Владимир Иванович Немцов
Альтаир
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА 1
ЛАБОРАТОРИЯ ИНЖЕНЕРА ПИЧУЕВА
День выдался серенький. В одной из лабораторий Института электроники и
телевидения проходили обычные испытания.
Большой экран, на котором мелькали цветные майки футболистов, тоже
казался серым, тусклым. Пятна расплывались и дрожали. Трудно было
представить, что сейчас на этом экране показывается одно из самых
интереснейших состязаний футбольного сезона. Опытная установка цветного
телевидения работала явно неудовлетворительно.
Напрасно инженер Пичуев затягивал окна тяжелыми шторами, чтобы ни один
луч света не проникал в темную лабораторию. Напрасно - уже в который раз -
проверял проекционную аппаратуру. Приборы показывали все нужные напряжения и
токи. Они упрямо подтверждали, что телевизор работает нормально и не в нем
надо искать причину сегодняшних неудач.
Вячеслав Акимович Пичуев руководил лабораторией, где разрабатывались
сложные проблемы большого экрана. Как правило, телевизоры находили себе
применение пока еще только в домашних условиях: слишком мал экран. Лишь в
последнее время был создан специальный телевизионный театр, сейчас готовятся
большие экраны для клубов. Но возникла новая задача - дать на такой экран
цветное, а потом и стереоскопическое изображение. Цветом занималась соседняя
лаборатория, причем весьма успешно, однако для большого экрана работу надо
было начинать заново.
"Разве это цвет? - спрашивал сам себя Пичуев, разглядывая грязнозеленые
пятна, бегающие по экрану. - Лягушки в аквариуме..."
- Надя, - он нервно повернулся к лаборантке, - сообщите на стадион
оператору, пусть посмотрит, почему у него красный цвет пропал.
Надя ничего не слышала; прижав кулачки к подбородку, она смотрела
расширенными глазами на экран. Острая комбинация у ворот "Спартака" готова
была закончиться голом. Вратарь выбежал навстречу мячу. Ах!..
Инженер горько усмехнулся. Так вот всегда. Ни один из работающих с ним
лаборантов не мог оставаться равнодушным к передачам со стадиона "Динамо".
Во время испытаний они невпопад вертели ручки, забывали вести записи и
путали показания приборов. Сегодня он решил оставить у телевизора Надю
Колокольчикову, девушку внимательную и исполнительную, но и та оказалась
болельщицей. Придется в следующий раз проверять свои установки подальше от
зеленого поля стадиона.
Надя вскочила и захлопала в ладоши. Атака у ворот была отбита.
- Продолжаем работу, Наденька? - мягко спросил Вячеслав Акимович, но в
голосе его она почувствовала скрытую усмешку.
Смутившись, Надя опустила голову. Уголком глаза посматривала на
Пичуева, но в темноте видела лишь бегающие фигурки, отражающиеся в стеклах
его очков. В них, как на маленьких экранах, все было видно абсолютно четко.
Сейчас динамовцы пробьют угловой удар.
Нет, это уж слишком! Где она находится, в конце концов? На стадионе или
в лаборатории?
- Попросим показать трибуны. Там еще более разнообразные красочные
пятна.
Вячеслав Акимович понимающе улыбнулся. Милая наивность!
Вот уже два года работает у него в лаборатории Надя Колокольчикова. Она
отлично окончила техникум связи, а дальше могла учиться лишь заочно - надо
было зарабатывать, помогать матери. Послали Надю не куда-нибудь, а в
научно-исследовательский институт. От новой лаборантки требовалось немногое.
Провести стандартные измерения, снять характеристики ламп, собрать из
деталей нехитрую схему - это умели делать все лаборанты. Однако Надя
считалась не только умеющей, но и весьма способной лаборанткой, а некоторые
инженеры утверждали, что она просто талантлива. С этим не вполне соглашался
Пичуев.
Маленькая, с пышными волосами медного оттенка, с чуть приподнятым,
задорным носиком и живыми глазами, Надя чем-то напоминала мальчишку и в то
же время была грациозно-женственной. Глаза ее то щурились, превращаясь в две
тонкие черточки, то делались огромными, выражая тем самым либо веселость,
либо изумление. По мнению Вячеслава Акимовича, только эти два состояния были
характерны для его лаборантки. Она и работала всегда с улыбкой. Меняя лампы
или проверяя новый кинескоп, она вдруг смешно морщила нос, принюхиваясь к
запаху перегревшегося от нагрузки сопротивления. Но вот встретилось что-то
необычное: не так ведет себя аппарат. Надя округляла глаза, изумленно глядя
на прыгающую стрелку прибора. Проходили минуты, иногда - часы, и тонкий,
журчащий смех врывался в строгую тишину лаборатории. Надя не могла сдержать
радости: наконец-то она выяснила загадку вздрагивающей стрелки. Как же она
раньше не догадалась!
Вот и сейчас Надя залилась торжествующим смехом. Экран как бы
просветлел. Сквозь грязную, мутную пелену просочились яркие, будто омытые
дождем краски.
Вероятно, в телекамере на стадионе действительно что-то случилось с
красным цветом. Теперь он появился на экране, заиграл свежо, радостно.
Казалось, что только в эту минуту спартаковцы надели свои красные майки и,
разбежавшись по полю, начали игру.
Крайний нападающий вел впереди себя мяч. Он оглядывался на противников,
и по его розово-загорелому лицу скользили капельки пота. Таких подробностей
не увидишь издали, с трибун. Радужный спектр тянулся за игроком, сопровождал
его до самых ворот.
Пичуев повернул ручку на пульте управления, и радужное пятно исчезло.
Мяч метнулся вперед. Видно напряженное лицо вратаря. Но вот еще один
удар, мяч мелькнул в сетке и упал на землю, как пойманная птица.
- Вячеслав Акимович, миленький, прошу вас, повернем камеру на
трибуны! - взмолилась Надя и потянулась к телефонной трубке. - Можно, я
передам Голубкову?
Пичуев сжалился и разрешил. Оператор на стадионе повернул телекамеру.
Теперь ее глаза скользили по рядам переполненных трибун. На большом экране
все это выглядело отлично, не замечалось даже тонкой сетки, столь знакомой
каждому телезрителю, а краски почти не уступали хорошему цветному фильму.
Управление телевизором было вынесено на несколько метров от экрана.
Здесь за специальным пультом с множеством ручек, приборов и сигнальных
лампочек сидела Надя. Вновь она поймала себя на мысли, что и сейчас не может
подавить жгучего, мучительного интереса к борьбе на футбольном поле. По
выражению лиц зрителей Надя старалась угадать, в чью пользу складывалась
игра.
С особым вниманием следила она за беспокойным щупленьким пареньком в
пестрой клетчатой рубашке. На лице его выражалось все - и страх, и восторг,
и страстное желание помочь любимой команде. Он что-то кричал, порывисто
обнимал своих товарищей, толкал их в бок и тут же извинялся. Расшитая
золотом многоцветная тюбетейка съезжала на глаза; морщась, он сдвигал ее на
затылок и, снова вытянув тонкую шею, следил за мячом. Без труда можно было
догадаться, что он болельщик "Спартака".
Зато его товарищи совсем не понравились Наде. Один из них, широкоплечий
спортсмен в гуцульской вышитой рубашке, угрюмо смотрел на игру и злился на
приставания своего порывистого друга. Когда спартаковцы забивали в ворота
противника гол, парень стискивал зубы и опускал глаза. Можно ли было
сомневаться, что симпатии его принадлежат другому спортивному обществу!
"Что ж, его личное дело, - рассудила Надя, стараясь быть объективной. -
Болеет за свою команду".
Но она никак ее могла понять поистине чудовищного, невероятного
равнодушия третьего друга. Он вовсе не смотрел на поле. Наблюдая за
оператором, который возился с телевизионной камерой, направленной на
трибуны, равнодушный зритель глядел прямо в объектив.
Оператор Голубков получил телефонное приказание остановить движение
телекамеры. Вячеслав Акимович вполне мог довольствоваться цветовой гаммой,
видимой сейчас на экране. Пестрая клетчатая рубашка, золотом расписанная
тюбетейка беспокойного болельщика, узорчатая вышивка на груди его товарища,
наконец, синий костюм их равнодушною друга передавались прекрасно. Так, по
крайней мере, думалось Наде.
Однако Вячеслав Акимович с этим не соглашался. На цветной, светящейся
картине его придирчивый глаз замечал уйму всяких недостатков. Он смотрел на
экран сквозь специальные фильтры, измерял освещенность отдельных участков и
все это записывал в лабораторный журнал.
Надя не успела еще вникнуть в подобные тонкости - цветом она занималась
всего лишь несколько месяцев, - поэтому чувствовала себя неловко, наблюдая
за работой своего начальника. Ей не хватало знаний и опыта, чтобы помогать
ему как следует.
Состязание закончилось.
Сегодняшние испытания показали хорошее качество изображения, но
передача была неустойчива и практически несовершенна. Срок службы
электронно-лучевых трубок обидно мал - измеряется несколькими десятками
часов, Их серийный выпуск пока еще невозможен. Приемник очень дорог, часто
портится, капризничает.
Надя неслышно ходила по лаборатории, стараясь ступать на носки, искоса
поглядывала на Вячеслава Акимовича. Он сидел, откинув голову на спинку
кресла и закрыв глаза. Его худощавое, продолговатое лицо с выцветшими
мохнатыми бровями было спокойно и ничего не выражало. Казалось, инженер
спит. Перебирая цветные проводнички, Надя хотела открыть ящик, убрать их
туда, но не решалась - боялась стуком побеспокоить инженера. Пусть думает, в
такие минуты мешать нельзя. Надя понимала, что именно сейчас наиболее
активно работает лаборатория © 6, которой руководил Пичуев... Конечно, в
лаборатории трудятся еще два инженера, несколько лаборантов, в том числе и
она, Надя, - но что они могут сделать без Вячеслава Акимовича! Абсолютно
покорно, с непонятным ей душевным трепетом выслушивала она его недовольства,
хоть он часто бывал и неправ, раздражителен, иногда грубоват, но что
поделаешь - Надя ему все прощала.
Если б это не казалось ей несерьезным, приторно сладким, каждый день
она ставила бы ему цветы на стол. Но Вячеслав Акимович - инженер, а не
тенор, и, кроме того, Надя ненавидела, презирала глупых поклонниц оперных
талантов, тех, кто с цветами стережет певцов у подъездов. Отчим был артистом
какого-то музыкального театра в одном из крупных городов. Мать - тоже
актриса. Отца Надя не помнила. Жили в душной комнатенке, где всюду стояли
вянущие букеты - в ведрах, банках, тазах. Отчим любил пышные георгины и не
любил Надю. Мать была несчастна, талант у нее маленький - никаких цветов.
Помнит Надя, как вдруг исчезли букеты. Она радовалась: цветы мешали ей
жить - тесно. А мама плакала. Потом приехали в Москву. Здесь уже не было ни
георгинов, ни отчима. Мама играла девочек в маленьком передвижном театре.
Надя неделями не видела ее, жила с бабушкой и тайком примеряла перед
зеркалом мамины платья. Вскоре она уже смущала школьных подруг то каким-либо
кокетливо завязанным бантом в медных вьющихся волосах, то пышными
складочками на форменном платье, то туфельками на полувысоком каблуке.
Потом, в техникуме, Надя снискала себе славу умненькой и красивой
девушки, в нее были влюблены чуть ли не все третьекурсники. Это ей
нравилось, но никого из них она особенно не выделяла.
Так и здесь, в лаборатории. Ей был очень приятен и симпатичен Вячеслав
Акимович. Других чувств она к нему не испытывала. Смешно даже подумать... Но
бывает в этом возрасте проявление особого чувства к человеку - нечто вроде
"сентиментального уважения", - так, по крайней мере, оценивала Надя свое
отношение к Вячеславу Акимовичу. И все же она хитрила. Хотелось бы немного
большего внимания со стороны тридцатилетнего инженера. Надя знала, что она
хороша, и обидно, когда на тебя смотрят рассеянными, ничего не выражающими
глазами - так, как Вячеслав Акимович. Но Надя ему прощала. Со всеми
женщинами он был одинаков: достаточно суховат, порой подчеркнуто равнодушен,
что многим казалось оскорбительным и свидетельствовало либо о его
позерстве - есть еще у некоторых этакое высокомерное отношение к женщине, -
либо о дурном воспитании. Надя была слишком молода, чтобы как следует
разобраться в этом...
Пронзительно громко зазвонил телефон. Надя сразу же подскочила к нему,
взяла трубку:
- Слушаю... Очень, очень занят... - Она оглянулась на Пичуева. - После
позвони... Ну и не уговаривай. Подумаешь, срочность! Вечно ты со своими
любителями нянчишься... Никаких пропусков! Сказала - и все тут! Не будем
спорить, товарищ Голубков. Бесполезно.
- Опять вы с ним не поладили? - недовольно заметил инженер.
- Поймите сами, Вячеслав Акимович: нельзя же выполнять все прихоти
Голубкова! На стадионе опять привязались любители. Это ужасно! Конечно,
Голубков говорит, что они настоящие изобретатели, просит заказать пропуск...
- Ох, уж эти изобретатели! - Инженер покачал головой и взял трубку: -
Вот что, дорогой Голубков, давайте их сюда, но предупреждаю - в последний
раз... Есть консультации, отделы изобретений - пусть туда и обращаются.
- Правильно, Вячеслав Акимович, - сочувственно заметила Надя.
- И вовсе неправильно. - Инженер резко повернулся к ней. - Полезно
поговорить с любителями, узнать, чем они дышат... Кто такие? - крикнул он в
трубку. - Студенты?.. Представители научного общества?.. Интересно...
Паспорта есть?.. Так... И еще комсомольские билеты?.. Фамилии? Надя,
запишите... Журавлихин... Понятно. Кто еще? Гораздый? Ну что ж, пускай
Гораздый... Усиков? Давайте и Усикова.
ГЛАВА 2
"АЛЬТАИР"
Кто-то осторожно постучал в дверь.
- Войдите, - разрешила Надя, на всякий случай поправляя кокетливый
завиток на лбу.
На пороге показался высокий юноша, робко протягивая пропуск.
- Вы?! - воскликнула Надя, узнав в нем единственного равнодушного
зрителя на стадионе.
- Да, я, - растерянно кивнул он головой, пытаясь как-то осмыслить
происходящее, - Журавлихин Евгений. Слыхали разве? - Он оглянулся назад, в
коридор, где задержались его товарищи.
Но вот пришли и они, стали по обеим сторонам двери, как часовые. Надя
не удостоила их взглядом, с любопытством рассматривая человека, который так
загадочно вел себя на стадионе.
- Не удивляйтесь, - она приподнялась на носки и весело прищелкнула
каблучками, - я вас узнала сразу.
- Простите... У меня, наверное... зрительная память... - Студент
вежливо склонился, искоса поглядывая на недовольное лицо инженера.
Нетерпеливо постукивая карандашом, Пичуев ждал, когда кончатся их
личные воспоминания. Тоже нашли время! Вначале студенты показались ему
малоинтересными. Во всяком случае, вряд ли кто-нибудь из них мог бы
осчастливить человечество гениальной идеей.
"Взять бы того же Надиного знакомого, - инженер по привычке, как на
экзамене, изучал студента, - интересно, что у него за душой? Похож на
отличника. Знающий. Зубрежкой, наверное, берет". Он почему-то был убежден,
что Журавлихин принадлежит к той категории студентов, которые никогда не
бывают искренне увлечены наукой. Она представляется им огромным нумерованным
вопросником. На все эти вопросы надо дать точные ответы, а больше ничего от
студента и не требуется.
Журавлихин говорил тихим, еле слышным голосом, что тоже не нравилось
Пичуеву. Одет подчеркнуто скромно. Все у него гладко - аккуратно завязанный
галстучек, прилизанные волосы. "Да и мысли, видно, такие же прилизанные", -
решил Вячеслав Акимович, чувствуя непонятное раздражение против ни в чем не
повинного студента.
Его товарищи по очереди представились инженеру.
До боли крепким рукопожатием приветствовал его Дмитрий Гораздый. Он
упрямо наклонил большую голову с шевелюрой в мелких, будто проволочных
колечках. Друзья его звали ласково - Митяй.
Худенький, казавшийся много моложе своих восемнадцати лет, Лева Усиков,
называя свою фамилию, робко дотронулся до ладони инженера, будто боялся
обжечься. Он смущался своего костюма: пестрая ковбойка и тапочки вряд ли
уместны в строгой обстановке лаборатории. К тому же Надя при первом же
знакомстве поставила его в неловкое положение.
- Вячеслав Акимович, неужели не узнали? Он больше всех болел за
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг