Оставив в конторе чемоданишко, Марк таскал со склада ящики со
взрывчаткой, ранцы, мотыги, лопаты, помогал снаряжать и мыть самолеты...
Вечером его взяли переночевать в общежитие, напоили чаем, накормили.
Марка полюбили. Закрыв глаза на правила, устроили на работу. Работал он
как взрослый. Ему не было и шестнадцати, когда его в виде исключения
допустили к парашюту.
В лесной авиации Марк работал до самой армии. Кончил вечерний
авиационный техникум. В военкомате ему предложили самому выбрать род войск.
Он попросился в воздушную часть.
И начались солдатские будни... Трудная, напряженная учеба требовала
выносливости, смекалки. Ведь десантник должен быть радистом, сапером, метким
стрелком, спортсменом.
Новые товарищи, новая жизнь. Он и в армии много рассказывал, скрашивая
солдатам длинные зимние вечера.
После армии Марк поступил в полярную авиацию. Специально просил, чтобы
его назначили в Черкасский, потому что там теперь работал Захарченко.
- Не легко ему,- сказал Марк,- сам знаешь, какой это район, побольше
Бельгии или Голландии. Огромное строительство. Скоро вырастет город. А народ
здесь трудный. Жена его заведует хирургическим отделением больницы в
Черкасском.
- Марк, а Нина тебе пишет?
- Рыжик? Конечно. Она учится в медицинском. Закончит, будет проситься
сюда.
- Вы... поженитесь?
- Конечно! Хочешь, я покажу тебе ее фотографию?
- Покажи.
Марк полез в чемодан и, почему-то конфузясь, протянул мне фотографию. Я
долго смотрел на милое девичье лицо.
- Какая славная девушка! - сказал я от всего сердца.
Марк спрятал фотографию обратно в чемодан.
- Тебе хорошо у нас в обсерватории? - спросил я.
- Никогда еще в жизни мне не было так хорошо! - торжественно заверил
меня Марк.
Глава шестая
МЫ СПУСКАЕМСЯ С ПЛАТО
Странно все-таки: Ангелина Ефимовна была строга, требовательна,
вспыльчива и потому иногда сгоряча страстно-несправедлива, но ее все любили.
Новый директор обсерватории Евгений Михайлович Казаков строг, требователен,
холодно-спокоен и бесстрастно-несправедлив - его все дружно недолюбливают.
Ученый секретарь и заместитель директора - Валя Герасимова. И все по
любому вопросу идут к ней, избегая общения с Казаковым.
Женя делает замечания - его выслушивают со скрытым
недоброжелательством, Женя похвалил - на похвалу даже не реагируют. Так и
кажется, что человек думает про себя: этим ты меня не купишь. Директор,
вроде Казакова, может испортить всю радость работы и, следовательно,
понизить работоспособность.
Парторгом обсерватории был Ермак, но, когда он уехал в Антарктиду, на
его место единогласно избрали геолога и вулканолога Иннокентия Бирюкова. Он
коренной сибиряк, родом с Алдана, всего два года как окончил Томский
университет. Иннокентию тоже не нравится Женя, но он старается не показывать
вида.
Ну, а я не то что не люблю Женю (слишком давно его знаю и не могу
забыть, как мальчишкой восхищался им), но огорчен, что его назначили
директором, не спросив нашего мнения и не посчитавшись с мнением Ангелины
Ефимовны, потому что она никогда бы его не рекомендовала. Однажды она так
сказала о Жене: "Он, конечно, талантливый ученый, но он жесток и
эгоистичен". А я добавлю от себя: "Злопамятен, мстителен (взять хотя бы
историю с Абакумовым) и равнодушен ко всему, кроме науки. А равнодушие может
обернуться беспринципностью". Я очень боюсь за Абакумова. Неуютно ему теперь
будет в обсерватории. А тут еще Лиза... Кажется, Женя не то что влюбился в
нее - разве он может любить,- но... даже слова не подберу, Как только он
узнал, что Лиза - дочь Абакумова, он ее сторонится. Но меняется в лице при
каждой встрече, и это уже все заметили. Я убежден, что между Казаковым и
коллективом непременно будет конфликт. Вот увидите!
Новый директор начал с преобразований. Бехлера из завхоза перевел в
механики (Борис Карлович ведь по специальности механик), а метеонаблюдателя
Абакумова-в завхозы... Завхоз Мария Кэулькут снова стала уборщицей.
При Ангелине Ефимовне сотрудники вели самостоятельное комплексное
научное исследование, что объединяло коллектив. Результаты этих исследований
печатались в сборнике "Взаимодействие наук при изучении Земли" АН СССР, в
журнале "Вопросы философии" и в "Известиях Академии наук СССР".
Профессор Кучеринер была руководителем с широким кругозором, добрым и
мудрым, способным всех объединить. А Женя категорически вычеркнул из плана
тему самостоятельного научного исследования коллектива. Терла касалась
образования планетарных глубинных разломов земной коры, и мы очень скоро
поняли, почему он ее так безапелляционно вычеркнул.
Женя мотивировал свой поступок тем, что обсерватория-это "фабрика
данных", и только. Задача сотрудников обсерватории следить, чтобы приборы
исправно работали, и проводить первичную обработку материалов. Работы-де у
всех предостаточно, на Большой земле ее хватило бы с избытком на три таких
коллектива.
Так он сразу всех разобщил. Отныне Валя должна заниматься лишь
изучением атмосферы до 30 километров - не выше. Леша Гурвич - регистрировать
потоки космических лучей. Иннокентий - измерять колебания земных токов,
геологи - знать свои маршруты да последующую обработку в камералке, а
гляциологи - не совать нос дальше своего льда. А уж в Москве по сведениям
многих обсерваторий составится картина развития геофизических процессов на
планете. Какой-нибудь академик найдет общие закономерности и сделает
теоретическое открытие.
Когда ребята запротестовали, Казаков сказал, что в свободное время они
могут заниматься чем пожелают, он в это не вмешивается,- у всякого свое
хобби.
Так он сразу обескрылил всех. Вернее, мог бы обескрылить, если бы не
Валя. Она взялась руководить комплексной научной работой во внеслужебное
время.
- Мы закончим нашу общую работу,- заявила она гневно.-Конечно, у меня
нет того научного кругозора, что был у Ангелины Ефимовны, поэтому вы должны
помочь мне по мере сил...
Как понимаете, все это отнюдь не сблизило сотрудников с директором.
Потом он добрался до меня. Вызвал к себе в кабинет и спрашивает:
- Тебе еще не надоело сидеть в душной камералке?
Я говорю:
- Нет, не надоело. (В камералке тепло, уютно, весело и не очень-то
поманивает зимой в полярную ночь - солнце только что взошло - на воздух. Но
ему я этого не сказал.)
- Ты числишься как лаборант или коллектор?
- Лаборант-коллектор!
- Хм! При каком отделе?
- Вне отдела - где нужнее.
- Черт знает что! - насупился Женя.- Может, прикрепить тебя к
аэрологам? Будешь помогать в запуске зондов, обработке наблюдений.
Но я уперся.
- Меня аэрология не очень интересует. А в запуске зондов я и так
помогаю.
- Что же тебя интересует?
- Ну... геотермика, вулканология. Прикрепите меня к Иннокентию
Трифоновичу... Раз уж надо человека прикреплять...
После этого мы минут пять молча смотрели друг на друга. Я неожиданно
вспомнил, как Женя еще мальчишкой (а я был совсем маленький) приходил к нам
и бабушка пекла для него его любимые блинчики с клубничным вареньем. Женя не
простил матери, что она вышла замуж за врага отца, и был очень одинок дома.
Поэтому он и приходил к нам - за душевным теплом. Должно быть, Женя тоже это
вспомнил. Глаза его потеплели.
- Видишь ли, Николай,- начал он нерешительно,- мне самому будет нужен
энергичный, развитой, добросовестный лаборант, на которого я мог бы
положиться. Нам предстоит большая работа по ГСЗ... Ты слышал, с чем это
едят?
- Знаю. Глубинное сейсмическое зондирование. Ангелина Ефимовна все
просила разрешения включить его в план работы обсерватории.
- Ну вот, а теперь ГСЗ уже в плане. Ты, наверно, знаешь, что вся
планета покрыта сетью мощных и глубоких трещин: молодых, зрелых, древних.
Глубинные разломы на Земле - следствие очень сложных, пока еще загадочных
планетарных процессов. Сегодня закладываются первые камни в фундамент новой
науки, науки близкого будущего, планетологии. Плато, на котором мы живем,
окружено глубинными разломами. По моим предположениям- а когда я здесь
работал пять лет назад, я провел в этом направлении большие изыскания
средствами геофизики,- глубина этих разломов четыреста, шестьсот и даже
девятьсот километров. Представляешь? Я должен это проверить теперь. Будешь
мне помогать? Я же вижу... Только ты один, может, еще Лиза... меня не
ненавидите.
Женя смотрел мне прямо в глаза, не мигая. Я невольно отвел взгляд.
- А зачем вы хотите ученых низвести до уровня автоматов? - пробормотал
я.- Вы же вот вели самостоятельные научные изыскания. И сейчас ведете... Для
этого и приехали. Да и тема по существу одна, почему же вам не объединиться
с ними?
Женя задумчиво поскреб подбородок.
- Видишь ли, Николай... Когда меня направляли сюда директором, один
академик напомнил мне, что обсерватория- это фабрика данных, а задача
сотрудников...
- Я уже слышал это на собрании: "Следить, чтобы приборы непрерывно
работали" и так далее. Хорош ваш академик - себя небось считает гением.
Он-то будет выводы делать, теории создавать...
Я разгорячился, щекам стало жарко. Женя смотрел на меня с холодным
любопытством.
- Знаете, Женя, чего вы как директор обсерватории не должны никогда
забывать: люди, что здесь работают, пришли сюда не из-за денег и научных
степеней, а ради науки. Ни вам, ни этому академику не удастся превратить их
в простых регистраторов физических явлений.
- Ты еще многого не понимаешь,- неохотно выдавил из себя Женя.-Не
хочется тебя разочаровывать... Так вот: мы с тобой договорились. Будем
работать по ГСЗ. Это как раз тебя интересует. Да... Я обещал начальнику
рудника в Черкасском выступить у них в клубе. Рассказать рабочим о нашей
обсерватории. Отправимся на лыжах. Валя, ты и я. Все старые работники.
- Я ведь не научный работник.
- Там будет в основном молодежь. Расскажешь, как в двенадцать лет
пришел сюда. О приключении со снежной ловушкой... Им будет интересно.
[VSTREC32.JPG]
В Черкасское мы отправились в воскресенье утром, сразу после завтрака.
С нами пошли Марк и Лиза.
Мы спустились на лыжах по занесенной глубокими снегами пологой
седловине и очутились в белой и сумрачной тайге. Было очень тихо, отчетливо
выделялся каждый звук: зацокала белка на лиственнице, упал с ветви ком
снега, крикнула птица, хрустнул валежник под лапами зверька. Мы пошли
гуськом. Первым Женя. Бурелом, колючий кустарник, подрост, какие-то пни...
Прежде не было пней... Потом прошли мимо вырубок - оголенная земля.
Натянутость, неловкость сковала всех. Только Марк насвистывал, как ни в чем
не бывало. Пожалел, что не взял с собой магнитофона. "В самый бы раз
записать крик полярной совы!" Сначала я шел за Женей, потом отстал и теперь
шел последним. Впереди меня, легко отталкиваясь палками, скользила Лиза. Она
была в синем пуховом костюме с вязаными шерстяным воротником и манжетами и
вязаной белой шапочке. Иногда Лиза оборачивалась и радостно улыбалась мне.
Очень красила ее улыбка, просто преображала смуглое, живое лицо. Лиза была
очень впечатлительная и быстро краснела и бледнела. В ней чувствовалась
сила, но она была скрыта за непобедимой застенчивостью и девичьей
угловатостью. По-моему, главная ее привлекательность заключалась в том,
будто она знала что-то особенное. Знала, чему она радуется в этом загадочном
мире.
Когда я смотрел на Лизу, сердце мое невольно сжималось от тревоги - от
страха ее потерять. Я любил дочь Абакумова. Любил с первого дня, когда
встретил на Абакумовской заимке. Но прежде я любил как-то спокойно, считая
себя недостаточно взрослым, чтобы принять ответственность за любовь,
предложить ей стать моей женой. Все успеется, считал я, все придет в свое
время.
[VSTREC33.JPG]
Все мгновенно изменилось с приездом Жени. Холодный и уравновешенный, он
преобразился, встретив Лизу. Теперь он гневался, узнав, что Лиза - дочь
Абакумова. Гневался на самого себя. Но сколько могло продлиться это
состояние. Если он действительно полюбит, то примирится с тем, что она дочь
ненавистного ему человека, и попытается добиться ответной любви. О, как я
боялся этого!
Он был мужчина - сильный, самоуверенный, красивый, добившийся успеха в
науке. А я? Каким мальчишкой я был по сравнению с ним! Вчерашний школьник,
еще не выбрал даже жизненный путь. Как будто было что-то еще, кроме науки,
более ценное для меня, что я боялся пропустить, утерять безвозвратно. Мне
казалось очень важным прослужить три года в армии, далеко от всего, к чему я
привык с детства. А потом впереди еще годы учебы в университете... Ну, это
не помешает ничему, можно учиться заочно.
Лиза тоже будет учиться заочно, как многие в обсерватории. Алексей
Харитонович предлагал ей ехать учиться в Москву или в Новосибирск, но Лиза
наотрез отказалась оставить отца. Летом Лиза собиралась лететь в Москву,
сдавать экзамены на географический факультет.
За девятый и десятый классы средней школы она сдавала экстерном в
Магадане. Сдала блестяще и получила аттестат зрелости. "Богато одаренная
натура!" - говорила о ней с восхищением Ангелина Ефимовна.
Было бы просто чудом, если бы Лиза полюбила именно меня. За что? Она
любила меня, как брата, на большее и рассчитывать не приходилось. Спасибо и
за дружбу, за братскую любовь... Но я не мог потерять Лизу...
Понимала ли это Лиза? Она была очень скрытна - от рождения или
вследствии тяжелого детства среди чужих ей людей, которые вольно или
невольно постоянно оскорбляли ее, презирая отца, называя его бродягой.
Кстати, Лиза тоже не умела прощать, как и Женя.
Как-то я думал, почему за ней никто не ухаживал в обсерватории. Были
попытки поволочиться за Валей, что иногда сердило Ермака, хотя он ей и
доверял. Кое-кто влюбился в Валю всерьез. Но на Лизу все смотрели как на
девочку. Должно быть, потому, что в ней, несмотря на ее начитанность, было
еще слишком много детского. Все ее любили, как милую девчушку, как младшую
сестру, уважая в ней детскую ее чистоту. И только Женя смотрел на нее иначе.
И это смущало и волновало Лизу. Может быть, льстило ей...
Мы подошли к Ыйдыге и остановились перевести дыхание. За неподвижной, в
хаотических нагромождениях льда рекой простирались необозримые лесные дали.
Уже заливал долину реки лиловато-голубой рассвет, вливаясь через узкую
расселину между гор. Было очень тепло для Севера - градусов 20.
- Как хорошо! - сказал Женя оттаявшим голосом.- Вот чего мне не хватало
в Москве...- Он глубоко и прерывисто вздохнул.
В лесу пахло хвоей, корой, невыразимо чистый, отрадный запах леса.
- Давайте сделаем крюк, не такой уж большой, и пойдем через кедровый
бор? - предложила разрумянившаяся, довольная прогулкой Валя.
Все согласились. Час пути - и мы вошли в кедровый бор... В нем было
торжественно и сумрачно. Величавые кедры чуть покачивались вершинами на
ветру, роняя серебристую снежную пыльцу. Мы постояли в молчании, захваченные
этим одухотворенным, полным какого-то тайного смысла, безмолвием. Опомнились
только, услышав хруст снега под лыжами. К нам подходил высокий бородатый
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг