СВЕТОСЛАВ МИНКОВ
ЛЮБОПЫТНЫЕ
Нет, говорите что хотите, но нет более стихийного и всепоглощающего
чувства, чем человеческое любопытство. Ни любовь, ни ненависть, ни даже
страсть к рыболовству не могут сравниться с ним.
Иду я однажды по улице и вижу: на противоположном тротуаре сгрудилась
толпа, качается и волнуется. Сначала я подумал, что народ собрался перед
каким-нибудь магазином, но когда подошел поближе, то вдруг сделал странное
открытие: перед толпой нет ни двери, ни окон и вообще нет никакого магазина.
Все стоят перед какой-то облупленной стеной, скорбно почерневшей от дождей и
времени, с любопытством вытягивают шеи в стараются что-то прочитать. Я понял
тогда, что на стене наклеено какое-то важное сообщение, и, верный своему
гражданскому долгу, пересекаю улицу и присоединяюсь к любопытствующим.
А солнце печет немилосердно; было, очевидно, градусов сорок в тени.
Передо мной стоит тучный господин с двумя буханками хлеба подмышкой и
потрепанным адвокатским портфелем в другой руке. Тип явно апоплексический. В
любую минуту его может хватить удар, и он рухнет на землю. Но человек этот
героически переносит тропическую жару и с риском для жизни ждет, чтобы
узнать новость.
- Что там читают? - обращаюсь я к нему бесцеремонно, с той
непосредственностью, с которой люди обычно вступают в разговор в подобных
случаях.
- Не знаю, - отвечает он невозмутимо. - Посмотрим.
И пока мы стоим и жаримся в адских лучах солнца, вперед нас прорывается
светловолосая дама в белом костюмчике, в туфлях на пробковой подошве,
надетых на босу ногу, и шелковой вязаной сетке на голове. В руке у нее
продуктовая сумка-авоська, из которой торчит пучок петрушки.
- Что там? Что сообщают? - спрашивает она нетерпеливо, и глаза ее
готовы выскочить из орбит от любопытства.
- Спокойнее, прошу вас! Подождите, сейчас узнаете! - объясняю я в свой
черед.
- Ох, где его взять-то, это спокойствие! - вздыхает печально дама. - До
сих пор простояла в очереди за помидорами, а еще нужно что-нибудь
приготовить на обед.
- А мы что же, с прогулки, что ли, идем? У нас тоже есть дело! -
отзывается со стороны какой-то мрачный лесничий в зеленоватой форме.
- У всех дела! - замечает другой.
- Я тороплюсь в баню! - предупредительно сообщает третий.
Проходит еще десять минут, а позади нас уже шумит и волнуется новый
приток людей, все так же торопящихся и заваленных делами. Неизвестность
распаляет любопытство, а солнечный жар начинает действовать на нервы. Мы
встаем на цыпочки, чтобы увидеть хотя бы краешек афиши, но ничего не видим.
Некоторые теряют терпение и начинают протестовать.
- Эй, вы там, передние, чего заслонили стену и не продвигаетесь?
- Читайте скорее, другие тоже ждут!
- Вот ведь неграмотный народ!
Толпа волнуется, напирает вперед. Две руки подымают высоко в воздух
деревянную детскую лошадку.
Светловолосая дама, которая уже успела протиснуться значительно вперед,
отчаянно кричит:
- Не напирайте, пожалуйста! Помидоры раздавили! Что за безобразию!
- Ничего с ними не случится, с помидорами-то, ты лучше за собой
смотри, - наставляет ее неизвестный оптимист, затерявшийся в человеческой
толпе.
Время от времени из первого ряда вырывается какой-нибудь счастливец,
успевший прочесть загадочное сообщение. Он проходит мимо нас, смущенно
улыбаясь. Одни смотрят на него с завистью, другие спрашивают его с угодливой
улыбкой:
- Прочитали? Ну, что же там написано?
Но счастливец не отвечает. У него такой растерянный и виноватый вид,
как будто кто-то ударил его по лицу мокрой тряпкой. Он виновато жмется,
неестественно покашливает и быстро удаляется, унося тайну с собой.
Вслед ему слышится озлобленное шушуканье:
- Эгоист!
- Наверное, думает, что объявление наклеено для него одного!
Через полчаса, наконец, доходит и моя очередь. Подхожу к стене и
останавливаюсь в неприятном удивлений. На стене печально вздрагивает
некролог, самый обыкновенный некролог в стиле минувших времен - с дымящимся
жертвенником в одном углу и с коленопреклоненным ангелом в другом.
Как околдованный, стою я перед скорбной вестью и читаю с напряженным
вниманием.
Извещаются родственники, друзья и знакомые, что после непродолжительной
болезни скончался Панайот Паничков в возрасте семидесяти лет, затем узнаю,
что покойный был одним из основателей велосипедного спорта у нас и даже
получил первый приз в соревнованиях 1905 года. Но удивительное жизнеописание
этого велосипедного феномена не ограничивалось только его велосипедной
деятельностью. Я узнаю еще, что он был в течение многих лет служащим
судебного ведомства и на протяжении многих лет являлся секретарем
птицеводческой кооперации и членом правления общества по собиранию
лекарственных трав "Желтый кантарион". После того как были перечислены
редкие качества покойного - супруга и отца, следовал призыв к богу, дабы
упокоил его душу, и давались исчерпывающие, точные указания об отпевании и
погребении покойного. Некролог завершался довольно длинным списком
опечаленных семейств, где значилась и одна профессорская фамилия, очевидно
поставленная для укрепления посмертного величия покойного и чтобы показать
родство его с видными представителями университетской науки. Но самым
волнующим из того, что я увидел, было то, что в верхней стороне печального
извещения, как раз над дымящимся жертвенником, посматривал и ухмылялся живой
образ самого Панайота Паничкова. Нет сомнения, что близкие хотели
представить его таким, каким он выглядел в жизни по меньшей мере лет за
двадцать до своей смерти: совсем моложавым, с лохматыми усами, улыбающимся
во весь рот. Смеяться над своим собственным некрологом, - согласитесь, что
это не только совершенно противоестественно, но даже неприлично. Это
просто-напросто издевательство над публикой, собравшейся, чтобы с подобающей
случаю серьезностью узнать подробности твоего житья-бытья.
И, несмотря на то, что у меня нет ни родственных, ни дружеских связей с
покойным Панайотом Паничковым, я продолжаю стоять, как околдованный, и не
могу сдвинуться с места. Мне все кажется, что, если я отойду в сторону, от
моего внимания ускользнет что-то очень важное, что-то интересное, чего я не
мог уловить в первый миг.
Перечитываю еще раз некролог, однако любопытство мое остается
неудовлетворенным. Черт бы взял этого самого Панайота Паничкова! Может быть,
жестоко так говорить о покойнике, но если бы его зарезали, если бы его
переехал грузовик или трамвай или если бы он в конце концов сам покончил
самоубийством, тогда было бы понятно, почему теряешь время из-за него. А
он - что? Скончался после непродолжительной болезни, как самый обыкновенный
мещанин, среди разных там валерьяновых пузырьков, баночек и термометров и
сейчас тревожит общество дурацкой своей смертью.
И пока я стою так перед некрологом, волнуемый самыми разнообразными
чувствами, неожиданно ощущаю, что кто-то сверлит мне спину. Оборачиваюсь
назад и вижу: худой старик, протянув палку через плечи нескольких таких же
мучеников, как он сам, напоминает мне, чтоб я убирался от стены.
- Вы, сударь, злоупотребляете чужим терпением, - восклицает нервно
он. - Дайте в конце концов и другим узнать, что случилось!
Меня охватывает необъяснимое злорадство. Прошу, пожалуйста, посмотрите,
что случилось! И я ускользнул из толпы, а на мое место мгновенно становятся
новый любопытный гражданин с глубокомысленным выражением на лице. У него
такой озабоченный вид, как будто он по меньшей мере двоюродный брат
покойного.
И вот ко мне обращаются с неизбежным вопросом:
- Скажите, скажите, что там такое?
Но я удаляюсь с таким же виновато-опасливым видом, как и другие,
смущенно хлопаю глазами и ничего не отвечаю. Меня угнетает какое-то
смешанное чувство разочарования, обманутого любопытства и униженного
самолюбия, и я спешу скрыться где-нибудь, чтобы избежать этих вопрошающих
взглядов и уродливых улыбок.
Когда я отдалился от толпы, замечаю у входа в ближайшее кино
светловолосую даму в пробковых туфлях. Она старательно вытирает носовым
платком полу своего белого костюмчика, измазанного томатным соком. Ясно, что
помидоры ее были раздавлены в толпе, ясно также, что платье ее испачкано и
что пища к обеду не приготовлена. Но какое значение имеет все это? Ведь она
все-таки проложила себе путь к стене, чтобы своими собственными глазами
прочитать, кто такой Панайот Паничков?
Я посмотрел на свои часы. Время за полдень. Солнце зажгло все небо.
Жара поистине невыносимая. Но это не имеет значения. К облупленной стене
непрерывно подходят и толпятся новые люди, они возбужденно разговаривают,
напирают, ругаются и любой ценой желают проникнуть в великую тайну.
А Панайот Паничков все так же вызывающе ухмыляется со своего некролога,
и его имя, еще вчера погруженное во мрак и забвение, озаряется ярким блеском
сенсации и приобретает все более широкую известность в обществе.
1945
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 13.12.2014 15:29
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг