чтобы не выдать своего убежища.
Встрепенувшееся ухо уловило приближающийся хруст. Через минуту хруст
превратился в треск, а еще через минуту скрежет и грохот ломающихся и
падающих древесных великанов. Задрожала земля, дерево, на котором сидел
Уисс, резко качнуло, но даже это не смогло заставить его покинуть зеленое
гнездо. Он только крепче прижался к стволу, окончательно слившись с рыжей,
лохматой от плесени корой.
Огромная, колеблющаяся гора мышц проползла рядом, оставив за собой
широкий коридор. Внезапно она замерла, и над верхушкой дерева закачалась
приплюснутая голова, вся в тягучих потеках желто-зеленой слюны. Широкие
ноздри со свистом втянули воздух, и целая туча цветочной пыли поднялась в
воздух с раскрытых ядовито-синих соцветий.
Голова раздраженно дернулась и, покачавшись, нерешительно потянулась к
соседнему дереву. Оно показалось чудовищу более аппетитным, и от него
остался только расщепленный огрызок ствола.
Гора продолжала свой путь, и треск вскоре затих.
Голод туманил сознание Уисса, его била мелкая дрожь. Он попробовал
выковыривать из трещин коры липких, радужно переливающихся слизняков, но
студенистая масса обожгла рот. Он выплюнул слизняка и тихонько заскулил.
Голод превозмог страх. Прижимаясь к стволу, неслышно проскальзывая
сквозь путаницу лиан, оставляя на острых колючках клочки шерсти, Уисс
спустился вниз и затих, осматриваясь, принюхиваясь и прислушиваясь.
Его внимание привлек наполовину придавленный упавшим деревом куст,
усыпанный какими-то большими матово-сизыми плодами. Их резкий запах кружил
голову и сводил спазмой желудок. Уисс осторожно выглянул из укрытия и, не
заметив ничего подозрительного, проворно затрусил к соблазнительным плодам.
Его спасла собственная неуклюжесть - у самого куста он поскользнулся на
содранной коре и чуть не свалился в топь. В тот же миг у самого горла
лязгнули страшные челюсти, и длинное тело пронеслось над ним, едва не
царапнув желтыми загнутыми когтями.
Уисс хотел метнуться назад, но застыл, парализованный ужасом, - дорога
была отрезана. С трех сторон протяжно ухала непроходимая топь, а между
Уиссом и спасительным гнездом готовился к новому прыжку враг. Он стоял,
пружиня на непомерно больших, чуть ли не вполроста, перепончатых задних
лапах, а маленькие передние мелко дрожали, готовясь схватить добычу. Зверь
был втрое больше Уисса, и драться было бесполезно. Это чувствовали оба, и
зверь не спешил. Он медленно приседал, медленно открывал пасть, усеянную
пиками треугольных зубов, и красные глазки его наливались тупой радостью.
Уисс взвыл и тоже встал на задние лапы. Отчаяние сковало его мышцы, и
он не смог разжать пальцы, вцепившиеся в какой-то сук. Он так и поднялся
навстречу врагу - с острой раздвоенной рогатиной в передних лапах.
Зверь прыгнул - и яростный смертный рев огласил джунгли, сорвался на
жалкий визг и захлебнулся. Тяжелое тело обрушилось на Уисса. дернулось два
раза и замерло. Уисс пошевелился, еще не веря в спасение, но зверь не
двинулся. Осмелев, Уисс выполз из-под туши. Враг был мертв. Из
развороченного горла черной струей хлестала кровь.
Уисс недоуменно переводил взгляд с мертвого зверя на рогатину и
обратно. Потом лизнул окровавленный сук. Кровь была теплая и соленая. Он
лизнул сук еще раз и вдруг, зарычав, припал к ране поверженного врага. Он
пил красную жидкость жадно, захлебываясь, урча. и ощущал, как сила
возвращается в мышцы.
Потом он встал на четвереньки, довольно облизываясь, и только сейчас
заметил, что передние лапы продолжают сжимать раздвоенный сук. Он хотел
бросить палку, но что-то остановило бросок. Уисс перевел взгляд с рогатины
на зверя и обратно...
Видение потускнело, отхлынуло в темноту, обнажив галечный берег
акватории и слепящие зрачки прожекторов, и черные силуэты земов, и отблеск
металла на громоздких аппаратax - а Уисс все еще ощущал во рту дразнящий
вкус теплой крови, и ласты его неестественно топорщились, словно пытаясь
удержать рогатину...
Старый зем сидел у воды, свесив между колен худые руки, и пристально
следил за дэлоном.
- И-в-а-н С-е-р-г-е-е-в-и-ч, д-а-в-а-т-ь в-т-о-р-у-ю ч-а-с-т-ь?
Старик промолчал, предостерегающе подняв руку. Он ждал чего-то от
Уисса.
И Уисс не без тайной гордости за свое превосходство слегка изогнулся и
описал вокруг цилиндра геометрически точный круг, наслаждаясь совершенством
и универсальностью своего тела, отшлифованного вдохновенным трудом
поколений.
Старик махнул рукой.
- Д-а-в-а-й-т-е!
Цилиндр снова засветился...
Теперь Уисс был не один, и к привычным чувствам голода и страха
присоединилось еще одно - чувство холода, в три погибели скрючившего тело.
Он кутался в промокшую медвежью шкуру, плотнее прижимался, к таким же
скрюченным, закутанным в шкуры, телам - ничего не помогало.
Их осталось немного от большого и сильного стада - остальные погибли
сегодня утром в схватке с пещерным медведем, хозяином этой каменной берлоги.
Уисс покосился на клубок тел. бьющихся в ознобе.
Их уже не пугает смерть. Спрятанный под скошенными лбами маленький
робкий мозг уже уснул. Каменные топоры валяются в углу пещеры вперемешку с
костями, обглоданными до глянца. Завтра в пещере не останется ни одного
живого существа. То, что не сумели сделать звери и черные обезьяны,
прогнавшие стадо с насиженных теплых гнезд, сделает холод.
Уисс перевел глаза на выход. В широком белом проеме кружились снежинки.
Залетая в пещеру, они таяли, превращаясь в капельки голубоватой влаги. Весь
оранжево-красный, с черными извилистыми прожилками, неровный свод пещеры
светился голубыми каплями. Капли, набухая, падали вниз и ранили воспаленную
кожу, как острые шипы.
А за проемом был мир. Недобрый холодный мир. Мир искромсанного,
вздыбленного, вспененного камня - гигантские каменные волны с белыми шапками
на острых гребнях, они обступили беглецов со всех сторон. Скрытое горами
солнце опускалось все ниже, и причудливые утесы, похожие на морды зверей,
окрасила кровь. Небо синело, а внизу, в глубокой расщелине, клубился плотный
багрово-фиолетовый туман. Изредка вспышки прорезали его, и тогда земля
вздрагивала, и с утесов срывались камни. Там, внизу, тоже была смерть
непонятная и от того еще более страшная.
Привычная спазма свела желудок. Тело, наперекор всему, требовало пищи.
Оно не хотело мириться со смертью. Оно хотело жить.
Уисс пошевелился, попробовал подняться. Онемевшие ноги пронзила тупая
боль. Уисс сел, ворча, но потом все-таки встал.
- Надо! Еды!
Гортань плохо повиновалась ему, и немногие понятные слова звучали, как
звериные крики. Клубок тел не пошевелился, и Уисс повторил требовательно:
- Надо! Еды!
Мужчины словно не слышали, и ярость охватила Уисса. Он схватил каменный
топор и замахнулся на ближайшего.
- Надо! Еды!
Тот покорно закрыл глаза, ожидая удара. Холод был сильнее голода и
страха. Сородич готов был умереть, но не отдать свой кусочек тепла. Глаза
Уисса по очереди встретились с глазами остальных - они смотрели затравленно
и равнодушно, в них не было даже мольбы, их уже застилала пелена
неизбежного. Уисс опустил топор. Потом поудобнее перехватил шершавую
рукоятку и шагнул в проем.
После смрада пещеры на свежем морозном воздухе слегка закружилась
голова. Уисс сжался, ослепленный. Горы переливались всеми цветами,
искрились, щетинились серыми полосами колючего кустарника. И оглушительная
тишина стояла над ними.
Уисс и сам не понимал, зачем он покинул пещеру. Какую добычу сможет он
взять в одиночку? Здесь, в горах, звери свирепы и огромны, а на чахлом
кустарнике нет плодов. Он не сможет добыть еды - ни для себя, ни для тех,
кто остался.
Но что-то тянуло Уисса в долину, туда, где клубился темный туман и
плясали бесшумные вспышки. Цепляясь за камни, он стал спускаться.
Уисс прошел половину пути до кромки тумана, когда ноздри уловили
тревожный запах - пахло гарью. Он сделал еще несколько неуверенных шагов и
остановился. Инстинкт подсказывал - вернись, там опасность, там великий
Красный Зверь, пожирающий все живое. Уисс глянул вверх. Пещера отсюда
виднелась маленькой точкой. Вернуться? Ждать ночи - когда его убьет холод
или, беспомощного, загрызет нетерпеливый шакал?
Негодующее рычание вырвалось из горла Уисса. Он взмахнул топором,
ободряя себя, и решительно двинулся туда, где пряталось неведомое.
Ему не пришлось идти долго. Вскоре путь преградил ручей. Его торопливое
бормотание было слышно издалека, но когда Уисс вышел к нему, раздвинув
кусты, его снова сковал страх.
Там, за ручьем, совсем недавно пировал Красный Зверь.
На пепельно-серой земле валялись кучи обугленных черных костей
кустарника. А еще ниже - стлался багрово-синий дым, доносился далекий треск
и тянуло теплом.
Уисс зачерпнул волосатой ладонью полную пригоршню воды и попробовал
языком. От холода заломило зубы.
Рядом раздался стон. Уисс одним прыжком отскочил в кусты и замер. Стон
повторился, но на этот раз тише. В нем не было угрозы, а только боль и
жалоба. Ноздри Уисса раздулись. Припадая к земле, он пополз на звук.
Длинноногое животное с тремя парами витых рогов на голове уже ничего не
видело и не слышало. От него пахло паленым. Кожа на боках обуглилась а
лопнула, обнажив розовое мясо. Видимо, рогач в предсмертном усилии вырвался
из объятий Красного Зверя и перемахнул на этот берег, но смерть догнала его.
Уисс вытащил длинный нож, выточенный из острого обломка берцовой кости,
и хищно оскалил зубы.
После обильной еды захотелось пить. Уисс лакал воду жадно, отфыркиваясь
и урча от удовольствия, отрывался, осматривался и снова лакал.
И тогда он заметил Красного Зверя.
Это был совсем крошечный зверек и непонятно было, как он перепрыгнул
через ручей. Он съел всю палку, оставив от нее только угли, и теперь
подыхал, дрожа и дымясь.
Уисс хотел было сбросить опасного зверька в воду, но сытый желудок
настроил его на благодушный лад. Ему захотелось поиграть. Он отломил от
ближайшего куста сухую ветку и сунул зверьку. Зверек жадно набросился на нее
и сразу стал больше и веселее.
Уисс играл с красным зверьком долго, то давая ему пищу, то отбирая ее.
И зверек покорно подчинялся желаниям Уисса, то вырастая в рычащего тигра, то
сжимаясь в рыжую мышь.
И. тогда Уисс почувствовал, что холод отступил. Блаженным теплом веяло
от камня, нагретого лапами покорного зверя.
Уисс встал и направился к рогачу. Дотащить всю тушу до пещеры было не
под силу, и он отрезал самое вкусное - обе задних ноги. Потом выломал
большой сук и сунул его в алую пасть костра.
Когда, обессиленный тяжелой ношей, он дотащился до пещеры, уже
опустилась ночь. Уисс шагнул в пещеру, высоко держа над головой горящий сук.
Красный свет метнулся по стенам. Живой клубок дрогнул, распался, эхо гулко
повторило вопль ужаса. Подвывая, сородичи расползались подальше, забивались
в темные углы. Только один остался у его ног. Он был мертв.
Уисс бросил на пол ноги рогача.
Остекленевшие глаза жадно уставились на пищу, но страх.
перед Красным Зверем заставлял глубже забиваться в свои углы.
Уисс повернулся спиной к сородичам и вышел из пещеры.
Он слышал, как в темноте началась драка за мясо. Уисс направился к
ближним кустам, освещая себе дорогу.
Когда он вернулся в пещеру с охапкой хвороста, исчезло не только мясо,
но и кости. Сородичи снова расползлись по углам, но уже не так поспешно, как
прежде. Глаза их приобрели осмысленное выражение и смотрели теперь
настороженно и выжидающе.
Уисс бросил на пол догорающий сук и показал на хворост:
- Еда! Ему!
Он подложил веток, и пламя мгновенно выросло, заплясало, рассыпая
искры. По пещере заструилось тепло.
Наконец самый смелый подполз поближе. Он с любопытством смотрел, как
Уисс кормит веселого зверя, потом сказал неуверенно:
- Красный Зверь! Враг!
Уисс сунул еще одну ветку в костер, и рыжий язык метнулся к самому
потолку.
- Нет! Огонь! Друг!
Осмелевшие мужчины подползали все ближе к костру, блаженно ворчали,
подставляя теплу окоченевшие тела, радостно повизгивали.
- Огонь! - повторил Уисс новое слово. Он протянул к жаркому костру
волосатую руку:
- Огонь! Друг!
Речь продолжалась, но Уисс очнулся, словно вынырнул из зловонной
сероводородной лагуны на поверхность - близость огненной стихии, хотя и
призрачная, была нестерпима. Он ничего не мог поделать с голосом крови, с
трагическим опытом Третьего Круга, навечно отпечатанным в генах, - все
естество противилось союзу с Гибелью.
Он мог только, - напрягая внимание, чтобы не упустить ничего
существенного, - следить извне за странным чужим миром.
Он видел, как в считанные тысячелетия земы расплодились и расселились
чуть ли не по всей суше. Рогатина в лапе и пламя костра сделали земов
сильнее и выносливее других зверей.
Он видел, как земы начали уничтожать друг друга - один на один, орда на
орду, племя на племя. Сначала из-за еды, потом - из-за территории, потом -
непонятно из-за чего.
Красный Зверь оказался двуликим - с равным покорством и равной силой
служил он врагу и другу, злу и добру. Он давал тепло и сжигал жилища, плавил
руду и опустошал посевы. Самоубийственный огненный смерч гулял по горам и
долинам. Глаз Гибели горел все ярче и беспощаднее. Во всем этом еще была
логика, понятная Уиссу, - когда-то по сходным причинам предки дэлонов
покинули сушу и ушли в море, спасая свой род и остатки Знания.
Но дальше начиналось нечто, лишенное аналогий.
Уисс не сумел заметить, когда и как это случилось. Может быть, потому,
что еще искал следы внеземного вмешательства и не обратил внимания на пальцы
седого зема, бесцельно мнущие сырую глину, которая превратилась вдруг в
подобие фигуры; на благоговейный восторг подростка, который дул в сухой
тростник и случайно соединил беспорядочные вопли в мелодию; на упорство, с
которым собирала коренастая земка бесполезные яркие камни, а потом
раскладывала перед собой, каждый раз меняя сочетания.
Но когда появились дворцы и многокрасочные фрески на стенах, гигантские
каменные изваяния и причудливая ритмика ритуальных танцев, Уисс узнал в них
искаженные, перепутанные линии просыпающегося Разума. Собственного Разума
земов!
Вторую неделю грабили Священный город дикие орды готов. Ошалевшие от
крови и дыма грязные рыжебородые воины смеялись бессмысленным смехом,
поджигая дома, разбивая тяжелыми молотами прекрасные барельефы, разгрызая
гнилыми зубами корешки рукописных книг, разрубая мечами инкрустированные
рубинами и жемчугом музыкальные инструменты. На площадях горели страшные
костры, и все, что могло гореть, превращалось в пепел, а то, что не
горело, - в горы исковерканного хлама.
Вот два полуголых гота накинули веревку на шею мрамору ной статуи.
Белоснежная женская фигура с гордо поднятой головой покачнулась и под
утробный гогот упала на шлифованный розовый базальт пола. Печальный
стеклянный звук повис на площадке храма, и то, что секунду назад было
Афродитой, стало грудой бесформенных обломков.
Мраморная голова Афродиты со звоном откатилась в угол.
Один из варваров замахнулся кованой медной палицей, чтобы раздробить
упрямый мрамор, но вдруг замер. На него смотрело прекрасное лицо, не
искаженное страхом. Что-то кольнуло в грудь, - слева, где сердце.
Он выбросил из кожаного мешка драгоценные золотые слитки и яркие
украшения в россыпях разноцветных кристаллов и положил туда улыбку, которая
делает беспомощными руки разрушителя.
Не обращая внимания на насмешки, он тащил тяжелый кусок мрамора через
леса и болота, по сыпучим горным тропам и по обугленным мертвым долинам.
Он падал от усталости и умирал от жажды, метался в простудной лихорадке
и лечил гноящиеся раны жабьей слизью, мешок побурел и потрескался, а он шел
и шел - пока не дошел до родных мест со своим нелегким грузом.
Он часто всматривался по ночам в твердые и нежные черты, а когда
догорал жир в плошке, он выходил из хижины, мучимый незнакомой сладкой
болью. Он всматривался и вслушивался в ночные отсветы и шорохи. И высокое
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг