоизвестных странах в глубине Азии.

                       ЗОЛОТО НА СТАРОМ РУДНИКЕ

     Это было  мое первое путешествие не по торговым делам и недалеко,
верст 150 от Чугучака в Джаирские горы.
     Я незадолго перед тем рассорился с московскими купцами, у которых
служил приказчиком по торговым делам с Монголией.  Они были недовольны
тем,  что  я  слишком  мало продавал их красного товара и написали мне
выговор с предупреждением.  А я  сгоряча  отписал  им,  что  их  товар
плоховат  и  дорог,  что  в  Монголию  стал  поступать товар из Индии,
цветистее и дешевле московского. Советовал улучшить качество и снизить
цену,  иначе  конкуренции  не выдержать и сбыт из года в год пойдет на
убыль.  Ну,  толстосумы обиделись:  привыкли сбывать монголам всю свою
заваль.  Прислали  мне  отставку и приказ сдать остаток товара и лавку
приказчику, которого назначат вместо меня.
     Ну вот,  сижу  я  в  своей  лавке  в  ожидании приезда преемника,
которому  должен  сдать  дело.  Все  привел   в   ясность,   подсчитал
наличность,  подвел баланс,  и больше делать нечего. Сижу и думаю, как
быть дальше,  чем заняться?  Самому начать торговлю в Монголии не  под
силу.  Накопил я за семь лет торговой службы тысчонки две. Этого мало,
чтобы снарядить караван хоть из  пяти  верблюдов.  А  взять  в  кредит
московскую заваль - новый приказчик,  пожалуй,  откажет и будет обидно
вдвойне. Лицо потеряешь, - как китайцы говорят. Самому наняться к нему
в подручные и вести его караван - еще обиднее.
     Сижу и ломаю голову.  Другого дела не  знаю,  с  молодых  лет  по
торговому  делу  работал  на  Алтае  в  Усть-Каменогорске и в Чугучаке
десять лет.
     И вот  пришел  ко  мне  монгол Лобсын,  который не раз водил наши
московские караваны по Монголии и заслужил  полное  доверие.  Он,  так
сказать,  мой воспитанник. С юных лет он отцом был отдан в монгольский
монастырь  в  ученики  к  ламам.  Но  так  ему  тибетское   богословие
опротивело,  что он накануне посвящения в ламы сбежал из монастыря и в
Чугучаке нищенствовал.
     Я его приютил, взял подручным в лавку, приучил к работе; оказался
понятливым и прилежным.  Потом стал брать  его  рабочим  при  торговом
караване.  Он  скоро  запомнил все дороги и начал заменять проводника.
Помирился с отцом, вернулся в свой улус, женился, но службу у меня при
караване  не  оставил.  Полюбилась  ему  кочевая жизнь:  полгода дома,
полгода в дороге.
     Так вот,  Лобсын,  узнав,  что  я получил расчет и больше не буду
снаряжать караваны, очень огорчился:
     - Пришел конец моим странствиям! - говорит он со вздохом.
     - Вот приедет новый приказчик,  - говорю ему, - поступишь к нему,
я тебя хорошо аттестую.
     - Какой будет человек еще?  С тобой у нас никогда ссоры не  было.
Всегда все в порядке, и я, что полагалось, получал без спора. А другой
обсчитает и еще обругает или побьет.
     Я его уговариваю, обнадеживаю.
     - А сам ты что будешь делать?  - спросил он.  - Уедешь к себе  на
Алтай,  что ли?  И мне грустно будет.  Сдружились мы с тобой, Фома, ты
меня человеком сделал.
     И предложил он мне работать сообща так: я должен достать товар, а
он в улусе наймет верблюдов.
     - Денег у меня мало! - говорю.
     Он ушел огорченный.  Дней пять спустя пришел опять  и  показывает
мне старую китайскую книжку.
     - Вот,  - говорит,  - здесь написано,  где  найти  деньги,  чтобы
купить товар и снарядить караван.
     Я повертел книжку.
     - Ничего не понимаю, по-китайски читать не умею. Объясни толком.
     Лобсын показал мне последнюю страницу. На ней что-то нарисовано и
сбоку написано на тибетском языке. И написано, говорит, вот что:
     "Горы Джаир, старый рудник, здесь закопано золото".
     - Я  знаю,  что  в  горах  Джаир  были золотые рудники.  Сам могу
написать такое, - говорю ему.
     - Heт,  -  отвечает,  - тут и место указано точно.  Вот,  смотри.
Нарисована китайская фанза*;  от одной стены ее идет стрелка к надписи
насчет  золота,  а  от  крыши  в  две  стороны  идут  стрелки к горным
вершинам.  По этому  рисунку  можно  найти  фанзу,  в  которой  золото
спрятано.
(* Фанза - китайский однокомнатный домик с  земляным  полом,  земляной
или  черепичной крышей,  камышовой дверью и окном с бумагой или бычьим
пузырем; жилище китайской бедноты.)
     - Откуда достал ты эту книжку?
     - У  отца  взял.  Вспомнил,  что  у  него  во  время  дунганского
восстания спасался китайский чиновник, бежавший от дунган из Джаирских
гор.  Жил он у отца лет пять,  все ждал,  когда восстание кончится, да
так и умер,  не дождавшись. Он говорил, что на руднике у него осталось
золото.  Это его книжка.  Я тогда учился  у  лам,  и  отец  велел  мне
написать  по-тибетски об этом золоте.  "Покажи,  научился ли тибетской
грамоте?" Вот я и вспомнил об этой книжке и нашел ее.  Не  поможет  ли
она приятелю Фоме, думаю.
     - И ты уверен, что там в горах у какой-то фанзы золото закопано?
     - Наверно  так.  Для  чего  китаец  берег эту книжку и отцу велел
хранить ее?  - "Пригодится  тебе  когда-нибудь,  как  настанет  мирное
время", - сказал он как-то.
     - Золото,  пожалуй,  было закопано,  но давно уже взято,  дунгане
искали,  горнорабочие вернулись за ним.  А фанза-то,  наверно, сгорела
или развалилась.
     - Чего  ты  боишься?  -  рассердился  Лобсын.  - Судьба тебе клад
посылает в самое нужное время,  а  ты  сомневаешься.  Поедем,  поищем.
Работа  твоя  кончена,  делать  тебе нечего.  Я приведу коня,  возьмем
припасу на неделю.  Я дорогу знаю,  старый рудник  недалеко  от  нашей
джайляу (так летняя кочевка называется).
     - Ну,  ладно,  убедил!  - говорю ему.  - Приедет новый приказчик,
сдам  ему  лавку  и  товар,  тогда  буду свободен и поедем твое золото
искать. Наведайся через две недели.
     Недели не прошло,  - прибыл новый приказчик и привез пять телег с
московским товаром из Зайсана - города,  откуда хозяева  перевели  его
мне на смену.  Ну и склоку он завернул мне.  Весь товар,  оставшийся у
меня в лавке,  он собственноручно перемерил,  моим записям не поверил.
Даже штуки с московским ярлыком,  нетронутые, на выбор проверял. Аршин
тридцать  недостачи  у  меня  обнаружил,  и  пришлось  мне   полностью
заплатить  за  них.  Квартиру,  которую  я  занимал  при лавке,  велел
освободить,  хотя другая рядом,  где жил  подручный,  которого  я  уже
уволил, была свободна.
     - Не полагается,  чтобы при  лавке  жил  посторонний  человек,  -
объяснил  он.  -  Или  нанимайтесь  ко  мне  в  подручные сопровождать
караван, или выселяйтесь.
     Пришлось мне  перебраться  по  знакомству  в  плохонькую фанзу во
дворе одного китайского купца.
     Едва мы  покончили  все дела по сдаче остатков,  приехал Лобсын и
насилу разыскал меня на  новой  квартире.  Зашел  ко  мне  в  фанзу  и
говорит:
     - Вот ты где приютился, Фома! Грязно, темно, очага нет, окна нет,
кровать  на кан поставил от тесноты.  Видишь,  так жить нельзя,  нужно
поехать и счастье свое искать. Запас готов ли?
     Я за  это  время  уже  заготовил сухарей и баурсаков* на 10 дней,
кирпич чаю,  топленого масла,  сахару.  Наскоро собрал одежду.  Лобсын
привел  мне  хорошего коня.  Привязали за седлами весь припас.  Я взял
двустволку с патронами и револьвер на всякий случай.  Котелок,  чашки,
конечно, и каелку, чтобы землю ковырять.
(* Баурсаки - шарики из теста, зажаренные в бараньем сале, - вкусное и
удобное  для  перевозки  в  вьючной суме дорожное печенье,  заменяющее
хлеб.)
     Выехали из  города  на  восток  по дороге в Дурбульджин степью по
долине реки Эмель.  Местность здесь такая:  на севере слева по  дороге
темнеет хребет Тарбагатай,  гребень у него ровный, склон на юг крутой,
весь зеленый от кустов; снегов на вершинах нет. На юге подальше хребет
Барлык ступенями поднимается,  на них леса темнеют, а вдали на главной
цепи Кертау белеют снега по морщинам.  Долина Эмеля между тем и другим
хребтом  широкая,  зеленеет  еще,  лето  в начале,  трава не выгорела.
Впереди долину замыкают горы Уркашара,  тоже зеленые, крутые. Простор,
солнце печет, небо чистое, жаворонки взлетают, заливаются.
     Ехали мы то шагом,  то  хлынью*  до  заката.  Ночевали  на  речке
Марал-су;  она  из  гор  Уркашар  бежит,  в  Эмель впадает.  Вдоль нее
лужайки,  хорошая трава.  Стреножили коней, отпустили на корм, собрали
аргалу**, развели огонек,  сварили чай,  закусили.  Стемнело. Мы коней
привели,  возле себя к колышкам привязали,  травы на ночь  нарвали  им
немного и легли спать.  Я,  конечно,  городской житель,  сильно устал,
целый день в седле,  ноги ломит,  уснуть не  могу.  Лежу  с  открытыми
глазами  и  любуюсь;  небо  чистое,  звезды  мерцают,  друг  с  другом
перемигиваются.  И все это, как ученые люди полагают, солнца, подобные
нашему,  а  вокруг  них незаметные глазу планеты кружатся,  и какие-то
живые существа на них обитают.  Но я издавна при виде звездного неба о
великой загадке мироздания подумывал.  И начинаешь соображать,  где же
тот рай, о котором попы рассказывают, где он приютился - на звезде или
на планете? Звезды - это солнца, на них должно быть страшно жарко, там
уж скорее мог бы быть ад для грешников,  где их  поджаривают.  А  рай,
может быть,  на какой-нибудь планете?  Но все они страшно далеко. Ведь
до нашего солнца считают сотни миллионов  верст.  Сколько  же  времени
души  умерших  должны  лететь  до  рая  или  ада  - целые столетия?  И
начинаешь  сомневаться  в   достоверности   библейского   сказания   о
сотворении мира, о всемогущем и вездесущем творце. И вспомнил я своего
отца,  который был неверующим, и попа, который изредка приезжал в нашу
глухую   деревню   из   далекой   станицы   для   похорон,  крестин  и
бракосочетаний,  но к нам не заходил и называл отца безбожником.  Отец
говорил,  что,  если бы на небе был всеведущий и вездесущий творец, он
не потерпел бы,  чтобы на сотворенной  им  грешной  земле  происходило
столько преступлений и господствовало неравенство людей.
(* Хлынь  -  сибирское  обозначение  верховой  езды небольшой  рысцой.
**  Аргал  (монг.),  кизяк  (казах.) - помет рогатого скота и лошадей,
употребляется  в  безлесных  местах  Монголии,  Центральной  Азии  как
топливо и в смеси с глиной как строительный материал.)
     Наша Русь,  рассуждал  отец,  все  еще  стоит  на  трех  китах  -
самодержавии,  православии и народности. Мы, декабристы, задумали было
низвергнуть самодержавие,  но это не  удалось  нам,  потому  что  было
преждевременно.  Православие само захиреет и упразднится,  когда народ
сделается образованным,  а народность останется как  единственный  наш
кит,  когда  народ проснется и сделается хозяином своего государства и
своей судьбы,  самодержавным и всемогущим.  Я,  конечно,  не доживу до
этого времени, размышлял он, а ты, может быть, доживешь.
     Долго лежал я,  размышляя об этих трех китах.  Слышал,  как  кони
траву  жуют,  как  на  недалекой  китайской заимке собаки лают,  а еще
дальше в степи волки воют.  Подумал даже,  не подберутся ли они к нам.
Но собака Лобсына лежала спокойно возле нас. Наконец, сон пришел.
     Проснулись, конечно,  на заре, потому что под халатами продрогли.
Вскочили,  развели огонь,  коней отпустили на росистую траву.  Сидим у
огня в ожидании чая, греемся.
     И вздумалось мне спросить Лобсына.
     - Что тебе говорили ламы в монастыре о душе  человека  и  будущей
жизни?
     - По нашей вере,  - ответил он,  - душа человека после его смерти
переселяется  в  другое  существо  -  в новорожденного младенца,  если
покойник был хороший,  или в животное - быка,  барана,  собаку,  змею,
червяка, если он был плохой. И сам Будда, творец мира, перевоплощается
во многих людей одновременно. Ты ведь знаешь, Фома, что почти в каждом
монастыре  есть  гэген*,  почитаемый  как новое воплощение Будды,  как
духовный глава монастыря. А хамбо-лама в Лхасе - самый главный из этих
воплощенцев.  И когда какой-нибудь гэген умирает, ламы** его монастыря
по тибетским книгам и разным приметам узнают,  в какого младенца  душа
гэгена переселилась, отыскивают его и привозят в монастырь.
(* Гэгэн - по верованию буддистов и ламаистов  Будда  и  другие святые
перевоплощаются после своей  смерти;  такие  перевоплощенцы называются
хубилганами, а за гражданские  заслуги   называются   - гэгэнами,  что
означает   "светлый,   блестящий   и   святой".  ** Лама  -  служитель
ламаистской религии; имелись различные ступени  -   от послушников   -
детей (с 7-летнего возраста) до высшего ламы - далай-ламы.)
     - Знаю я это! Привозят младенца, а пока он вырастет, старшие ламы
сами  управляют монастырем,  как вздумается.  И после взрослый гэген у
них больше как кукла, для показа народу, а управляют ламы.
     - Правду говоришь! Вот потому я и убежал из монастыря. Видел, как
старшие ламы обижают учеников, заставляют работать на себя, а гэген ни
во что не входит, ест, спит, молится и народ благословляет.
     Позавтракали, оседлали коней и поехали дальше голой степью на юг,
повернули между горами Уркашара и окончанием Барлыка хребта.  По этому
проходу  невысокие  горки  разбросаны,  Джельды-кара  называются,  это
значит "черные, ветреные".
     - Почему их так окрестили? - спрашиваю.
     - Потому  что  зимой  здесь  по  временам  страшный  ветер  дует,
Ибэ-ветер,  холодный.  От него весь снег на этих горках тает,  и стоят
они  голые,  черные.  А  рядом  на Уркашаре и Барлыке снег лежит себе,
белеет. Про Ибэ-ветер ты; наверно, слышал.
     - Слышал рассказы.  Говорят,  что он дует не только здесь, но еще
сильнее за горами Барлык,  в проходе,  где озера  Ала-куль  и  Эби-нур
лежат. Там, говорят, ни киргизы, ни калмыки не живут потому, что летом
очень жарко,  травы плохие,  корма мало, а зимой Ибэ часто дует, такой
сильный, что устоять нельзя, завьюченных верблюдов уносит словно сухие
кусты перекати-поле, а люди замерзают.
     - И  еще говорят,  - сказал Лобсын,  - что на озере Ала-куль есть
остров с каменной горой,  а в горе  большая  пещера.  Из  этой  пещеры
Ибэ-ветер  с  страшной  силой  вылетает.  Однажды  киргизы целым аулом
собрались в тихий день, вход в эту пещеру заложили бычачьими шкурами и
завалили камнями,  чтобы Ибэ больше не вылетал оттуда. Очень надоел им
этот Ибэ. Но пришло время и Ибэ рассвирепел, вырвался, камни отбросил,
шкуры разметал и дует попрежнему.
     - Ну, это уже басни! - говорю ему. - Мне консул как-то рассказал,
что лет сорок назад какой-то ученый из России приехал, чтобы осмотреть
эту пещеру на острове, про которую такие слухи ходят. И никакой пещеры
в горе не оказалось,  гора каменная сплошная. А Ибэ вовсе не с острова
начинается,  а дует по всей широкой  долине  от  озера  Эби-нура.  Это
холодный  воздух из Джунгарской пустыни по долине между горами Майли и
Барлык с одной стороны и Ала-тау с другой на север стекает в виде Ибэ.
     - Здешний ветер называют Кулусутайский Ибэ,  - пояснил Лобсын.  -

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг