Георгий Николаев
ВОСПРИИМЧИВЫЙ
Я восприимчивый. Не то что некоторые. Но пользы мне от этого мало,
только вред. Сколько лет живу на свете, никак не могу привыкнуть. Чего со
мной только не случалось... И все из-за вас, из-за людей.
Началось это со мной в детстве, в возрасте счастливом, но
незапоминающемся. Именно по этой причине я не знаю, как все произошло в
первый раз. Могу только предположить, что чем-то рассердил своих родителей:
то ли улыбка им моя не понравилась, то ли орал долго или еще что-нибудь
делал неприятное, но кто-то из них сказал про меня что-то метафорическое.
Любя, наверное, но сказал.
Для вас это мелочи, факт привычный и незначительный, а я... В общем,
превратился я в то, что имелось в виду. Сразу или постепенно, история, как
говорится, умалчивает.
Наткнулись на меня люди уже в отроческом возрасте среди вторсырья. С
ними я тогда плохо был знаком, но то, что они после себя оставляют, изучил
досконально и судил о людях исключительно по отходам их цивилизации - метод,
может быть, и странный, но в моем положении единственный.
Как запомнился мне тот ясный солнечный день, когда судьба привела ко
мне человека и заставила его об меня споткнуться! Я ощутил небывалый подъем,
а человек разозлился, и его слова я запомнил, ибо они затронули дремавшую
мою восприимчивость.
- А-а, черт! - только и сказал он.
Но этого было вполне достаточно, чтобы в следующую секунду я стучал
копытами по ржавым консервным банкам, игриво наставлял на него свои
несовершеннолетние рожки и пронзительно повизгивал.
Будь он покрепче и психически устойчивее, мы бы, возможно, поговорили,
и дело приняло бы другой оборот, но искушать судьбу он не стал и улегся
прямо на мое место. Там я его и оставил пожинать плоды собственной
вульгарности.
Новое качество нравилось мне несравненно больше. Главное, я теперь
знал, кто я есть. И, весело помахивая хвостом, я отправился в большую жизнь.
Молодой, я развлекался безыскусно. Резвость и оптимизм отличали меня в
тот чертовски разнообразный период жизни. Вы сами прекрасно можете
представить себе, что я вытворял. Насколько я понял из ваших книг, не только
мне выпадала такая доля: в прошлом человечества накопилось достаточно
доказательств тому, что и раньше встречались личности с болезненной
восприимчивостью и совершали свои эволюции вплоть до черта, а иногда и
далее.
Итак, жизнь закрутила меня, завертела... Шарахались от меня люди
направо и налево, веселился я вдоволь и, случалось, безобразничал. Обо мне
говорили, меня знали и часто обращались ко мне или кого-нибудь ко мне
посылали. Я как-то прикинул, что если направленных ко мне граждан поставить
в одну очередь, то она бы опоясала земной шар по экватору и была бы самой
интернациональной очередью в мире.
В общем, пользовался я популярностью, не скрою. Но... Не дали мне
разгуляться. Замучило меня как-то под Рождество одиночество и
бесприютность - ведь ад, сами понимаете, я не нашел. Чего только в этом мире
не понастроили, а захудалый ад для бедного черта, пусть даже малогабаритный,
сделать никто не додумался.
Так вот, угораздило меня попасть в деревню, глухую, всеми забытую и
снегом заваленную выше крыши. Я тогда уже начитанный был, черт с
образованием, это меня и погубило. В печную трубу я забрался - со своей
образованностью классические каноны чтил и уважал.
Мало того, что обгорел весь и угарным газом надышался, вывалился я на
пол перед печкой, в глазах круги, мутит и соображаю плохо, - старый пень
библейский посмотрел на меня спокойно, как будто я ему каждый божий день
надоедаю, бородой окладистой пошамкал: изыди, говорит, сатана, и крестится.
Изыдил я. До сих пор не понимаю, что со мной было и сколько времени
продолжалось. Помню лишь, что тоска меня мучила беспредельная.
Но есть еще на этом свете хорошие люди... Вызвали меня. Самым
доморощенным способом. Так раньше вызывали, когда телефона не было. И
оказался я в устрашающем обличьи посреди шестиугольника, нарисованного мелом
на дубовом паркете. Передо мной человек: на полу растянулся и завывает.
Похоже, заклинание.
- Чего надо? - спрашиваю.
Человек голову поднял, на меня уставился.
- Душу,-говорит,-отдам, только отгадай шесть чисел из сорока девяти. -
А у самого зубы стучат, до того у меня вид замечательный.
- Ладно, - говорю, - дай подумать.
Душа мне его, конечно, ни к чему, да и просит он что-то непонятное. Но
силу умственную я в себе чувствую: все могу и это сделаю. А взамен... Была у
меня мечта. Даже не мечта, а непреодолимое желание. Хотелось мне стать
полноправным членом общества. Надоело мне одиночество, оторванность от
коллектива. Постеснялся я немного и говорю:
- Отгадаю я тебе все, что хочешь, но за это ты меня Человеком назовешь,
иначе не видать тебе шесть чисел.
Обрадовался он до слез и Человеком назвать поклялся. Потом у нас целый
день на объяснения ушел. Хотя я умный был, но с трудом понял, что ему от
меня нужно. Еще один день я подшивки газет просматривал, необходимую
информацию выискивал и сопоставлял до умопомрачения. Чего только ради
Человека не сделаешь!
На третий день вынес он все вещи из квартиры, продал все, что мог, и
купил симпатичные такие карточки. Два дня я их заполнял крестиками, глаз не
смыкая, а как заполнил, он их собрал, в авоську сложил и убежал куда-то.
Вообще говоря, он мной брезговал, все норовил в другую комнату уйти -
мол, от запаха серы у него голова раскалывается. Как будто у меня не
раскалывается. Но когда выиграли мы с ним, он расчувствовался и обниматься
полез.
- Нет,- говорю,- ты меня лучше, как договаривались, Человеком назови.
Он тогда выпрямился, грудь выпятил, в глаза мне посмотрел и обозвал с
пафосом.
Так начался мой новый период жизнедеятельности, к которому я стремился
по малодушию своему и бытовой неустроенности.
Взял я себе фамилию Человеков, чтобы побочных эффектов не было, на
работу устроился. День работаю, два работаю, долго работаю. Стал зарплату
получать, пообвыкся, освоился и никаких особенных изменений за собой не
замечаю. Разве только скажет кто-нибудь из сочувствия:
- Что-то ты, Человеков, неважно выглядишь сегодня...
Ну, я и начинаю неважно выглядеть. А как только я начинаю неважно
выглядеть, обязательно найдется заботливая душа и скажет:
- Что-то у тебя, Человеков, вид больной и рожу перекосило...
И так далее. В таких случаях я прямым ходом на кладбище бежал, хорошо,
оно рядом. Там у меня один знакомый есть: я ему двадцать копеек, а он мне
столько доброго здоровья пожелает, сколько я захочу.
С производственной стороны я себя хорошо зарекомендовал и это мнение
поддержать старался. А то неровен час кто-нибудь погорячится, назовет
безмозглым бараном - что тогда?
И все бы у меня хорошо было, если бы моему начальнику пятьдесят лет не
стукнуло. Это же юбилей, а где юбилей, там и банкет. Собрались мы после
работы. Скромно все так, на пустой желудок. Я всегда тихий был,
малообщительный, ведь если с человеком поближе сойдешься, он всегда норовит
о тебе высказаться. А здесь я выпил немного. Нельзя было не пить: вон один
не пил, - так у него кто-то насчет язвы интересовался.
Потом музыка заиграла, танцы начались. Ко мне Алла подходит, а мы с ней
раньше разве что здоровались только.
- Вы, Человеков, на танец меня пригласить не хотите?
- Хочу, - говорю.
Ну и пригласил я ее на танец.
Танцуем мы, а она большая такая, приятная, в два обхвата.
- А я и не знала, что вы нахальный, Человеков, - говорит она. И
смеется.
Я, понятное дело, становлюсь нахальным.
- А ты смелый, - говорит она, - я тебе, наверно, нравлюсь...
И начинает она мне нравиться прямо до невозможности.
А тут еще сослуживец-язва с девицей в парике мимо протанцовывает и
женихом и невестой нас ни с того ни с сего называет.
Делать нечего. Поженились мы с Аллой. Вот тогда это и случилось.
Расслабился я. Решил, что все продумал и предусмотрел. В самом деле,
общественным транспортом я не пользовался: для меня как для Человека это
смертельно, того и гляди назовут как-нибудь не по-человечески. В магазины
тоже не ходил: Аллу посылал, она у меня закаленная, ее так просто не
изменишь. В общем, из кожи лез, чтобы не задели мою восприимчивость, но
разве все предугадаешь...
Помню, ночь, хорошо мне, спокойно, луна в окно светит, из форточки
свежий воздух поступает, и жена меня нежно так по плечу гладит, почти спит
уже, а все что-то шепчет, и вдруг превращаюсь я в лапушку-лапочку, большую и
неуклюжую... Вспотел я весь от ужаса, пальцами пошевелить боюсь. Хорошо еще,
что она заснула сразу и солнышком назвать меня не успела.
Страшную я провел ночь. Нечеловеческую. А под утро она во сне
разметалась на моей ладони и шепчет:
- Человеков, Человеков, где ты...
Опять стал Человековым.
После этого случая я совершил непоправимую ошибку. Я стал на ночь
затыкать уши ватой.
И как-то утром меня за плечо трясут. Просыпаюсь, а это жена моя, Алла,
руками размахивает, рот раскрывает, кричит вроде, а я не слышу ничего,
смотрю на нее спросонья и понять пытаюсь по артикуляции: пожар, что ли, или
просто на работу проспал?
Здесь как дала она мне подушкой по уху, так из другого уха затычка и
выпала. Хотел я пальцем ухо заткнуть, да уже поздно было. Что первое
услышал, в то и превратился - в глухую тетерю.
Понял я, что из меня в перспективе только суп сварить можно, и улетел в
форточку.
Жизнь моя теперь конченая, если и обзовет кто, все равно не услышу.
Оглохла моя восприимчивость. А может, это и к лучшему. Одно только меня
смущает: охотничий сезон начинается. Может, уже стреляют, а я не слышу.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 18.12.2014 20:47
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг