- Зевс, назад! - крикнул Строгов. Конин рванулся, вскочил на ноги и
только тогда увидел громадного куна. На Земле его называют еще львособакой.
Ростом с теленка, взрослый кун обладает силою льва. Он бесстрашен. А чувства
свои выражает голосом очень похожим на человеческий. Теперь кун не нападал,
а прижимался к ногам Ивана и всхлипывал.
- Значит тебя зовут Зевс? Странно.
- Чего тут странного? - проворчал Сергей Анатольевич.
- Странно, почему не Юпитер, - Конин провел рукой по спине куна. - Что
с тобой, Зевс? На тебе - кожа, да кости!
- Он ничего не ел с того дня, как мы потеряли координатора.
- Это его кун?
- Они были друзьями, хотя пес и прилетел с Ветровой, - на этот раз
филолог расщедрился на слова. - Теперь мы запираем его, чтобы не пускать в
лазарет. Это каюта вашего предшественника.
- Ага, значит можно со мной разговаривать по-человечески - отметил Иван
и наклонился к Зевсу.
- Бедный, Громовержец, я тебя понимаю... Но ведь жить как-то надо.
Кун задрал голову и лизнул человека в лицо. Координатор прижал к себе
его обвисшую гриву.
- Постарайся быть умницей. Я помогу.
Бритая голова Строгова покрылась испариной. В волнении, доставая
платок, он едва удержал цилиндр. Соскользнувшая крышка покатилась кругами,
оглашая палубу кваканьем. Из раскрытой посудины шел аппетитный дух.
- Там у вас что-нибудь вкусненькое? - поинтересовался Иван. Строгов
махнул рукой.
- Уже какой раз приношу! Все равно есть не будет.
- Дайте мне, - Конин сел на пол, поставил судок между колен, обхватив
руками тощую гриву, притянул Зевса к себе и, ткнув мордой в еду, сказал: -
Ешь, маленький. Я тебя прошу, ешь.
Кун фыркнул, замотал головой, облизнул губы и нос, а потом забрался в
кастрюлю и не расстался с ней, пока не очистил до блеска.
- Молодчина! - похвалил Конин. - А теперь за мной. Тебе здесь больше
нечего делать. Да и мне одному не сладко.
Только они появились в каюте, раздался голос в динамике: "Вы теперь
отвечаете за животное, - предупредил Строгов. - Не смейте пускать его в
лазарет!" Конин подумал: "Опять это голос с другой стороны баррикады.
Спросил: Надеюсь на меня запрет не распространяется?"
- И вам там нечего делать. Не вздумайте выкинуть фокус!
- Я уже что-нибудь выкинул?
- Не задавайте лишних вопросов! Сейчас не до вас!
- Ей очень плохо? - ухватился за слово Иван.
- Да, очень плохо. Сидите в каюте. Так будет лучше для всех.
Конин не стал уточнять, почему "будет лучше", зная, что объяснений
наверняка не дождется. Кун лег на ковер, не отрывая глаз от динамика, будто
прислушиваясь к чему-то доступному только его утонченному слуху. Иван сел за
рабочий пульт, протянул руки к клавишам. Долгие месяцы в клинике он мечтал,
как усядется в это кресло, погрузится в поток новых фактов, идей и гипотез.
Они обрушатся на него, готовые оглушить, довести до безумия, опустошить,
убедить в бессилии выплыть, выкарабкаться из этой лавины. Сведения потекут
со всех станций ближайшей зоны и от координаторов более дальних зон.
Информация такой мощности способна разрушить неподготовленный мозг, в
считанные секунды заполнить и сжечь клетки памяти. Только мозг
координатора - мозг охотник, мозг следопыт - способен выдержать такой
натиск. Его добыча - параллельные, встречные, противоречивые мысли, и
результаты. Фактически координатор - это диспетчер идей. Нажатием клавиш, он
направляет в копилку памяти только ту струю информации, где есть скрытые
признаки связей с другими струями, чтобы использовать эти трофеи в виде
формул и рефератов, координирующих поиски узких специалистов.
Иван поднялся с кресла. Кун взволнованно ходил по каюте и раскачивал
головой, издавая глухие звуки. Человек наклонился к зверю, хотел сказать
что-то ласковое, но слово застряло в горле.
- А кто успокоит меня? - думал Конин. - Я тоже не могу больше ждать! Ни
минуты! Сил моих нет! Все! Пора!
* * *
Избегая ненужные встречи, он решил идти в лазарет напрямик через
аптеку, минуя холл. В помещении, одну стену которого занимал громоздкий
фармацевтический комбайн, а другая - была заставлена контейнерами с
медикаментами, он отыскал глазами белую дверь, ведущую в палату. Подождав,
пока стихнет сердцебиение, Конин снял висевший у двери белый халат, набросил
себе на плечи, оттягивая время долго поправлял, ища застежку, и, наконец,
тяжело вздохнув, тронулся с места, похожий на сонную бабочку, волокущую по
земле мятые крылья. Ивану казалось, что движется он осторожно, но в углу,
где высились горки склянок, запели разноголосые колокольчики.
В палате горел ночник. Пока привыкали глаза, Конин оставался у двери.
Ему показалось сначала, что в комнате никого нет. Он даже вздохнул с
облегчением... и вдруг увидел Ее... Она лежала на реанимационном ложе, до
подбородка закрытая простыней. Коротко стриженная светлая головка немного
повернута на бок. Лицо обострилось. Веки опущены. На бледных чуть
приоткрытых губах - удивление.
Конин двигался, не ощущая усилий, точно плыл, оглушенный гулом в
висках, затем опустился на край постели, протянул огромную руку к
полусжатому кулачку, голубевшему на простыне... и вздрогнул от
прикосновения, как от удара электричеством. Словно какая-то дверца внутри
его застонала, вибрируя, и с треском захлопнулась на защелку. Он чувствовал,
что срывается в пропасть. Тело быстро деревенело. В мозг ворвался ужас
падения, беззвучным криком заклокотал в горле. От кошмара освобождаются
резким движением. Но это - во сне. Конин не сознавал, что творится. Он
съежился, сблизил сразу отяжелевшие плечи и, неожиданно распрямив их сильным
рывком, сделал отчаянный вздох, от которого ухнуло что-то в груди. И падение
прекратилось. Но все еще трудно было дышать. Маша застонала во сне и
повернула головку. Конин открыл глаза. Теперь он мог вновь слышать. Кто-то
со стороны холла трогал ручку двери в палату.
Он осторожно убрал ладонь, поднялся и направился к выходу, но перед
дверью в аптеку замешкался, оглянулся... и рассмеялся тихонько, увидев под
ночником пузатого болванчика из обожженной глины. "Да это же вылитый я!"
Войдя в палату и заметив Конина, фрау Винерт от неожиданности припала к
стене. Улыбаясь чему-то, он вышел в аптеку, а Маша повернула головку и
застонала. Винерт прикусила губу, чтобы не вскрикнуть от ужаса, застыла,
прислушиваясь к дыханию Ветровой, к шуму, доносившемуся из аптеки. Иван
долго возился с халатом, вздыхал и шаркал подошвами.
* * *
Курумба полулежал на кушетке, вытянув длинные ноги, - голова
запрокинута, глаза прикрыты шоколадными веками. Эдуард сидел рядом и глядел
в одну точку. Строгов, молча, мерил шагами холл.
Дверь в палату медленно отворилась. Вошла фрау Винерт с окаменевшим
лицом, сделав шаг, прислонилась к двери, точно боялась упасть. Навстречу ей,
обходя ноги Курумбы, спешил Сергей Анатольевич.
- Вам плохо?
- Тише, Сережа, - ответила шепотом Винерт. - Со мной все в порядке...
Дай только перевести дух!
- Что еще случилось?
- Зайдем-ка в палату, - сказала она после паузы. - Сейчас все увидишь.
Когда они вышли, жиденькая бородка Курумбы вдруг затряслась. Губы
шептали что-то невнятное.
- Не могу больше! - сказал Жемайтис. На почерневшее лицо его было
страшно смотреть. - Леопольд, мне все время кажется: я слышу ее голос... Она
кого-то зовет!
Математик вцепился Эдуарду в плечо. На морщинистой черной щеке блеснула
жемчужина.
Дверь отворилась. Филолог вышел, растирая виски. Эдуард даже не
повернул голову: эта суета, хождение туда и обратно его уже не касались.
- Я понимаю, они тоже измучены, - думал Жемайтис. - Но для чего теперь
бегать и хлопотать? Автореаниматор зафиксировал смерть - это конец!
- Эдуард, возьми себя в руки! - приказал начальник.
- Не надо шуметь, Сергей Анатольевич. Я ведь все понимаю, - мужественно
отозвался Жемайтис.
- Ничего ты не понимаешь!
- Эдик прав, - лицо Норы Винерт как-то странно светилось. - Не надо
шуметь: мы ведь можем ее разбудить! Эдуард, Маша жива! Девочка просто
заснула. Видел бы ты, как хорошо она спит! - фрау Винерт вдруг замолчала.
Все обернулись и посмотрели в сторону входа, где в полумраке будто вздохнула
стена... со смешным рыжим чубчиком.
4
Услышав в динамике звон, кун поднял голову и взглянул на Ивана. Звал
Жемайтис: "Простите, наверно я вас разбудил?"
- Что же теперь делать, - ответил Конин.
- Маша зовет вас.
- Вы не ошиблись?
- Она твердит ваше имя!
- Имя еще ничего не значит. Прежнего координатора звали также, как и
меня.
- Но вчера вы к ней заходили!
- Заходил. Но она спала.
- Спала?
- Что вас удивляет? Эй! Вы чего замолчали?
- Послушайте, она вас действительно ждет!
- Хорошо. Сейчас буду.
Конин остановился в холле перевести дух. В груди словно трогали
соломинкой обнаженное сердце. Доносившийся звон посуды свидетельствовал, что
"хозяйка" настроена решительно. В палате разговаривали.
- Я рад, что Маша опять улыбается, - сказал математик. - Время лучший
целитель!
- Леопольд, ради бога, не трогай Время! - просила Винерт.
- Извини, я совсем забыл, что со Временем у тебя особые отношения.
Ты видно считаешь себя вечной?
- Моя вечность, Леопольд, кончилась страшно давно - где-то годам к
десяти. Разве в детстве тебе самому не казалось, что ты жил всегда?
- Это так, - согласился Курумба. - Зато потом мои годы сжимались, будто
от холода и становились короче по мере того, как мелел поток впечатлений. Я
всегда говорил, что можно за тридцать лет столько всего пережить, что любому
хватило бы на десять жизней. А можно проспать триста лет и, проснувшись,
чувствовать себя сосунком.
- Ты прав, Леопольд. Только Время здесь не при чем: и старение звезд, и
кольца на срезах деревьев, и морщины на лицах - все не от Времени, а от
воздействия разных событий - целой системы событий.
- А как же иначе, Нора! - засмеялся Курумба. - Боже мой, я чуть не
забыл, что разговариваю с автором сумасшедшей гипотезы о "Вариаторе
событий"! Помнишь, какой был шум? Информаторы просто сходили с ума. Мелькали
заглавия: "Миф о времени", "Прощай время", "Последние дни Хроноса".
- Тебе нравится вспоминать, как меня старуху выставляли на посмешище?
- Это неправда! Ты достаточно сделала для науки, чтобы чувствовать себя
недосягаемой для насмешек. "Вариатор событий" - это просто шутка корифея.
- А что, если я не шутила?
- Тебе виднее. Я бы не удивился, если бы узнал, что ты всерьез занялась
своим "Вариатором".
- Ну до этого еще не дошло.
- И слава богу!
- Пока не дошло, - уточнила женщина. - "Вариатор" - задачка, к которой
не знаешь, с какой стороны подступиться.
Маша уже почувствовала, что Иван - рядом и потянулась к нему, чуть
приподнявшись на ложе. Ее глаза говорили: "Ну входи же, входи! А то эти
милые старики разболтались - не остановишь". Толкая перед собой столик на
роликах, Нора Винерт "уплывала" в аптеку. Леопольд передал Ивану халат и,
ослепив улыбкой, махнул от порога рукой. Жемайтис сутулился в кресле,
уставившись в точку перед собой.
Маша сказала: "Ну сядь и дай руку, - он сел на край ложа у ее
изголовья. Она взяла его руку. Прикосновение, как всегда, обожгло. Она тихо
пожаловалась: - Мне морочили голову, будто ты не нашелся, - он не ответил. -
Я знаю, сама виновата. Я им так и сказала. А они решили, что я на себя
наговариваю... - Ее щеки порозовели. Голос окреп: возвращались силы. -
Бывает один человек притаится в другом, - продолжала Маша. - А разнять их -
все равно, что вырвать у пчелы жало... Пчела - это я. Пожужжу, покричу,
забьюсь в пыльный угол... и нет меня больше. Забудет ветер, как я играла,
буравила и щекотала его... Но кто-то запомнит боль, причиненную жалом... Я
ведь тебя понимаю: трудно жить, если каждый шаг - ожидание боли и гибели для
какой-нибудь пчелки... Не правда ли, это похоже на бред? Я просто боюсь, что
тебе со мной скучно. Я держу твою руку. Готова вцепиться в нее зубами. Не
оставляй меня, умоляю! - Маша перевела дыхание, - Эдик, милый, что я с тобой
делаю! Но разве я виновата, что счастлива? Ты же умница. Ты меня должен
понять. Посмотри, какая у него рука: каждая клеточка излучает жизнь. В этой
руке я свернусь клубочком. Она сильная и легкая, словно пуховая. Ты еще не
знаешь, какая она! Эдик, ну улыбнись. Ой, что я требую?! Это наверно гадко!
Мальчик мой, я не хотела тебе делать больно. Но он был всегда - и до тебя, и
с тобой. Он жил во мне, как лесной шум, то затихая, то нарастая. А ты
прилетел, нежданно прижался пушистым зверьком. Мне кажется, пока мы были
вместе, ты сам стал немного похож на него... Но одна мысль о нем все
переворачивает: он - чудо! Может быть слишком сентиментальное чудо. Иначе,
как же могло прийти ему в голову снова оставить меня одну? Прости, Эдик.
Хочу, чтоб ты понял: без него мне не жить. Вот такая беда... Кажется, я уже
все вам сказала. А теперь хочу спать... Боже мой, как я устала" - Маша
прикрыла глаза.
Время от времени Эдуард поднимал голову, что-то желая сказать, но не
решался, а только глотал слюну. А Конин со стороны видел себя толстым
божком, торчащим над простынями. Шрам на шее наливался кровью: рядом страдал
человек, молча страдал по его, Ивана, вине. Он ощутил дрожь. Холод спускался
по руке к Машиной ладони. Он попробовал высвободиться. Она сжала руку, она
заплакала. Иван так стиснул челюсти, что на нижней губе выступили капельки
крови. Халат соскользнул с его плеч, точно опали крылья. Обожженный чужой
болью, он брел, куда вели ноги, и тихо стонал. А за кристаллами
иллюминаторов лежала звездная "пыль", и чтобы отделить взглядом одну звезду
от другой, надо было очень сосредоточиться.
Коридор кончился. Иван стоял, прижимаясь лбом к холодной поверхности
кристалла. Небо казалось ему бесцветной стеной.
- Серость - подумал Конин, - хуже мрака. Черная бездна по сравнению с
ней - что-то острое впечатляющее. Серое марево - это освобождение от
ориентиров, от смысла и цели - распад, равнодушие.
Иван, почувствовал спиной холодок, точно сзади лежала пропасть, и
понял, что находится у люка, ведущего в расщепитель. Все, что попадало сюда,
становилось элементарной основой для синтеза других материалов. Пройдя через
этот отсек, можно стать чем угодно: водой для питья, кристаллом для
украшений, не доступным простому глазу волоском для тончайших приборов -
иными словами чем-то необходимым людям. Иван прикоснулся к ручке. Чтобы
войти, нужно было ее повернуть, нажав контрольную кнопку. Вдавливая белый
кружок на стене, Конин не испытывал ни страха, ни сожаления: в нем
поселилась такая боль, ужиться с которой - немыслимо. Он услышал протяжный
звук, как-будто в трубе гудел ветер. Палуба под ногами слегка дрожала. Конин
повернул до отказа ручку, потянул на себя. Но люк открыть не успел. Яростный
вой оглушил его. Что-то ударило в спину, опалило жаром, навалилось и сбило с
ног. Первым, что увидел Иван, когда опомнился, был длинный, развернутый,
подобно штандарту, язык львособаки. Зевс с укоризной поглядывал на человека.
- Нашел время шутить! - проворчал Конин и неожиданно вспомнил: следы
пропавшего координатора были найдены именно здесь, на ручке от люка
расщепителя, которую он только что повернул. Но в люк человек не входил, в
приемнике следов не оставил. Иван поднялся, запустил руку в серебристую
гриву куна.
- Дурашка, если б знал, как ты здесь не кстати! - он гладил пса по
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг