в сумку.
- Первый раз слышу, чтобы стихами лечили, - заметила молоденькая
медсестра, нарушив паузу, воцарившуюся в отсеке.
- Идея давняя. О лечении гармонией говорил еще, кажется, Велимир
Хлебников, - ответил врач.
Леон задышал ровнее. Потом ему опять стало хуже. Чья-то безжалостная
воля словно бы выковыривала иглой из его мозга интересующую ее информацию.
А в памяти, заглушая стихи, на минуту унявшие боль, снова замелькали
картины из сферофильма о земных геологах - молодых весельчаках и романтиках.
Положение Леона становилось угрожающим, хотя приступы галлюцинаций
прекратились. Он так и не приходил в сознание.
Исследование мозговых клеток Леона показало, что они находятся на
высшей стадии нервного возбуждения, источник которого, однако, установить не
удалось.
Консилиум врачей, имеющихся на борту "Валентины", пришел к выводу, что
Леону необходим электрошок. Средство рискованное, но другого выхода не было.
Запрокинутого навзничь Леона на несколько исчезающе коротких мгновений
поместили в вихревое поле, которое ядерщики - его сотрудники - специально
просчитали для больного.
Крайняя мера помогла.
Уже через несколько минут Леон пришел в себя, а еще через день смог
ходить. Правда, исхудал он страшно.
Скоро Леон уже мог принимать посетителей, хотя ввиду непроходящей
слабости врачи не разрешили ему вставать.
Первой пришла Анга.
Молодые люди долго сидели молча, не зная, о чем говорить.
- Я принесла тебе яблок, - первой нарушила томительную паузу Анга.
- Спасибо.
- А вот виноград из оранжереи.
- Давно я не был в оранжерее. Целую вечность, - безучастным тоном
произнес Леон.
- Чуточку меньше, - улыбнулась Анга и тут же поспешила перевести
разговор на другую тему. Напоминать Леону о последнем его посещении
оранжереи ей не очень-то хотелось.
Они говорили о разных вещах, и Ангу начало смутно беспокоить какое-то
безразличие, которое скользило в каждой фразе Леона.
К ним подходили и отходили люди.
Капитан принес огромный букет роз.
- Спасибо, Виктор Петрович, - выдавил Леон и, не глядя, положил цветы
на тумбочку.
Рябов побыл несколько минут и ушел, сославшись на неотложные дела.
Побыть вдвоем, однако, не удалось. Едва ушел капитан, как появился
штурман. Он приволок в сетке огромную дыню, распространяющую чудесный
аромат.
- Недурная штучка, а? - повертел он сеткой перед Леоном. - Я, между
прочим, выбрал ее из-за формы, она точь-в-точь астероид, по которому мы так
славно прогулялись. Узнаешь?
Леон покачал головой.
- Ладно, выздоравливай, - пробасил Иван и столь же быстро, как Рябов,
ретировался.
Улучив момент, когда они остались одни, Анга тихо спросила:
- Скучаешь?
- Нет, просто прихожу в себя.
- Я блокнот тебе принесла.
- Зачем?
- Как зачем?! Стихи сочинять. - Она оглянулась и добавила: - Не
волнуйся, нас никто не слышит.
- Я никогда не писал стихов, - еле заметно пожал плечами Леон. - И не
собираюсь их писать.
Он угрюмо поправил край одеяла, которым был укрыт. Тогда Анга
наклонилась над ним и прочла строки о пророке с седой бородой, слепом
вдохновенном пророке с картины, который ведет толпу, а толпа сама влечет
его, словно щепку ярость вешних вод.
- Хорошие стихи, - прошептал Леон.
- Это твои стихи.
- Мои? В первый раз слышу.
Анга сдержала готовый вырваться крик. Пораженная внезапной догадкой,
она спросила:
- А ты помнишь, как мы втроем высадились на астероиде?
- На астероиде? - Леон наморщил лоб. - Не понимаю, о чем ты, Анга.
- Ну а свои... видения, свои галлюцинации... - уже не сдерживаясь,
крикнула она. - Их ты тоже забыл?
Подошел врач.
- Анга, голубушка, полегче... Я предупреждал: больному нельзя
волноваться.
- Доктор, - разрыдалась Анга, - он все позабыл.
- Ну уж и все. При электрошоке бывает временная потеря памяти.
Леон безучастно слушал беседу, словно разговор его не касался.
Медики, к сожалению, ошибались.
Память Леона со временем восстановилась, но не полностью. Все, что так
или иначе было связано с ритмичными сигналами, напрочь улетучилось из его
мозга.
Велико было отчаяние Анги. Конечно, она жалела Леона, которого, судя по
всему, покинул поэтический дар. Рассказы о таинственных видениях, посещавших
его, нигде не были зафиксированы. Их никто не мог подтвердить.
Победно вздымая фотонные паруса, корабль неудержимо стремился домой, на
Землю.
Каждый готовился к возвращению по-своему. Было ясно, что первоначальный
план, выдвинутый Виктором Петровичем - всем сообща поехать отдыхать
куда-нибудь на пустынный островок в Тихом океане, - лопнет как мыльный
пузырь. Слишком много людей на борту, слишком много желаний, надежд.
Так или иначе, на борту царило радостное волнение.
Солнце, родное Солнце теперь не покидало экран внешнего обзора.
Среди всех, пожалуй, только Леон оставался безучастным.
Вскоре радисты поймали сигналы корабля патрульной службы. Капитан
договорился о сроках и месте проведения карантина.
- Все идет как положено. Порядок, - сказал он удовлетворенно.
Сердце Анги сжимала тоска, ее томили предчувствия. Но поделиться было
не с кем.
Вскоре корабль пересек границы Солнечной системы.
2
Молодой эл, с трудом переваливаясь на коротких щупальцах, которые
прогибались под тяжестью панциря, брел о сторону ручья. Ручей не был виден,
сквозь заросли доносилось его призывное журчанье. Теперь собственная затея
стала казаться ему нереальной, но он упрямо решил довести ее до конца.
Ко всему прочему, он приземлился не совсем точно - подвело магнитное
поле Тусклой планеты, силовыми линиями которого он пользовался для
перемещения в пространстве, и потому путь к ручью оказался непредвиденно
долгим.
Изумрудное светило в аспидно-черном небе, усеянном шляпками звезд,
перевалило зенит и теперь неторопливо склонялось к горизонту. А он все еще
полз.
Упрямей, чем он, Гангарон, совсем недавно вылупившийся из кокона,
никого в роду элов не было. И любопытней тоже. Во всяком случае, за все то
время, пока элы находились на астероидах в районе этой планеты, мало кто из
них посетил Тусклую. И только он, Генгарон, регулярно навещал ее...
Позади остались влажные от росы кусты, которые представлялись Гангарону
живыми существами. Ибо каждый из них в глазах молодого зла обладал
собственным миром, жил по своим, неведомым Гангарону законам.
Спускаться к ручью по крутому откосу было нелегко. Мелкие обломки
породы, потревоженные упругими щупальцами эла, срывались и сыпались в воду с
ворчливым бульканьем, вздымая фонтанчики мельчайших брызг. Гангарон с трудом
спустился на отмель, переводя дух, взглянул вверх. Изумрудное светило висело
над самым горизонтом.
Щупальца от перегрузок ныли, хотя в воде Гангарон чувствовал себя
несколько лучше. Вообще же на массивной Тусклой планете он чувствовал себя
не совсем уверенно. Как и его сородичи, которые предпочитали жить в полной
или почти полной невесомости. Приспособить свое тело к силе тяжести им никак
не удавалось.
"Светило в глубине загрузло. Проста, прозрачна и легка, вода
осмысливает русло и кучевые облака", - пришли вдруг в голову Гангарону
рифмованные строчки.
И откуда в его мозгу рождаются эти ритмические фразы? Откуда у него
этот проклятый дар? Ведь ни Старый эл, ни даже Ку, его подружка, не видят в
них смысла. Некоторые элы даже считают это своего рода болезнью, хотя и не
говорят вслух. Но сам Гангарон чувствует, что именно в них, этих ритмах,
может быть, заключено оправдание и смысл его существования... Так неужели
этот дар так и пропадет с ним? Неужели не появится никто, кому его ритмика
была бы созвучна?
Но пора было уже прощаться с Тусклой планетой. Изумрудное светило
постепенно скрылось за далекими горами, наступили сумерки. Гангарона это не
пугало, но ему почему-то всегда хотелось видеть Тусклую планету в радостном
свете ее звезды... Может быть, потому, что тогда легче рождались ритмические
фразы...
- Скажи, что тебе понадобилось там, в царстве вечной тяжести? - спросил
Гангарона Старый эл, когда увидел своего молодого друга смертельно уставшим.
Он уже давно наблюдал за Гангароном, знал, куда он временами исчезал, но не
решался открыто спросить об этом. И только сегодня этот вопрос вырвался у
Старого эла.
- Вода и... жизнь, - коротко ответил Гангарон.
Ему и самому себе было трудно объяснить то, что с ним происходило на
Тусклой планете, почему его постоянно тянуло туда.
Долгие-долгие годы путешествовали они по силовым полям, пронизывающим
Вселенную, и... видели себя одинокими. Менялись поколения элов, живших в
невесомости, И не случалось в безбрежных далях такого, чтобы элы хоть на миг
ощутили себя негармоничным составляющим глубокого вакуума, температур
межзвездного пространства. Это был их мир. Мир, который создал их и
частичкой которого они себя всегда считали.
Здесь же, на Тусклой планете, рассуждал Гангарон, силы гравитации были
на целые порядки выше тех, в которых постоянно обитали его соплеменники. Но
зато здесь была и... жизнь, которую так долго искали они в межзвездных
далях. Жизнь эта, правда, была совсем иной.
- Хорошо бы нам поселиться здесь, - отчужденно заметил Гангарон. -
Сколько свободной поверхности, которой так нам недостает на астероидах!
- Сила тяжести убьет нас...
Старый эл задержал свой взгляд на далекой звезде, горевшей в немыслимой
бездне.
Рисунок созвездий постоянно менялся.
Отключиться от мыслей Гангарону никак не удавалось. Он применил все
испытанные способы: то принимался пересчитывать звезды над собой, то сочинял
ритмичные фразы, то восстанавливал в уме доказательство какой-нибудь
пространственной теоремы. Но забытье не приходило.
Гангарон огляделся. Вокруг, на каждом свободном клочке астероида,
отдыхали неподвижные элы.
Скоро над астероидом взойдет светило, и с первым его лучом элы
разлетятся в разные стороны, начиная свои обычные дневные хлопоты.
И вдруг...
Это походило на чудо.
Во всяком случае, ничего подобного элы не наблюдали за всю свою
историю.
В черной пустоте космоса, прошитой лучами Изумрудной звезды, вдруг
вспыхнуло новое ослепительное светило. Только было оно не
переливчато-зеленым, а ярко-алым.
Наливаясь внутренним жаром, светило быстро разбухало. Затем,
остановившись на мгновение, начало еще уменьшаться в размерах. Одновременно
и яркость новой звезды стала стремительно падать.
Вскоре на новорожденное небесное образование можно было смотреть, не
боясь быть ослепленным. Смотреть и любоваться. Фиолетовые языки пламени
вокруг тускнеющего светила опадали словно отцветающие лепестки диковинного
цветка, которых так много видел Гангарон на Тусклой планете.
Затем Гангарон и пробудившиеся злы в смятении наблюдали, как от
огромного сооружения отделилось маленькое остроносое тело и двинулось в
сторону Главного астероида.
Но самое невероятное было потом. Из странного сооружения, причалившего
к астероиду, вышли три огромные фигуры оранжевого цвета. Передвигались они,
несмотря на невесомость, неуклюже, поочередно переставляя нижние конечности.
Рядом с ними столь же неуклюже перемещалось какое-то существо, явно иного,
чем они, происхождения.
Существа зажгли какой-то светильник и при его свете стали то и дело
наклоняться к земле, подбирая с нее что-то. С какой целью все это
проделывалось, элы никак не могли понять. И тогда один из элов, что
постоянно дежурил на астероиде, в слепом страхе взлетел, несмотря на
строжайший запрет не трогаться с места ни при каких обстоятельствах. Но,
вероятно, не каждый мог оставаться просто наблюдателем, когда...
Когда же тройка пришельцев приблизилась к заветному месту, элы
заволновались.
Здесь, на Главном астероиде, были поставлены столбы. Элы соорудили их
для того, чтобы не только оставить свой след на бесконечной дороге во
Вселенной. Они хотели дать знать, что здесь побывали разумные существа.
Гладкие, правильной формы столбы, которые ставили элы на своем пути,
должны были, по их мнению, привлечь внимание чужого разума к этому
необычному явлению. И решено было оставлять около столбов панцири умерших
элов.
Элы внимательно следили за каждым шагом пришельцев. Наблюдения должны
были ответить на один-единственный вопрос: в полной ли мере разумны
пришельцы? Что принесет элам возможный контакт? И возможен ли он вообще?
Когда один из пришельцев навел какой-то механизм на главный столб,
возведенный из материалов Тусклой планеты, что обозначало найденную элами
жизнь, каждый из них напрягся. Но тут пришелец меньших размеров
воспрепятствовал его намерениям.
Гангарон с особым любопытством следил за поведением среднего пришельца.
Он уже заметил некоторые закономерности.
Предчувствуя возможные великие последствия для элов от этого контакта,
Гангарон стал мыслить ритмическими фразами. С некоторых пор ритмы помогали
ему думать, решать самые сложные проблемы.
Гангарон заметил: ритмические сигналы отзывались на среднем пришельце.
Его движения, походка стали несколько иными... Наконец три фигуры забрались
в свое сооружение, на котором прилетели. Вновь возникло пламя, и сооружение
улетело прочь.
Гангарон стал следить за пришельцем. Тем самым, который вел себя иначе,
чем другие. Увидел в своем воображении, как он остановился у статичных фигур
на стене. Гангарон сосредоточился, пытаясь понять увиденное. Потом в его
сознании всплыло округлое небесное тело, окутанное дымкой. Сначала малое,
величиной с горошину, оно стремительно приближалось, увеличивалось.
Колышущаяся оболочка была голубого цвета.
- Голубая планета... Большая планета... - восхищенно прошептал
Гангарон. И он теперь уже был готов позабыть радость былого общения с
Тусклой. Новая была... необъяснимой.
И вдруг она исчезла. Вместо нее возник обычный шар из прозрачного
вещества, которое так часто встречалось элам на их бесконечном пути во
Вселенной.
Затем в поле зрения появился новый пришелец. Они о чем-то стали
совещаться. Один из них подошел к шару и стал его вращать.
И мысли Гангарона приняли новое направление.
Пришелец стоял перед кристаллом с поблескивающими гранями и что-то
объяснял своему товарищу. И Гангарона вдруг привлекла пунктирная светящаяся
линия, замысловатой кривой пронизывающая кристалл. Каждая точка кривой
сверкала, словно малая звездочка. Кривая начиналась у Изумрудного светила.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг