Но что это? Какие великаны построили для себя эту величественную двойную
аркаду на стройных четырёхугольных колоннах? Я присматриваюсь и вижу, что
это целая вереница гигантов домов, по меньшей мере вдвое выше Эйфелевой
башни, вытянувшихся двумя ровными рядами вдоль широкой гладкой дороги. От
одной башни к другой перекинуты лёгкие мосты из полупрозрачного материала, и
сверху видно, как по ним с быстротой вихря скользят экипажи. Я плохо
разбираюсь в стилях, но мне кажется, что в архитектуре домов-гигантов было
что-то готическое, особенно в лёгких, уходящих в высь острых боковых шпилях
и стрельчатых окнах. На плоских крышах этих домов, служивших также
воздушными пристанями, я заметил зелёные кущи деревьев и различал мелькающие
фигуры людей, спешивших к аэронефам. Такие же аллеи башен-домов я видел
слева и справа. Мне казалось, что все они тянутся к какому-то общему центру.
-- Да так оно и есть, -- ответила мне Рея на этот вопрос, -- это
начинается город-дорога, построенный около шести веков тому назад, когда
жителям Паризии, -- прежнего Парижа -- стало тесно в их городе. Уже задолго
до этого времени население крупных центров старого и нового света достигло
цифры десятков и сотен миллионов. Тогда-то и началась усиленная тяга прочь
из этих нездоровых людских скопищ. Вот взгляни, что осталось теперь от этого
прежнего Парижа.
Я узнал знакомую мне излучину Сены... Вот кружево Эйфелевой башни -- я
обрадовался ей, точно старому другу, вот купол дома Инвалидов, вот тень от
триумфальной арки, отчётливо лёгшая на Площадь Согласия, вот силуэт
Нотр-Дам-де-Пари... Но где же прежний многочисленный, кипящий, сверкающий,
шумный Париж? Его не было, точнее, от него сохранилось лишь несколько
десятков старых строений, памятники прошлого, воспоминания о давно
отзвучавшей эпохе. Старый Париж утонул в зелёных зарослях, исчез,
раскинувшись лугами исполинских аркад, терявшихся в сизой дымке далёкого
горизонта.
Аэронеф ускорил свой ход, и через четверть часа я увидел вдали свинцовую
полосу океана. Фер, лукаво поглядывая в мою сторону, начал о чём-то
шептаться с нашим пилотом. Я заметил, что Рени улыбнулся и, кивнув головой,
передвинул какой-то рычаг, отчего аэронеф принял наклонное положение и с
увеличенной скоростью пошёл вверх. Постепенно шипение летавших газов
сделалось глуше, гряда облаков, одно время застилавшая часть горизонта,
проплыла где-то далеко под ногами. Я взглянул на альтиметр -- прибор
показывал высоту в двадцать километров; однако, благодаря герметически
закрытой кабине и искусственной вентиляции, дышалось легко и свободно.
Под нами растилалась необъятная ширь океана, и только узкая голубая
полоска на востоке напоминала собой об Европе, оставшейся далеко позади. Так
в оживлённой беседе прошло часа два, пока я не заметил что-то странное.
Вылетели мы рано утром, когда солнце только что встало. По часам, висевшим
около Рени, я видел, что сейчас половина двенадцатого, но косые лучи солнца,
пронизывавшие стенку каюты, создавали впечатление раннего утра.
Я ничего не мог понять -- солнце совершенно явно садилось на востоке! С
недоумением смотрел я на моих спутников, весело хохотавших над моим
растерянным видом.
-- Милый Антреа, -- первым обратился ко мне Фер, -- ты, конечно, удивлён
этому странному явлению? Я думаю, тебе не часто приходилось видеть солнце,
заходящее на востоке. А ведь всё так просто -- я попросил Рени подняться
повыше и пустить наш аэронеф со скоростью 3600 километров в час. Так как
скорость вращения земли, даже на экваторе, не превосходит 1700 километров в
час, то совершенно ясно, что раз мы обгоним движение солнца, нам покажется,
будто оно начнёт склоняться к востоку. Наоборот, если бы мы двигались с
запада на восток, то ночи и дни стали бы для нас вдвое и втрое короче...
Уменьшив свой бег до скорости вращения земли -- в этих широтах примерно до
1200 километров в час, мы всё время могли бы иметь над собой полдень или
полночь... Как видишь, на нашем корабле было бы немного затруднительно
сверять свои часы по солнцу, как это делали наши предки в старинных
романах...
Конечно, я опять попал впросак. Всё очень просто, как говорит Фер и
вместе с тем... 3600 километров в час. 11 часов вокруг всего земного шара!..
Вот показалась серая каменистая полоса Панамского перешейка, где даже
простым глазом я мог различить несколько линий гигантских каналов. Дальше --
снова бескрайняя гладь океана. Лиловые тени окутывали постепенно наш
аэронеф -- сумерки вчерашней ночи, которую мы обгоняли. На темнеющем небе
зажигались первые звёзды. Одна из них привлекла моё внимание своим
неестественно ярким мерцающим светом. Вспышка -- темнота -- вспышка,
вспышка -- темнота... Положительно это было похоже на световую сигнализацию!
Но я решил не задавать больше вопросов, боясь что мои друзья снова будут
смеяться над моим невежеством. Однако загадочная звезда начинала вести себя
всё более и более непонятно. Несколько минут тому назад она была совсем
близко у хвоста Большой Медведицы, а сейчас она явно переместилась на
несколько градусов вправо. Что же это? Болид? Встречный аэронеф?
Межпланетный корабль? Я не вытерпел и обратился с расспросами к Рее. Но, Рея
улыбаясь, молчала.
-- Имей терпение, Антреа, -- сказал Фер, -- скоро ты узнаешь, в чём
дело. Мы хотим сделать тебе небольшой сюприз, зная, что ты так живо
интересуешься успехами астрономии.
Тем временем электричество в каюте потухло, но зато на белом круглом
экране, который я давно уже заметил у задней стороны каюты, вспыхнуло
неясное мерцание, где постепенно стали вырисовываться знакомые мне черты
профессора Антея. В каюте снова стало светло и с экрана послышался знакомый
нам голос старого учёного.
-- Привет вам, друзья мои. Как понравилось гостям их первое воздушное
путешествие? -- Голос нашего бывшего хозяина был так звучен и изображение
его было настолько рельефно, что казалось, будто профессор говорит не за
тысячи километров, а из-за перегородки каюты.
Мы с профессором Фарбенмейстером рассказали, что видели, и наш учёный
друг слушал нас с чуть заметной улыбкой, -- совсем как взрослые слушают
оживлённый рассказ детей, чьё воображение поразила какая-нибудь вещь, давно
уже им известная.
Но вот экран потух, и Рени, оставив рули, пошёл в машинное отделение,
внимательно осмотрел, хорошо ли закрыты все отверстия аэронефа, и предложил
нам плотнее устроиться в глубоких мягких креслах, лицом по направлению
движения. Снова сев за руль, он привязал себя эластичным поясом к сидению и
взялся за красную рукоятку справа. В это же мгновение из-под корпуса
аэронефа, несмотря на разреженную атмосферу, раздался громоподобный рёв
вылетающих газовых потоков. Корабль, точно камень, пущенный из пращи, резко
рванулся вперёд, и я почувствовал, что не могу сделать даже самого слабого
движения рукой. Точно мягкая, многопудовая тяжесть навалилась на плечи, на
голову, на живот, мешая двигаться, дышать. Такое состояние продолжалось
минуты три, но эти три минуты показались мне и профессору Фарбенмейстеру
целою вечностью. Постепенно рёв моторов затих, давившая тяжесть исчезла и я
быстро вскочил, чтобы размять немного затёкшие ноги, но -- странная вещь:
сделанное усилие отбросило меня в противоположный конец каюты, где я
довольно чувствительно ударился головой о металлическую раму окна. Фер и
Рени безжалостно хохотали, глядя на мои старания найти утраченное
равновесие. Невольно с ними рассмеялся и я, увидя, что и профессору
Фарбенмейстеру не лучше; его длинная, тощая фигура нелепо плавала в воздухе,
пытаясь за что-нибудь ухватиться.
-- Фер, -- не мог я удержаться, чтобы не воскликнуть, -- Фер, да
объяснишь ли ты нам, наконец, это новое очередное чудо, которым вы хотите
окончательно затуманить наши бедные мозги двадцатого века...
-- Дорогой Антреа, -- смеясь отвечал Фер, -- ведь это так просто! (Опять
это проклятое "просто", подумал я). Рени дал ускоренное движение нашему
кораблю, который сейчас может быть назван скорее "этеронефом" -- кораблём
эфира, чем "аэронефом" -- кораблём воздуха. Эти неприятные три минуты были
нужны для сообщения ему скорости около 10 километров в секунду, достаточной,
чтобы выйти из действия земного тяготения и достичь той звезды, на которую
ты смотрел с таким недоверием. Ну, я рассею твои недоумения: это не
"звезда", а искусственно образованная при помощи мощных космических кораблей
маленькая планета, новый спутник земли, служащий для астрономических
наблюдений и для разрешения ряда других научных задач. Эта крохотная луна,
названная "Уранией" в честь мифической богини астрономии, отстоит от земли
на 12000 километров и совершает свой оборот вокруг неё приблизительно в пять
с половиной часов. Огни, которые ты видел, не что иное, как световые
сигналы, которые Урания посылает на землю...
Наш корабль-ракета, повинуясь управлению Рени, тем временем сделал
полный оборот вокруг самого себя и начал двигаться кормою вперёд. Мы снова
должны были занять места в креслах, но на этот раз операция торможения была
гораздо более мягкой, так как сама Урания обладала значительной скоростью. В
окна каюты я с жадным любопытством глядел на это едва ли не самое
поразительное создание человеческого гения последних веков.
Я увидел овальное продолговатое тело из серебристого металла, длиною
около двух километров с огромными окнами, сквозь которые виднелись зелёная
растительность и узкие дороги с редкими пешеходами. Из главного корпуса
искусственной спутницы земли выступали два гигантских прозрачных купола,
закрывавших собою скрытый внутри объектив зеркального телескопа. Несколько
минут мы неслись рядом с этой странной планетой и могли рассмотреть её во
всём её величии и красоте.
-- Человек создал новое небесное тело!
-- Да, мы можем гордиться этим сооружением, -- продолжал Рени. --
Удачное его завершение стоило тоже немалых жертв человечеству. Смелая идея
создания новой Луны, где могла бы быть устроена идеальная астрономическая
обсерватория вне всякого влияния атмосферы, -- была брошена ещё несколько
столетий тому назад, -- впрочем нет, ещё раньше мысль о ней, конечно в
наивной и незаконченной форме, встречается в одном научно-фантастическом
романе первой четверти XX века, я забыл, к сожалению, имя автора этой
забавной книги, которую теперь нельзя читать без улыбки... Но к реальному
воплощению этой смелой идеи человечество могло приступить лишь около ста лет
тому назад, когда усовершенствовались способы междупланетного сообщения.
Внутри этой планеты находятся жилые помещения, сады, площадки для игр,
оранжереи, лаборатории, все нужные аппараты, моторы, а также богатые запасы
воздуха, провианта и энергона -- особого вещества, дающего двигательную силу
нашим воздушным кораблям и машинам. Вещество это служит источником тепла и
света для Урании, сообщая при помощи реактивных приборов всему её телу
различные необходимые положения в пространстве. Сама Урания прочно связана
силой тяготения с землёй и навеки, пока сама не разрушится, останется её
сателлитом. Особенно трудна была доставка сюда гигантского зеркального
объектива диаметром в 150 метров. Чудом точной механики были также приборы,
посредством которых можно удерживать в пространстве оптическую ось
телескопа -- сам объектив неподвижен, все же необходимые повороты
автоматически достигаются вращением самого тела новой планеты. Зато и
результаты первых же лет наблюдений вознаградили любознательность
человека -- колоссальное увеличение, которое можно было здесь применить,
раскрыло перед астрономией самые глубокие тайны мироздания. Детально изучены
поверхность всех наших соседних планет, обнаружены две планеты внутри орбиты
Меркурия и одна -- за пределами Нептуна, сделались видимыми тёмные спутники
некоторых ближайших к нам звёзд, открыты сонмы новых туманностей и во много
раз отодвинулась видимая граница вселенной... Но вот и солнце! -- прервал
Рени самого себя, и быстрым движением задёрнул окно аэронефа плотной тёмной
занавесью.
Несмотря, однако, на эту предосторожность, ослепительно яркие лучи
солнца, неожиданно быстро вышедшего из-за тёмного края закрывавшей его
земли, залили всю каюту невыносимо ярким сиянием. Глаза с трудом привыкли к
этому морю огня. Там, где-то в глубине, не знаю даже как сказать: над нами
или у наших ног -- медленно выступала из мрака наша Земля. Узкий освещённый
серп делался всё шире и ярче -- расплывчатый край ночной тени сползал с
Индии, -- вот уже, как на географическом глобусе, открылась Европа,
показались знакомые контуры Африки, полированым выпуклым зеркалом засверкала
зеленоватая гладь океанов. Снежные шапки полюсов были закрыты сплошной
облачной пеленой. Она же вуалировала очертания обеих Америк.
Было странно и жутко глядеть на эту живую рельефную картину. Не
верилось, что её отделяет от нас целая бездна... Но что это? Я вглядываюсь
пристальнее и хватаюсь за бинокль. Да, -- знакомые очертания Европы
потерпели коренное изменение. Берега Бельгии и Голландии далеко вдаются
теперь в Немецкое море, а от берегов Испании через Азорские острова тянется
широкая ровная лента суши. В Сердце Сахары смутно поблескивает обширное
море, и ослепительным светом горят какие-то квадратные участки пустыни. Феру
и Рени снова пришлось дать мне целый ворох объяснений тому, что я увидел.
-- Сильно возросшему населению земли, -- сказал Рени, -- давно уже стало
тесно в прежних границах её материков, и с XXV века, по примеру маленькой
Голландии, у моря начинают отвоёвывать всё большие и большие пространства
земли. Сейчас почти половина моря, к западу от Голландии, ограждена
гигантскими насыпями и осушена, дав приют сотням миллионов людей. Там, где
такие ограждения были невозможны, -- прибегли к устройству искусственных
островных поселений, вроде тех, которые были когда-то в Китае, на его
полноводных реках. Только эти плавучие острова, которые ты видишь в
Атлантическом океане и на побережье западной Африки, обладают площадью в
сотни тысяч квадратных километров, связав непрерывной цепью материки Америки
и Европы. Там же, около этих островов находятся наши океанские волновые
электроцентрали, рассылающие без проводов мощные потоки лучистой энергии.
Пустыни Сахары давно уже превращены в цветущую страну, после того как
удалось прокопать каналы и залить водами океана часть её сыпучих песков. Ты
спрашиваешь, что это за блестящие квадраты? Это наши главные солнечные
электрические станции, вырабатывающие миллиарды лошадиных сил и снабжающие
своей энергией часть Европы и весь континент Африки. Такие же солнечные
станции, только меньших размеров, работают в пустынях Азии и
Северо-Американской засушливой зоне.
Масштаб живой географической карты тем временем делался всё крупнее --
мы быстро приближались к Земле, тормозя наше падение взрывами в моторах. Вот
мы уже опять над Атлантическим океаном, и по глухому рокоту чувствуется, что
мы входим в верхние слои атмосферы. Ещё несколько томительных минут,
потребовавших от нашего капитана самого напряжённого внимания, и под нами
уже бегут клочки облаков, мелькает зелень деревьев, тянутся белые нити
дорог...
Вот снова смелые очертания башен, связанных кружевом воздушных мостов.
Лазурь прудов и озёр, -- изумруды садов, -- жемчуга куполов и колонн, --
пёстрая мозаика из камня, цветов и металла.
Механополис -- город Мира под нами...
Нас ждали. На аэропристань к нам вышел навстречу нам профессор Антей,
только что прибывший сюда из Европы. Завтра должно было состояться
торжественное заседание Центрального Совета, которому нас хотели
представить. В понятном волнении ждал я того часа, когда мне придётся
взглянуть в глаза нового человечества, олицетворённого в этом собрании.
И этот день наступил.
Профессор Фарбенмейстер, я, Рея и Фер в сопровождении старого Антея с
утра заняли назначенные нам местам в огромном мраморной амфитеатре,
окружённом лёгкой дорической колоннадой. Величественное здание собраний
Совета было всё целиком, насколько это позволяли его размеры, выдержано в
строгом античном стиле. Только гигантский круглый купол, смело перекрывавший
всё пространство амфитеатра, напоминал о другой эпохе, сумевшей воздвигнуть
это колоссальное здание.
Места медленно наполнялись оживлённой и яркой толпой. Впрочем, эта была
не та толпа, какую я знавал в своё время, -- шумливая, вздорная, безликая
масса людей. Люди, которые входили туда и рассаживались по мраморным
скамьям, были детьми Нового Мира, представителями новой, прекрасной и
разумной человеческой расы. Нет не толпу, а именно человечество видел я
перед собой, под этим сияющим куполом...
Но вот -- амфитеатр весь заполнен. Море голов, целая гамма цветных
одеяний и блестящих металлических кирасс. Движение руки председателя --
величавого патриарха с длинной седой бородой, и в зале воцаряется тишина.
Краткая вступительная речь, слышимая в каждом углу при помощи сотен скрытых
повсюду микрофонов и усилителей. Сосредоточенное молчание. Затем весь
амфитеатр встаёт как один человек, свет в зале меркнет и откуда-то, точно из
глубины земли, слышится незабываемая мелодия гимна Нового Человечества...
Мощные звуки невидимого органа вливаются в согласное пение тысяч молодых
голосов. Весь низ амфитеатра теперь в полумраке. Звуки ширятся, -- им уже
тесно под этими сводами, они бьются об эту преграду, зажигают её своими
вибрациями, -- в центре купола вспыхивает яркое разливающееся во все стороны
пламя. Поёт толпа, поют стены, поют колонны, поют камни и сталь, -- весь
мир, кажется, охвачен огненным напевом Победы и Радости...
Не стыжусь сказать -- я плакал... Отчего, не знаю и сам.
Рея тесно прижалась ко мне -- я заглянул в её глаза -- они тоже полны
были слёз...
Никогда, никогда не забыть мне этих мгновений!..
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг