- Дело не в этом, я, наверное, не романтик. Вот в эпоху Возрождения был
у мастеров чудесный обычай: прежде чем стать настоящим мастером,
постранствовать по свету, посмотреть мир своими глазами и тогда выбрать свое
место. Надо быть слишком неуверенным в себе, чтобы бояться такого искуса. А
насчет армии - я здоров, силен, крепок. Буду проситься в пограничные войска,
куда-нибудь в горы. Конечно, мне больше всего хотелось бы на флот, но... я
же подвержен морской болезни. И за это время я обдумаю, кем мне быть... Вот
так, тетя Геля! Я очень вас люблю, почти как бабушку... Не смейтесь, бабушка
мне дороже всех на свете. И ни в чем вы не виноваты. Спасибо вам за все!
Прошу вас, не сердитесь на маму.
- Я---, не сержусь. Ну, спокойной ночи, странствующий подмастерье.
Она ласково расцеловала меня в обе щеки и ушла.
Утром они улетали. Уже не вертолетом - его бережно поставили с
наветренной стороны главного корпуса и тщательно укрыли брезентом; будет
стоять, пока не пришлют нам нового пилота. Они улетели с Черкасского
аэродрома на рейсовом самолете "Черкасское - Магадан".
Они встали утром раньше всех, я тоже, и мы пошли пройтись по плато.
Попрощаться.
Мы остановились возле озера, над ним стояло облако пара, и когда ветер
раздувал пар, выступали скалы, похожие на стариков. "Старики" сидели возле
озера, когда мы впервые опустились на плато, и, наверно, будут сидеть, когда
здесь поднимется город, и даже после того, как город разрушится и, может
быть, последний человек уйдет с планеты...
Ангелина Ефимовна молчала, подавленная, молчали и остальные. Фома
Сергеевич тоже казался грустным - не очень его привлекала столица. А Ермак и
Валя были полны горечью расставания.
Так мы в молчании обошли плато и вернулись в кают-компанию. Кто был
свободен от вахты, проводил их на аэродром.
Когда, прощаясь, я обнял Ермака, то чуть не заплакал,
- Береги Валю,-шепнул он мне,- если что случится... с ней или ребенком,
извести. Слышишь? Непременно извести, не смотри, что Антарктида. Обещаешь,
Колька?
- Обещаю. Только ничего с ними не случится. Ты вот береги себя и...
моего отца.
- Не беспокойся! Для того и еду.
Мы обнялись. Увидимся ли? Ведь Антарктида! А мой отец... Он, когда
увлечется, ничего не замечает. Хорошо, что с ним будет Ермак.
Последние объятия, последние поцелуи. Поднимаются по трапу. Ермак
оглядывается назад: на свою жену, Дверь захлопывается. Самолет бежит по
взлетной дорожке - ветер, снежная пыль,- поднялся. Мы остались одни,
Лиза трогает меня за рукав:
- Пошли. Эх, для чего существует в мире такое - разлука. Узкой
заснеженной тропкой потянулись мы один за другим наверх, на плато. Самолет
давно скрылся за горами.
Глава третья
НОВЫЙ ПИЛОТ
На другое утро угрюмые, грустные мы приступили к работе.
Меня усадили в камералку, чего я терпеть не мог, а Валя стала вызывать
по радио начальника Магаданского отделения аэрофлота - все того же Фоменко.
Умоляла дать нам пилота. Фоменко категорически отказал.
- Где я его возьму?- спросил он.-Кто туда поедет?
- Но обсерватория не может без пилота,- заявила Валя.
- Попробуйте переговорить с начальником аэродрома в Черкасском.
Валя оседлала лошадь и сама поехала в Черкасское. Вернулась она к
обеду, очень довольная. Совершенно неожиданно ей сразу пошли навстречу.
Завтра новый пилот прибудет в обсерваторию. Все это Валя рассказала нам за
обедом.
Николай, ты не возражаешь, если мы его поместим с тобой? Больше негде,-
спросила Валя.
- Конечно нет,- буркнул я.
После отъезда отца я так и занимал отдельную комнату с двумя кроватями.
Все-таки любопытно, почему начальник аэродрома сразу уступил нам
пилота? -задумчиво сказал Леша.
- Действительно, почему? Ведь у них не хватает людей...- подхватил
бородатый Игорь Дашков, наш геолог. (Борода у него начала расти не так уж
давно. Он раза два побрился и начал ее отпускать под голландского шкипера.)
Валя призадумалась, даже есть перестала.
- Может, он пьяница? - расстроенно спросил я. Перспектива дышать
перегаром меня мало радовала. Валя покачала головой.
Нет, он сказал, что отпускает для обсерватории своего лучшего пилота.
Я, говорит, люблю его, как сына. Чудесный хлопец, я спросила: "Не пьет ли
он?" -"Нет,- говорит, употребляет только лимонад и томатный сок".
Не Марк Русанов? - спросил вдруг Абакумов, прислушавшись к разговору.
- Да -подтвердила Валя.- Вы его знаете? Слышал. Критикует своего
начальника на каждом собрании, не ужились. Вот он и рад от него избавиться.
Дело ясное. А у этого Русанова, даром что молод, характер, как кремень.
Неуступчив, принципиален. В коллективе его очень даже уважают...
Марк явился на третий день. Его подкинули на вертолете товарищи с
аэродрома. Прощались они весьма сердечно. И как он ни отнекивался, сами
принесли его вещи и осмотрели комнату, где его поместили, да еще
полюбопытствовали, с кем он будет жить.
И вот на кровати сидит невысокий, худенький паренек в поношенном
комбинезоне, по виду мой ровесник, на самом деле старше на три года, и
спокойно разглядывает меня на удивление светлыми глазами. На полу лежат его
пожитки: чемодан, два ящика с книгами и какими-то приборами да крепко
набитый рюкзак.
Волосы у Марка русые, возле вздернутого носа веснушки, рот сжат упрямо
и застенчиво.
Наглядевшись на меня досыта и так и не сказав ни слова (я тоже молчал:
он мне поначалу не очень-то понравился, с предубеждением я его встретил), он
стал разбирать свои вещи. Мне бы надо было выйти, но я словно прилип к
койке. Вот с чем пришел Марк на новое житие: серый костюм, неодеванная
летная форма, пара нейлоновых рубашек - белая и серая, две смены белья,
бритва "Москва", транзисторный приемник "Спидола" ("Весь мир можно
слушать!" - похвалился он потом), магнитофон стоимостью в три его костюма,
еще какой-то прибор, кажется, самодельный, пластинки с грамзаписями.
Остальное занимали книги...
- Можно посмотреть? - сразу заговорил я. При виде книг у меня сработал
рефлекс.
Марк вытащил книги и положил на стол. Это была исключительно
фантастика. Но какой подбор! У меня слюнки потекли. Станислав Лем, Рей
Бредбери, Чэд Оливер, Иван Ефремов, Геннадий Гор, Артур Кларк, Азимов,
братья Стругацкие, всякие сборники... В нашей библиотеке не было ничего
подобного.
- Занимай половину стеллажа,- сказал я и, вскочив, уложил свои книги
покомпактнее, освободив ему четыре полки.
- Вот спасибо,- обрадовался Марк,- а то у меня книги всегда так и
лежали в ящиках. Да в общежитии и нельзя было раскладывать: растащат. И
почему-то листы вырывают, черти. У вас не растаскивают книги?
- Что ты! Конечно нет!
- Я так и думал,- довольно заметил он.
Только мы разложили книги, в дверь постучала Лиза. Марк поспешно
освободил для нее стул, засунув чемодан под кровать.
Лиза серьезно разглядывала Марка.
Молчание затягивалось, мне стало неловко. Они смотрели друг на друга
без улыбки - спокойно и холодно. Лиза первая отвела глаза.
[VSTREC29.JPG]
- Это что, самодельный магнитофон? - Она показала на прибор непонятного
назначения.
- Да, это я сам сконструировал. Не то, что сам, но переделал, чтобы
можно было записывать голоса птиц У меня уже много записано. Хотите
послушать?
Мы, разумеется, хотели, и он живо достал из рюкзака ленты, что-то
наладил, и словно мы перенеслись в подмосковный лес - комнату наполнило
щебетанье птиц. Вот уж старались, одна перекрикивала другую: токовал
глухарь, куковала кукушка, гоготали дикие гуси... А это чей голосок, дрозда?
А когда птицы умолкали свиристел кузнечик.
Кто-то открыл дверь: "Ох, как у вас хорошо!" - и заторопился по своим
делам.
В фонотеке обсерватории были пластинки с голосами птиц, и мы все очень
любили их слушать долгой полярной ночью. Но почему-то эти несовершенные
записи доставили нам особенное удовольствие. Марк сиял.
- У меня и здешние птицы уже записаны,- похвалился он,- вороны, сороки,
кедровки. Ох, кедровки горластые! Сердитые. Поставить?
Так мы познакомились. Так мы подружились. Потому что мы действительно
нашли в Марке настоящего друга. Может, это я нашел наконец друга.
Лиза сердилась. Она немножко ревновала меня, не раз говорила, что я
забыл ее ради Марка... Это было не так. Лиза была одно, Марк - другое. Я их
обоих любил - по-разному... Марка чуть больше. Мы с ним разговаривали каждый
день чуть ли не до утра. Я теперь вечно не высыпался. И даже научился спать
днем, хоть двадцать минут, да прикорну.
Марк оказался большим фантазером и выдумщиком. Его "почему" волновали.
Заставляли задумываться. Он считал, что должен знать все, что делается в
государстве и в мире. Ум у Марка был ясный. Славный парень, решили все в
обсерватории.
У нас очень не хватало людей, и Марк в свободное время помогал всем,
кому нужна была помощь. Он был парень не гордый, если судить по тому, что
часто помогал драить полы уборщице Вере.
У меня над постелью висела фотография отца.
- Ты любишь своего отца? - спросил меня однажды Марк.
- Очень.
- Почему?
- Странный вопрос, ведь он мой отец!
- А-а... Ты уважаешь его?
- Очень!
- Почему? Только потому, что он отец?
- Не только. Я его уважал бы и не будь он моим отцом. Ну, потому что он
настоящий человек, настоящий ученый. Добрый товарищ. Я ведь видел его на
работе, в экспедиции. Он очень прямой. Многие считают его неуживчивым,
взбалмошным. Кому понравится, если о нем скажут: "тупица" и "невежда"... Ты
знаешь, Марк, ученые тоже дают друг другу клички, как мальчишки. Моего отца
называли "Бешеный географ", "Неистовый Дима", "Челленджер". Как жаль, что ты
уже не застал отца!
Я много рассказывал Марку про отца, мать, бабушку, Ангелину Ефимовну,
про Гамон-Гамана и школьных товарищей. Марк с интересом и какой-то грустью
слушал. О себе он пока не рассказывал ничего. Я не спрашивал. Когда захочет,
сам расскажет.
Марк собрал труды моего отца, какие нашлись у меня и в библиотеке. И с
интересом их читал. Это все были труды по теории, проблемам географии,
географии будущего. Увидев, что Марк любит читать, Валя поручила ему
библиотеку. Библиотека за пять лет собралась большая, но библиотекаря не
было. Марк был очень доволен. Я тоже. Теперь Лиза, сделав метеорологическое
наблюдение, шла отогреваться в библиотеку, там же и обрабатывала наблюдения.
А так как камералка, где я трудился над сортировкой камней, была рядом, то и
я, захватив работу, перебирался в библиотеку. Боюсь, что мы больше
разговаривали, чем работали. А так как Марк при всей его говорливости не
любил рассказывать о себе, то мы лишь через месяц узнали, что в своей
богатой приключениями жизни он одно время работал киномехаником. Все так и
ахнули. И теперь, прежде чем отослать очередной фильм из поселка
Черкасского, его показывали у нас. Одну стену в кают-компании превратили в
экран. Марк с Валей летали в Магадан и приобрели проекционный аппарат.
До чего было хорошо, когда вечером все собирались в кают-компании, пили
чай и просматривали новые фильмы. За стенами пятидесятиградусный мороз,
полярная ночь, ледяной ветер, а в кают-компании уютно, тепло. И на душе
тепло - от дружбы.
Ангелина Ефимовна уже несколько раз говорила с нами из Москвы. Засыпала
письмами и посылками с книгами и приборами. Вроде мы и не лишились нашего
славного директора.
Мой отец и Ермак уже вылетели спешно в Австралию, откуда они советским
пароходом будут добираться до моря Дейвиса. Все необходимое снаряжение и
вертолет уже были погружены на этот пароход. Последние известия мы получили
из Литлтона - порта захода кораблей, идущих из Европы в Австралию.
Я дал прочесть папино письмо Марку. Он почему-то густо покраснел.
В библиотеку зашла Валя. В руках она держала радиограмму.
- Большая радость,- сказала она, взглянув на меня, но глаза ее смотрели
отнюдь не радостно.- К нам едет...
- Ревизор! - подсказал я.
Валя слабо улыбнулась. Как она похудела за последние дни! Тяжело
руководить обсерваторией или тоскует по мужу, по Андрюшке?
- Женя Казаков! На материале нашей станции он защитил кандидатскую
(Валя все смотрела на меня). Теперь ему, наверно, нужен материал для
докторской... Надо его встретить. Сейчас как раз лунные дни. Марк, слетай за
ним на Вечный порог.
- Вот сейчас? - спросил Марк.
- Да, Казаков уже на Вечном. Дожидается в гостинице. Николай, может, и
ты поедешь? Он больше всех тебя знает. Ему будет приятно.
- Ладно, встречу.
- Барометр падает...-озабоченно сказал Марк.
- Ничего. Думаю, вы успеете... Погода сейчас хорошая. А если
испортится, то надолго. Как мы его тогда доставим? Пообедайте и тотчас
отправляйтесь.
- Можно, и я с ними? Ведь места в вертолете хватит? - спросила Лиза.
Глаза ее так и разгорелись.
Зимой мы больше находились дома, и такой живой девушке, как Лиза, это
было тяжеловато, хотя она часто уходила на лыжах в горы, и на коньках мы
катались на своем катке.
Мы с Валей переглянулись. Я до сих пор не знал, рассказывал ли Алексей
Харитонович дочери, что Женя - его смертельный враг? Теперь понял: не
рассказывал.
- Валентина Владимировна! Ну, пожалуйста, разрешите,- взмолилась Лиза.
Не было предлога отказать ей.
Лиза помчалась просить товарищей сделать за нее семичасовое наблюдение,
если она не успеет к вечеру.
Алексей Харитонович был на охоте. Он любил охотиться, и Валя, как и
Ангелина Ефимовна, охотно отпускала его в тайгу. Свежая дичь всегда была
кстати в нашем рационе. Иногда с ним уходили на охоту кто-либо из
сотрудников, чаще геофизики, только не Леша Гурвич. Он не любил охоты. Я
тоже.
Мы пообедали наскоро, прямо на кухне. Там сидел Бехлер. Узнав, кого мы
едем встречать, они с Гарри переглянулись, потом оба вопросительно глянули
на меня. Я пожал плечами. Марк ничего не заметил. Я ему не рассказывал про
Абакумова. Новые работники обсерватории этой истории не знали.
Так мы вылетели втроем... Как говорится, навстречу судьбе.
Глава четвертая
ВСТРЕЧА В ЗИМОВЬЕ
Мы приземлились на площади перед единственной гостиницей. Казаков,
видимо, нас заждался. Он выскочил на улицу без шапки в одном свитере и
довольно сердечно обнял меня. Я хотел познакомить его с Лизой и Марком, но
куда там! Марк заорал:
- Берите вещи и скорее в вертолет!
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг