- Один не справлюсь.
- Вызови свободные манипуляторы, - сказал капитан. Кельзав
отключился.
Итак, разрушен регенератор. Починить его можно только в условиях
плоского пространства. Но до него еще надо добраться... Ему уж, видно, не
дожить до этого дня.
Последние минуты Федор хотел побыть рядом с Лин. Мысленным усилием он
включил патрон с записью ее голоса. Он берег его, как последний глоток воды.
"На кремнистой тропе, на чужом перевале..." - зазвучал в капитанской
рубке голос Лин. Строки о спиральном пути человечества Икаров знал наизусть
-- строки, которые подсказали ему, где искать выход из ловушки, в которой
очутился "Пион". Капитан впитывал каждое слово Лин, каждую ее .интонацию, и
кажется, сама тяжесть начинала таять.
"Чтобы вынырнуть снова, прорезавши дали, на каком-то витке бесконечной
спирали", - закончила Лин. Голос умолк, послышался легкий треск. "Неужели в
блоке больше ничего не записано?" - испугался Икаров. Он вспомнил, как Лин
спрятала этот блок в одном из отсеков строящегося "Пиона". Это было, когда
он, вернувшись с Рутона, прилетел к Лин на Луну. Федор просил дать ему блок,
Лин отказывалась. "Ты послушаешь его в полете, когда ты будешь одинок и тебе
будет плохо", - сказала она. "Ты уверена, что именно я полечу на "Пионе"?"
-- спросил Федор. "Уверена", - ответила Лин.
Ну что ж, ее предсказание сбылось. К Черной звезде "Пион" повел капитан
Икаров. И... что это? В рубке зазвучал голос Лин, будто она находилась
рядом: Федор включил еще один блок.
- ...Человек покоряет пространство. Почему же он не может покорить
время? - спросила Лин.
- Как ты это себе представляешь - покорить время? - поинтересовался
Федор.
- Очень просто,-- засмеялась Лин.-- Захочу - и отправляюсь в
завтрашний день. Или во вчерашний.
- В завтрашний день можно. Во вчерашний нельзя,-- произнес Федор.
- Дверь в прошлое закрыта?
- Побывав у предков, ты бы спутала карты историкам, - сказал Федор.
- Разве все дело в историках?
- Причина и следствие не могут поменяться местами,-- произнес Федор.--
А именно так может случиться, если бы мы путешествовали в прошлое...
Помнишь, мы читали в одной смешной книжке про человека, который отдавал
долги раньше, чем делал их? Такая же бессмыслица может получиться, если
человек отправится в прошлое.
- Да, я понимаю... Время течет только в одну сторону, как Обь,--
сказала Лин.
...Обь! Мгновенно Икаров вспомнил все. Этот разговор происходил на Оби.
Они шли по высокому берегу, время от времени Федор швырял в воду камешки.
Они совсем недавно познакомились на озере Отдыха, и Федор робел немного, но
виду не показывал. Значит, Лин тогда записала на патрон весь их разговор.
Стоило только закрыть глаза - и вот они снова идут по берегу, юные и
счастливые.
- Бег времени непостижим,-- сказала Лин.
- Время...-- задумчиво произнес Федор.-- Знаешь, нам сегодня на лекции
рассказывали об одной смелой гипотезе. По этой гипотезе, время может
сгорать, подобно углю, и вот такое пылающее время и дает звездам энергию.
- Какая красивая теория,-- сказала Лин.-- А кто ее автор?
- Козырев.
- Давно он жил?
- В XX веке.
- Смелая теория. Она не подтверждена? - спросила Лин.
- Но и не опровергнута до сих пор,-- ответил Федор.
- Может быть, она подтвердится на Тритоне,-- негромко сказала Лин.
- Мы о звездах знаем еще очень мало,-- заметил Федор. Капитан готов
поклясться, что именно в этом месте он взял Лин за руку.
- Я часто представляю,-- сказала Лин после паузы,-- что где-то в
далеких мирах время течет иначе, чем на Земле. Как? Не знаю, но иначе. Время
каждому живому существу, каждому предмету отмеряет срок. Раньше это тоже
хорошо понимали. Вот послушай старинную балладу о вине.
...Капитан Икаров помнил балладу о вине. Лин читала ее Федору множество
раз там, на Земле. Но сейчас, слушая чеканные слова здесь, в отсеке на три
четверти сожженного корабля, тревожно несущегося в черной ночи, сдавленный
неимоверными перегрузками, которые не дают даже пальцем пошевельнуть,
капитан в старых строчках открывал неожиданно для себя нечто новое,
неведомое, скрывающее тайный смысл, гнездящийся то ли в неторопливом
повествовании, то ли в самих интонациях родного голоса:
Вино, как человек, имеет сроки
Играть, бродить, янтарно созревать.
Год выдержки - и золотые токи
Веселый нрав начнут приобретать.
Пять лет... Они густеют и мужают,
Благоуханней солнечный букет.
А если век над ними пролетает?
А если два? А если тыща лет?
Каков, должно быть, аромат столетий,
Какая крепость и какая страсть!
Чего, наверно, не отдашь на свете,
Лишь только бы таким упиться всласть!
Однако, друг, что можно знать заране?
Проникнись этой истиной простой.
...Центурион провинции Кампанья
Водился с франком - Рыжей бородой.
И в память о походе самом ярком
Разбогатевший римлянин Турам
Трирему с запечатанным подарком
Послал к скалистым галльским берегам.
Мистраль на юте подвывал угрюмо,
Гребцы качались в ритме заводном.
Покойно капитану было в трюме,
Где амфоры покоились с вином. --
Тайком спустился он, чтобы немного
Отведать знаменитого вина.
За дерзость эту здесь же, у порога,
Богам бедняга заплатил сполна.
Подводный риф... И хохот пены дружен, --
Стихии все, как видно, заодно.
У рыб на этот раз был славный ужин.
А груз хмельной отправился на дно.
И шли века, и горбились устало,
Соль разъедала хитрый такелаж.
На глину амфор глина оседала,
И грезилось вину сквозь сон: когда ж?..
Недавно это было: водолазы
Нашли корабль у рифа на мели.
Никто такого не видал ни разу.
Ил на борту, как плавники, рули.
Стремительные линии, чернея,
Охватывали контур корабля.
До палубы гнилой провисли реи,
И в трюм набилась плотная земля.
В диковину здесь каждая вещица,
Все древнего значения полно.
Волна морская весело искрится...
- Гляди, сосуды!
- Может быть, вино?
И круг замкнулся. Старое вернулось.
Не утаило море ничего:
Посылка с адресатом разминулась
На два тысячелетия всего!
Сардины и резина пахнут остро.
Скафандры - прочь, и шланги - на места!
На палубе, вблизи резного ростра,
Три амфоры - ровесницы Христа.
Сосуды целы, и печати целы,
Придется только слой веков отмыть.
Изделье древних, видно, не сумели
Косматые стихии повредить.
Но каково ж оно, вино столетий?
Нет, видно, в мире краше ничего.
Наверное, забудешь все на свете,
Коль в добрый час отведаешь его!
Но что это? Скривившиеся лица.
Прокисло? Не годится никуда?
Нет, хуже! В темных амфорах дымится
Не уксус и не брага, а вода!..
Над сизой зыбью день стоял высокий,
Под волнами просвечивало дно.
...Вино, как человек, имеет сроки:
Иссякла жизнь - и умерло вино.
Голос Лин умолк. Икаров открыл глаза. Ему показалось, что стены отсека
начинают приобретать прежнюю, неискаженную форму. Линии выравнивались,
плоскости утрачивали изгиб.
Капитану даже почудилось, что перегрузки немного уменьшились. Число в
окошке медленно, но верно приближалось к третьей тысяче. Химеры, сотканные
из бездонных теней и кольцевидных блистающих лучей, постепенно таяли. Так
исчезает ночной кошмар, когда близится миг пробуждения. Лучи выпрямлялись,
словно ветви дерева, отряхнувшего с кроны снежный груз.
По головному отсеку разлилось голубоватое сияние. В первую минуту
Икаров не сообразил, откуда оно. Панели? Внутренняя обшивка? Не то.
Мертвенный свет разлился по всем уголкам. Икаров обвел взглядом рубку.
Экран-иллюминатор был по-прежнему черен, но на нем прорезалось
несколько звезд. Это от них струился ровный спокойный свет.
Глава 6
В ПЛОСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ
Путь звезд покоен и размерен,
Точны всемирные часы,
И мир в самом себе уверен:
Не дрогнут чуткие Весы,.
Разворачиваясь по спирали, "Пион" сумел вырваться из замкнутого
пространственного сгустка, окружающего Тритон. Но какой ценой! Фотонные дюзы
поглотили значительную часть корабля. Вид у "Пиона" на экране внешнего
обзора был ужасным. Зато огненная река, изливавшаяся из параболической чаши,
шла ровно, не загибаясь в сторону. Это означало, что "Пион" летел теперь в
обычном, плоском пространстве.
Непривычно было видеть "Пион", лишенный главного своего украшения --
стройной ракеты-шлюпки, нацеленной вперед и как бы прокладывавшей путь
кораблю. Без шлюпки, без многих отсеков "Пион" казался Икарову незнакомым,
чужим кораблем.
Едва вырвавшись из тисков Тритона, капитан сбавил ускорение.
Далеко позади оставил "Пион" Черную звезду. После снижения ускорения
исчезли чрезмерные перегрузки, и капитан получил возможность ходить. Первым
делом он решил пойти и самолично освободить Энквена.
Ватное тело слушалось плохо, ноги подкашивались, но капитан двигался
пешком, минуя бегущую ленту. Он долго шел коридорными отсеками,
останавливался, проверял системы контроля корабля, сигнализацию. Ясно было,
что все приборы после Черной звезды придется выверять и градуировать заново.
Но все это потом.
Тревожило и то, что в условиях искривленного пространства вышел из
строя электронный мозг - главный калькулятор корабля.
Многие люки были намертво приварены роботами. Раньше эти люки вели в
отсеки, теперь за ними ничего не было: металл и пластик отсеков растаяли в
потоке фотонного пламени, который вырвал "Пион" из плена.
Теперь, вне зоны Черной звезды, в защитные ловушки "Пиона" попадались и
обычные частицы, они встречались столь же часто, как и осколки антимиров. С
помощью содержимого ловушек можно было пополнять запасы топлива, поэтому
необходимость в самосожжении "Пиона" отпала. И вовремя: еще несколько часов
-- и от корабля мало что осталось бы.
Капитан с наслаждением посматривал на ровные плоскости коридорных
отсеков. Он вновь обретал привычный мир, утерянный на долгие годы.
В одном из отсеков он натолкнулся на Кельзава - робот с помощью
исполнительного манипулятора занимался починкой регенератора, поврежденного
шальным метеоритом.
Икаров перекинулся с Кельзавом несколькими фразами. Робот проводил
капитана долгим взглядом.
- Почему ты так смотришь на меня, Кельзав? - спросил капитан.
- Ты стал другим, капитан,-- ответил робот.
Расспрашивать Кельзава Икаров не стал: нужно было побыстрее осмотреть
главные узлы "Пиона", освободить Энквена и возвращаться в головную рубку, к
командному пульту (изуродованный корабль требовал неусыпного капитанского
глаза). Надолго отлучаться из рубки капитан не имел права.
"Конечно, такая переделка никого не красит. Но почему Кельзав так
смотрел на меня?" - подумал капитан и машинально глянул в сверкающую
металлическую плоскость коридора. Глянул и отшатнулся: из глубины плиты на
него смотрел совершенно седой человек.
- Ну и дела, - пробормотал Икаров и встал на бегущую ленту, чтобы
побыстрее добраться до Энквена.
Связанный по рукам и ногам, Энквен барахтался до тех пор, пока все его
запасы энергии временно не оказались исчерпанными. Но ему удалось лишь едва
ослабить мертвую хватку стальных тросов и кислородного змеевика, которыми
хитроумно обмотал его манипулятор.
Обессилевший Энквен долго пребывал в неподвижности, ожидая, пока
аккумуляторы вновь наполнят тело живительной энергией.
Больше всего Энквена беспокоила неизвестность. Что с кораблем? Что с
капитаном? Правда, он успел предупредить его, но что может сделать человек,
который из-за перегрузок не в состоянии пошевелить рукой? Манипуляторы,
вышедшие из повиновения, могли привести корабль к катастрофе.
Связывая Энквена, манипулятор повредил биопередатчик, и робот лишился
возможности контактироваться с капитаном. С минуты на минуту он ждал беды,
но мгновения текли, а "Пион", по-видимому, продолжал следовать своим путем.
И когда Энквен начал уже приходить в норму, приписав то, что произошло с
ним, досадной случайности, корабль вздрогнул всем существом, и ускорение его
резко подскочило.
Человеческий организм не может перенести такие перегрузки, это Энквен
твердо усвоил еще в Зеленом городке. Значит, капитан Икаров погиб.
Энквен попытался связаться с остальными белковыми, но не смог этого
сделать: настолько неудачно скрутил его манипулятор.
Когда аккумуляторы вновь пополнились энергией от ядерного сердца,
Энквен сделал еще одну попытку вырваться. Убедившись в безуспешности своих
действий, он погрузился в состояние оцепенения.
В памяти Энквена медленно проплывали, сменяя друг друга, отрывочные
картины прошлого (человек назвал бы их воспоминаниями). Ничего подобного
раньше с Энквеном не бывало.
Зеленый городок.
...Неизменно ровный Ливен Брок - воспитатель, первый человек, с
которым познакомился Энквен. Нет, "познакомился" - неточный термин, подумал
Энквен, ворочаясь на стальном полу подсобного отсека. Кажется, он знал
Ливена Брока давно, очень давно, с того самого момента, как появился на
свет. Именно на свет! Очень точный термин. Потому что первое, еще неясное
ощущение Энквена - это световое пятно на темном фоне.
- Запомни, это солнце. Солнце! - несколько раз повторил ровный голос.
И первая информация, еще не осмысленная, легла в бездонную память
робота.
Каждый вечер воспитатель спрашивает, что усвоил Энквен. Энквен долго,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг