люк, куда мы свою отраву вылили, прямо у четвертого поста расположен, у
самых складов. Выхолит, задержись мы на четверть часа, попали бы в самый
эпицентр перестрелки...
Потом на тумбочке дневального у входа слабо задребезжал телефон, и с
этого паскудного момента дальнейшие события разворачивались со
стремительностью тутой спиральной пружины, выпрыгнувшей из корпуса заводной
игрушки. Дневальный поспешно схватил трубку, ему что-то сказали, он что-то
ответил, ему еще что-то сказали, он испуганно пискнул "Есть!" и, с трудом
прочистив свое петушиное горло, хрипло заблажил:
- Батальон, боевая тревога!
Мы еще несколько секунд сидели на местах, недоуменно озираясь - стать
жертвой идиотской шутки скучающих дембелей не хотелось никому. Однако в
ленкомнату вихрем ворвался дежурный по батальону и бешено заорал:
- Придурки, команды не слышали?! Быстро строиться у оружейки!
Получив новый ориентир, народ бросился к выходу. Как обычно в таких
случаях, возникла легкая паника и давка в дверях. Какой-то салабон больно
ткнул меня локтем в бок, я лягнул гада ногой, но попал почему-то не по нему,
а по Аре Бешеному. Мать твою двадцать! Ара меня размазал с полуразворота, по
всем армейским правилам - ударом в солнечное сплетение. Несколько метров я
пролетел по воздуху, собирая собой стулья, и вписался башкой аккурат в
огромное настенное зеркало. У нас, знаете, в батальоне зеркала повсюду, на
каждом шагу - это комбат, лысая дрянь, озаботился, чтобы бойцы постоянно
могли следить за своим внешним видом. Но зеркало в ленкомнате было
особенным: возле него комбат и его замы прихорашивались каждое утро перед
разводом подразделений на работы. Поэтому еще с вечера дневальным
приходилось натирать эту стекляшку фланелью до состояния абсолютного
блестения. А зеркало было внушительным, полтора на два с половиной метра,
намучаешься тут... И вот вся эта зеркальная масса дождем обрушивается мне
под ноги, я тупо хватаюсь за стену, сквозь жуткую головную боль с трудом
соображая, что следующих двадцати зарплат мне не видать, а оторопевший
дежурный замирает в дверях и, не веря своим глазам, обозревает учиненный
нами разгром, а потом пристально смотрит на меня, будто выбирая, в какое
место вернее ударить, чтобы послать в нокаут с первого раза. Вот эти-то
потерянные секунды, ребята, меня и спасли, потому что засипело внезапно в
засоренных канализационных трубах на этаже, пошли по ним с грохотом шершавые
пузыри воздуха, и еще потек снизу журчащий вибрирующий шум. Как выяснилось
вскоре, это двигалась смерть.
Дежурный по батальону колебался еще пару секунд, однако чувство долга
победило, и он, звеня ключами и матеря меня в голос, побежал отпирать
оружейку. Проклиная все на свете, я выбрался вслед за ним из опустевшей
лен-комнаты. Счастливые люди, которым не довелось разбить комбатское
зеркало, уже образовали вдоль коридора длинную очередь, головой упиравшуюся
в оружейную комнату, а хвостом - в ленинскую. Размазывая по лицу кровь из
носа, я пристроился последним.
Канализационные трубы грохотали и рычали не переставая, и вскоре из
туалета начал доноситься характерный плеск - судя по всему, жидкое дерьмо
нашло дорогу наружу.
- Тумбочка! - страдальчески завопил несчастный дежурный: бросить
открытую оружейку он никак не мог. - Ты что, не слышишь, что творится? Давай
свободного дневального, олух!
- Дневальный свободной смены, на выход! - послушно гаркнул его
помощник.
Искомый дневальный обнаружился в расположении первой роты. Грохоча
сапогами, он добежал до туалета, рывком распахнул дверь и выдохнул: "Елки!"
Потом он бросился внутрь, раздался грохот жестяного таза по кафельному полу,
и больше дневального никто не видел.
Сколько времени прошло с этого момента до тех пор, пока из распахнутой
настежь двери туалета не начало вытекать? Наверное, немного. По крайней мере
дежурный не успел еще справиться с замком последней ружейной пирамиды, когда
в коридор с мерзким масляным шумом хлынул мутно-коричневый поток гигантских
червей вперемешку с пауками и жуками говенными.
Нет, это только сейчас смешно, это сейчас я по-идиотски хихикаю, а
тогда было совсем не до смеха. Я прямо примерз к полу, внутри у меня стало
прохладно и противно, будто я разом выкурил целую пачку ментоловых сигарет.
За мгновение до того, как из туалета хлестнуло, я механически сделал два
шага назад и оказался в ленкомнате. В голове у меня было пусто, в пальцах
покалывало, дыхание в груди перехватило, словно я провалился под лед. Я
протянул руку и аккуратно прикрыл за собой дверь. Я точно знал, что сейчас
произойдет.
В коридоре возникла немая сцена. Все длилось, наверное, не дольше
нескольких мгновений, но для меня, затаившегося за дверью, они растянулись
на тысячелетия. Кто-то в задних рядах успел пронзительно взвизгнуть, кто-то,
стоявший у двери, вывалился на лестничную площадку, кого-то вырвало - ив
этот момент склизкие твари атаковали. Этот поганый маслянистый шорох я бы не
спутал ни с чем. Судя по звуку, передвигались канализационные насекомые
очень быстро, скорее всего, так стремительно, что порой глаз даже не успевал
схватывать их перемещения. От прежней их медлительности и неуклюжести не
осталось и следа. И их было слишком много. Мужики, я чуть не рехнулся, когда
понял наконец, что происходит - а понял не сразу. Маленькие твари с разбегу
впивались ребятам в ноги, рассекали одежду и кожу жуткими жвалами,
карабкались еще выше. Они быстро расползались по коридору, словно мутное
озеро серной кислоты.
Меня парализовало страхом и омерзением, прямо к полу пришпилило. За
дверью паника поднялась, крик страшный, стряхивают ребята этих тварей,
отрывают от себя, оставляя в теле жвалы, насекомые лопаются, из них какая-то
мерзость хлещет... Паша Телепнев и Ромка Гецько сразу погибли: их повалили
на пол и растерзали прямо перед туалетом. Я их по голосам опознал. Основная
масса народа, придя в себя, ломанулась к выходу, а из тех, кто замешкался,
не уцелел никто. Я слышал, как Ара орет в расположении первого взвода -
видно, раненный, забрался на кровать второго яруса, чтобы не достали. Но его
и там достали. Женю Камаева сожрали недалеко от ленкомнаты... И кровь,
кровь, как из пожарного шланга, в потолок бьет - слышно, как документацию на
стенде дежурного по батальону кропит крест-накрест красным... Противный звук
такой: кровью по бумаге... Сам дежурный трясущимися руками на ощупь набивал
автоматный магазин патронами из цинкового ящика, потрясенно глядя на бойню,
происходящую перед оружейкой; с другого конца коридора через неравные паузы
доносились торопливые металлические щелчки. Когда патроны влезать перестали,
он торопливо вщелкнул магазин в ближайший автомат и нажал на курок.
Разорванные пулями насекомые брызнули во все стороны, с влажным чмоканьем
впечатываясь в стены. Потом из туалета выплеснулась новая волна шуршащей,
чавкающей, отвратительно воняющей погани, и в коридоре, похоже, стало по
колено кровавой каши из дергающихся, извивающихся, бьющихся в бешеной злобе,
копошащихся насекомых тварей... Все, не могу больше...
Ладно. Вроде отпустило немного. Короче, дальше было вот чего... Стою я,
значит, перед закрытой дверью, и прислушиваюсь к тому, что в коридоре
происходит. Знаете, бывает иногда такое жуткое заторможенное состояние, -
например, если махнешь разом пару стаканов водки или по башке получишь, -
словно дело во сне или не с тобой происходит: вроде и страшно, и
подташнивает, но знаешь, что в любой момент можешь проснуться или
переключиться на другой канал, где мультики показывают, и поэтому ничего не
делаешь, а стоишь и смотришь с дурацкой недоверчивой улыбкой, как кретин...
Или слушаешь... Ч-ч-черт... В общем, слышу - ползет с той стороны Добрица,
корешок мой покойный. Впусти, хрипит! А я даже шевельнуться не могу - как,
честное слово, сковало меня по рукам и ногам... Короче, не впустил я его.
Все равно он почти сразу голову на пол со стуком уронил и больше не
двигался, я бы ничего сделать не успел...
Судя по доносившемуся из коридора грохоту, дежурный по батальону
заклинил палец на курке и бешено вращал стволом автомата, все увеличивая и
увеличивая диаметр очерчиваемого круга. Судорожно отбивавшийся от насекомых
возле моей двери Вова Пасечник, материвший все святое семейство на чем свет
стоит, поймал пулю в живот, булькнул и с омерзительным плеском рухнул прямо
в кучу копошащихся червей. На следующем круге в радиус поражения наконец
попала и моя дверь. Брызнувшими щепками мне лицо посекло - до сих пор болит.
Бросился я на пол и слышу за дверью, у самого лица, какую-то новую гадость -
такое хитиновое поскрипывание, и словно кто зубами дерево двери точит.
Воображение мигом нарисовало мне здоровенных зубастых мокриц с ладонь
величиной. Я таких никогда раньше не видел. Наверное, они жили в самых
глубоких канализационных трубах и не вылезали наружу, а наш с Добрицей
покойным хлорпикрин их оттуда выкурил. Но главный фокус заключался в том,
что отделявшая меня от насекомых дверь неудержимо разлеталась в клочья и
осыпалась на пол, расколотая автоматными пулями, и вскоре между мной и
мокрицами с человеческими зубами должно было остаться только сантиметров
десять свободного пространства.
Вот тогда-то я и очнулся окончательно. Кое-как развернувшись на
четвереньках, рванулся к окну, уже почти ощущая, как мне в ноги впиваются
маленькие челюсти. Автомат дежурного захлебнулся - или у него кончились
патроны, или насекомые просочились через отверстия в решетке оружейной
комнаты. Вылез я в распахнутое по случаю послеполуденной жары окно, поймал
ногой карнизик шириной в полкирпича, который всю казарму опоясывает, и
пополз по нему, поковылял прочь от окна, вжался в стену, щекой задеваю
кирпичи, вниз не смотрю, ногами еле перебираю... Пятый этаж, ети его мать!..
Добрался до соседнего окна, что в расположение второго батальона
выходит, хотел туда залезть, но вовремя прислушался... Бог ты мой! У них тут
свой фильм ужасов почище нашего - куда там "Чужие"!.. Маслянистый шелест -
черви, сухой шорох - пауки, скребущий треск - жуки, хитиновое
поскрипывание - мокрицы и еще какое-то свистящее шипенье - наверняка бледные
осклизлые твари с членистыми усами, которым я даже названия подобрать не
могу. Копошатся слоем чуть не до потолка. Мерзость-то... Еле живой от страха
и отвращения, пополз дальше. Аккуратно ступаю по карнизику размером в
полкирпича, мышцы ног болят, руки о стену ободрал до мяса, башка кружится,
тошнит страшно, вот-вот сорвусь. Кое-как миновал еще одно окно второго
батальона. Туда я даже и пытаться заглядывать не стал, зажмурился, но глухие
негромкие удары слышал отчетливо: черви бросались изнутри на оконное стекло,
пытаясь меня достать, и у каждого на конце рот-присоска, а внутри него -
челюсти вроде сложенных вместе и двигающихся из стороны в сторону бритвенных
лезвий. Добрался я до кирпичной ниши возле самого угла казармы, сел в эту
нишу и ноги свесил. Мама, думаю, не перебраться мне через угол!
Внезапно напротив раздался грохот, а потом - звон разбитого стекла. Я
вскинул голову. В одном из окон соседнего корпуса казармы возник солдат в
разодранной афганке. По-моему, он это стекло прямо кулаками вышиб. Он
подавал мне какие-то странные знаки; в руках у него почему-то были огромный
китайский веер и чучело фазана. Прыгнул он в окно плечом вперед, видно,
рассчитывая в прыжке выдавить оставшийся в раме огромный осколок и броситься
вниз. Верхнюю-то часть осколка, растрескавшуюся от первого удара, он
действительно выдавил, а вот нижняя, блестящая и зазубренная, на которую он,
не рассчитав, рухнул по инерции, разорвала ему живот и выпустила кишки. Даже
с такого расстояния я отчетливо увидел, как стеклянное лезвие вспороло его
тело, словно консервную банку. Хотя если бы и не этот осколок, падение
головой вниз с четвертого этажа вряд ли прибавило бы ему здоровья. Когда он
судорожно задергался на своем осколке, до половины свесившись из окна, на
его спине появились, отчаянно карабкаясь и отпихивая друг друга, до боли
знакомые канализационные твари. И вот тут-то я окончательно понял: а ведь
такая чертовщина по всей казарме происходит! Некуда мне бежать! Эти гады,
наверное, изо всех унитазов повылазили, изо всех раковин и писсуаров!..
Только тогда я и обратил внимание на непрерывный странный шорох, текший
снизу. Схватился я за водосточную трубу, вниз свесился... Паскудство! Прямо
подо мной по горячему асфальту хлещут полчища тварей поганых. Целые
коричневые сугробы тварей, которые извиваются, корчатся, шевелятся, кусают
друг друга и расползаются, расползаются во все стороны. Шум от них стоит,
словно кто разом тысячу бумажных листов комкает. И изо всех канализационных
люков они: лезут, карабкаются, шуршат. Но стошнило меня не из-за этого, а
тогда, когда я разглядел между ними отдельные нестандартные экземпляры
размерами с хорошую овчарку и червей толщиной с физкультурный канат.
Наверное, эти чудовища были у них королями колоний и постоянно прятались в
удаленных коллекторах или в каких-нибудь заброшенных канализационных
отводах. Вот, значит, по кому караул палил... Видно, дело действительно
серьезное, если даже такие монстры наружу повылазили. Я уже потом, в
каптерке, представил себе ужас и потрясение часового, когда на его глазах из
люка в асфальте выбрался гигантский паук, способный откусить ему руку. А в
тот момент моя фантазия не работала, меня хватило только наклониться пониже
и вывалить прямо на этих тварей то, что еще оставалось в моем желудке от
обеда.
Тогда я увидел все это очень отчетливо. А вот теперь думаю: как такое
могло быть, если я как зажмурился после окна второго батальона, так и не
открывал глаз, пока блевать не закончил?..
Где-то в районе штаба вякнула одинокая автоматная очередь, какая-то
зигзагообразная и рваная, словно полоснул кто-то наугад, лишь бы куда. Да,
точно, тогда-то я глаза и открыл. Вслед за этим бабахнуло возле столовой, и
над крышами складов поднялись клубы белого дыма. Значит, наши еще не
сдались, соображаю я. Кто-то пытается эту дрянь "черемухой" травануть.
Соображаю я так в перерывах между рвотными спазмами, а сам прикидываю: если
твари от выдохшегося хлорпикрина настолько осатанели, что же от "черемухи"
будет? И становится мне, прямо скажем, нехорошо. Хотя уж куда хуже вроде бы.
Больше я ничего подумать не успел, потому что окно, мимо которого я
проползал минуту назад, угрожающе затрещало и внезапно вывалилось наружу -
они на него, наверное, всей массой изнутри навалились. От отчаяния я сделал
единственное, что еще мог сделать: обхватил водосточную трубу руками и
ногами и медленно поехал по ней вниз, обдирая локтями и коленями серебристую
краску. Доехал я каким-то чудом до третьего этажа и тут почувствовал, что
труба вот-вот лопнет. Эти водостоки вечно на соплях крепятся, на проволочках
каких-то, на обойных гвоздиках... Впрочем, спускаться на землю мне с самого
начала было ни к чему. Там меня ждали с распростертыми объятиями. Так что
шагнул я прямо в закрытое окно третьего этажа, мимо которого как раз
проезжал, и оказался в каптерке батальона связи. Вскочил на ноги, весь
поцарапанный, в осколках, озираюсь вокруг, как ненормальный. Счастье мое,
что в момент первой атаки насекомых каптерка оказалась запертой. Несмотря на
непрерывный скребущий шорох в коридоре, в щель под дверью забралось не так
уж много насекомых. Не дожидаясь, пока они вцепятся мне в ноги, я расплющил
тварей каблуками раньше, чем они успели меня почуять. Двух жуков, сумевших
забраться на стол, я сначала не заметил, и тут же был наказан: один из них
впился мне в левую кисть, а другой - в предплечье. Рука моментально онемела,
словно в нее с размаху ткнули тупой ржавой рогатиной. Вырвал я по очереди
тварей из своего мяса, едва не оставив челюсти в ранах, и швырнул об шкаф.
Разлетелись жуки по всей каптерке: головы отдельно, лапки отдельно, желудки
отдельно. Обшарив все помещение, я никого больше не нашел, но предварительно
щель под дверью сейфом металлическим закрыл, а саму дверь на всякий случай
шкафами завалил и окно обратно шкафом задвинул - не хватало еще, чтобы
червяки с пятого этажа сыпаться начали. Раздавленные остатки маленьких
тварей сгреб щеткой в дальний угол и накрыл старыми парадными кителями. В
шкафу под парадками обнаружилась непочатая бутылка "Столичной", я ее вскрыл
и облил раны как следует, для дезинфекции, а перед этим еще спичками прижег.
Потом провел также сеанс внутренней дезинфекции - прямо из горлышка...
Вот, собственно, и все. Уже очень поздно. Я не знаю, сколько, у меня
нет часов. Стемнело давно. Из-под вороха парадок в углу идет нестерпимая
вонь. За дверью по-прежнему комкают бумагу и размазывают масло. Кажется, у
меня поднялась температура и начался озноб. Ужасно болит поцарапанное лицо,
похоже, будет нагноение. Башка, которой я треснулся об зеркало, просто
раскалывается. Твари не собираются уходить обратно в канализацию, их дразнит
запах крови. Впрочем, обоняние у них развито совсем не так хорошо, как мне
показалось вначале, потому что за запертой дверью они оставили меня в покое.
Оно и понятно - нельзя иметь хорошее обоняние и жить в канализации. Спасать
меня, судя по всему, никто не собирается. Мне не хочется об этом думать, но,
похоже, из всей нашей части только я один и выжил. Может быть, сидят
где-нибудь еще несколько таких же бедолаг, забаррикадировавшись, тихо с ума
сходят... Пока еще в офицерском городке смекнут, что к чему, пока еще
зачешутся, пока еще пришлют помощь... Впрочем, черт его знает - может, как
раз сейчас лавина кровожадных насекомых выбирается из дренажных колодцев
прямо посреди городка. В этом случае там будет не до нас...
Ну, вот я все и рассказал. Сейчас лежу в каптерке батальона связи на
куче мятых матрасов и надиктовываю себе трибунал на старшинский магнитофон.
Впрочем, если меня спасут, пленку я заберу с собой и сожгу. Ну а если нет -
может быть, потом, когда найдут эту кассету, она пригодится для выяснения
обстоятельств... Если ее раньше черви не пожрут... Времени у меня много,
жаль только, пленка заканчивается.
Знаете, дорого бы я дал, чтобы узнать, куда эти горе-строители нашу
канализацию вывели, где такая флора и фауна водится. А может, за те годы,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг