Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
                                   Части                         Следующая
В.Мелентьев

                      ДОРОГА ЧЕРЕЗ СЕБЯ

                      Фантастический рассказ


                      УТОПИЯ

По пластиковому куполу балка при  буровой  хлестала  пурга.  Ее  прозрачные,
подсвечиваемые изнутри космы вспыхивали огоньками на  сфере  и  пропадали  в
темноте полярной ночи.
     Бригада нервничала. Ее руководитель, известный  художник  и  химик  Жак
Брауде, разработавший новые светящиеся краски для монументальной живописи, -
рослый, седовласый, с грубоватыми, резкими чертами  лица,  -  нервно  бродил
между грядками овощей, по-хозяйски поправляя подвешенные на растяжках  ветви
яблони с уже  розовыми  алма-атинскими  апортами.  Его  свободные  от  смены
друзья, усталые, с глубокими складками на лицах, тронутых  мрачным  полярным
загаром,  сидели  в  креслах  под  цветущими  вишнями  вместе   с   парнями,
прилетевшими им на смену, и слегка насмешливо следили за своим бригадиром.
     Все  они  уже  давно  не  меняли  своей  рабочей  профессии  заполярных
буровиков и с удовольствием отрабатывали по две недели в этих местах.  Здесь
отлично отдыхалось, рождались великолепные идеи. Трудная, а порой и  опасная
работа закаляла тело и укрепляла нервы.
     Друзья понимали Жака. Каждый раз, когда над тундрой появлялись  сполохи
сияний, бригадир выскакивал на мороз, смотрел на их игру, пытаясь  запомнить
их полутона и переливы. После северных сияний он рвался в свою мастерскую, к
мольберту, - сияния заряжали его частицами своей энергии, и он писал много и
вдохновенно.
     Свои картины Жак  переводил  светящимися  красками  на  стены  домов  и
общественных  сооружений.  Их   транслировали   по   кольцевому   традевалу.
Любоваться ими съезжались тысячи людей.
     У него  появилась  масса  последователей,  целая  школа.  Как  водится,
появились и противники. Они работали его же  красками,  но  в  совсем  иной,
более реалистической манере, которая игнорировала цветовую,  мерцающую  игру
полутонов, и он считал это  возмутительным:  писал  статьи,  бушевал  против
недооценки  возможностей  новой  живописи,  искажения  внутренней   сущности
изображаемого предмета и, главное, принижения прикладного  значения  картин.
Иногда он выступал по радио и телевидению.  Его  знали,  его  ценили,  но...
многие делали все по-своему.
     После двух недель на буровой Жак рвался в бой с оппонентами, он дорожил
каждым часом, а смена задерживалась уже на  сутки.  Бригадир  остановился  у
грядки,  вырвал  ярко-алую,  с  длинным  хвостиком  редиску,  вымыл   ее   в
протекающем в желобе ручейке,  похрустел  острой  мякотью,  бросив  ботву  в
перегнойник. Потом походил, подумал и опустил  в  ямку  зернышко  редиски  -
земля не должна пустовать. Заровнял ямку и, отряхнув руки, сердито сказал:
     - И все-таки это не оправдание... Держать ради всех одного - я этого не
принимаю.
     Ему никто не ответил. И он взорвался:
     - Нет, в  самом  деле!  У  психоаналитика,  видите  ли,  исключительный
случай, так конструкторы, поэты,  врачи  и  все  прочие  должны  его  ждать!
Неужели он не понимает, что наше дело не то,  что  там.  -  Бригадир  махнул
куда-то в сторону. - За эти две недели мы выкладываемся до фундаментов.  Это
там.-Он опять махнул рукой. - Ты можешь  идти  на  завод  или,  допустим,  в
шахту, а не захочешь, можешь и просидеть в лаборатории. Там все под руками и
сколько угодно подсменных: позвони и любой не то что приедет, а прибежит.  А
тут, видите ли, из-за одного... Неужели в нашей бригаде  нет  подсменных?  -
обратился он к прилетевшим.
     Один из них, Альварес, с темной,  как  у  мулата,  кожей,  со  светлыми
вьющимися волосами пожал плечами:
     - Я не понимаю вашего нетерпения. Психоаналитик  предупредил  -  случай
исключительный. Если можете - подождите. Если нет - вызывайте запасного.
     - Что  может  быть  исключительного  в  наше  время?   И   особенно   у
психоаналитика. Тесты его перепутались? Кибер взбунтовался?
     - Хорошо, - поднялся мулат, - я сейчас потребую запасного.
     Один из сменяемых поморщился и, обращаясь к бригадиру, протянул:
     - Жак, береги нейроны. У тебя впереди схватки с оппонентами.
     - Сбегай-ка лучше к вышке, - так же лениво предложил  другой,  -  может
быть, повезет, появится какое-нибудь заблудшее сияние, и ты успокоишься.
     У бригадира яростно вспыхнули темные глаза, но он перевел дух и скрылся
в зарослях.
     Сменяемые поворочались в креслах, и один из них спросил у Альвареса:
     - Это в самом деле что-нибудь из ряда вон выходящее?
     - Пока мы еще не знаем.
     Перед самой  перекличкой  бригады  психоаналитик  Роу  позвонил  нашему
бригадиру и взмолился: "Ребята, полдня задержки. Передайте той бригаде: если
смогут, пусть подождут. В крайнем случае  начинайте  смену  без  меня,  а  я
подлечу попозже". Причин задержки он не объяснил, но умолял не заменять  его
запасным. Говорил, что дошел до предела и без нашей тяжелой работы свалится.
Вид у него в самом деле неважный...
     - Влюбился, вероятно...
     - Не думаю... Он постоянен.
     - Вот как? А каков предел в этом вопросе?
     - Вам, чертям, после смены этого не понять.
     Лениво посмеялись. Заместитель бригадира новой бригады -  светловолосый
мулат Толя Альварес - решил:
     - Мне кажется, что дело даже не в нем. У вертолетчиков  тоже  смена,  и
пока примут машины...
     - А что их принимать?
     - Ну... просто поболтают... Тем более, пурга. Все-таки известный  риск.
И как там решит их начальство...
     - А кто там сегодня?
     - Сим Сато...
     - Этот японец? Он помешан на осторожности!
     - Слушай, а что, собственно, с ним произошло? Я имею в виду Сато.
     - Обыкновенная история. Он из дальнего космического  отряда.  Вылез  на
какой-то астероид,  попал  под  облучение,  теперь  вот  оттаивает  в  нашем
Заполярье.
     - Такие сверхбдительны и суперосторожны.
     - Когда клюнет тебя как следует, невольно подумаешь о других.
     Разговор распадался и снова сливался, за ним  стояло  ожидание  любимой
работы для одних и встреч с любимыми для других, потому он казался неровным,
взволнованным.
     Пурга за куполом балка набирала силу.  Сменяемые  изредка  посматривали
вверх, на вспыхивающие огоньками бело-розовые космы, и  незаметно  для  себя
вздыхали.
     Сменяющие стали беспокоиться - если  пурга  разыграется,  то  вертолеты
могут задержаться на вполне законных основаниях.
     Внезапно по цветущему  саду  прошел  холод,  и  все  оглянулись.  Холод
вырвался из парадной, точнее, грузовой двери-ворот, которая открывалась лишь
летом или в те редкие минуты, когда внутрь балка нужно было протащить  нечто
громоздкое, объемное.
     Оттуда, из-за вечно плодоносящих зарослей черной  смородины,  показался
психоаналитик Эн Роу -  как  всегда,  изысканно-изящный,  чуть  ироничный  и
печальный. За  ним  шел  высокий  седой  человек  -  красивый  мужественной,
открытой красотой: голубые ясные глаза, слегка вьющиеся волосы,  тяжеловатый
подбородок и твердые, хорошего рисунка губы, в уголках которых жила  улыбка,
приветливая и добрая. И в то же время и в его лице и в плотной  широкоплечей
фигуре  угадывались  настороженность,  некоторая   скованность,   словно   у
человека, неуверенного в том, что его встретят хорошо, поймут и примут.
     - Роу, ты не один? - спросил Альварес.
     - Как видишь. Знакомьтесь  -  наш  новый  запасной.  Джулио,  или  Джек
Петров.
     Запасной молча пошел от кресла к креслу, твердо пожимал протянутые руки
и, когда вслушивался в  имена,  смотрел  прямо  в  глаза  представлявшемуся.
Позднее все отметили, что выдержать этот взгляд  оказалось  нелегко.  В  нем
сочетались интерес, доброжелательство  и  в  то  же  время  настороженность,
какая-то скрытность. Но в целом эта привычка смотреть прямо в глаза во время
знакомства мужчинам понравилась - они были крепкими ребятами и понимали толк
в себе подобных.
     - Остальных сегодня не ждите, - сообщил Роу.  -  Сато  оказался  верным
себе и машин не выпускает.
     - А как же ты?
     - Видишь ли... Я догонял, потому прилетел на резервной машине  и  решил
рискнуть.
     - И Сато выпустил?
     - Он шипел на тридцати двух известных и  стольких  же  неизвестных  нам
языках, но я сделал вид, что не понимаю его...
     - Лететь трудно?
     - Не скажу... Делал, как учили, - взлетел вертикально, до  стратосферы,
а потом пошел отвесно, на ваш маячок...
     - Да, ты ведь неудавшийся космонавт...
     - Почему неудавшийся? Скорее, разочаровавшийся.
     - Новостей нет?
     - Бригадир просил передать извинения и тысячу соболезнований. Советовал
сразу размяться.
     - Разбавлять смену?
     - Именно. Кстати, сразу введем в курс Джулио. Он рвется на буровую. Как
дела у вас?
     - Вступили в седьмую тысячу.  Обсадные  трубы  есть,  раствор  запасен.
Будем надеяться, что скважина задышит в вашу смену.
     - Есть надежда?
     - Если судить по структуре пластов -  вполне  вероятно.  Все  замолкли,
потому что вошел бригадир Жак Брауде.
     Он увидел Роу и резко спросил:
     - Все прилетели?
     - Нет, только нас двое. Остальных не пустил  Сато.  Знакомьтесь  -  наш
новый запасной.
     Петров протянул руку. Пожимая ее, бригадир назвался. Взгляд  Петрова  -
прямой, настороженный - радостно вспыхнул.
     - Петро... Джулио, - промямлил он, тиская руку Броуде. - Вы...  вы  тот
Броуде?
     - Что это значит - тот?
     - Ну, который... художник?
     - Да. И вам это не нравится?
     - Прекрасное не может не нравиться. Но я жду от вас большего.
     - Не понимаю, - выпрямился, словно готовясь к схватке, Жак.
     - Я вижу иные пути...
     - Когда кто-то что-то сделает впервые, следующие за  ним  видят  совсем
иные пути. Видят! Но  не  всегда  идут  по  ним.  Предпочитают  подталкивать
других. Чаще всего того, первого...
     - Нет. Я мыслю иначе.
     - Как?
     - Когда кто-то сделал нечто новое, всегда появятся люди, которые увидят
в новом интересные возможности.  И  тому,  первому,  совсем  не  обязательно
менять свой путь. Но не обязательно и зачеркивать пути других. Но  в  данном
случае мне кажется, что на вашем пути есть неиспользованные возможности.
     - Вы художник?
     - Я? - смутился Джулио.
     Буровики переглянулись: Броуде дает волю своему  несносному  характеру.
Кто человек по своей сегодняшней специальности - не имеет никакого значения.
И если тебе не хочется слушать его возражений или пожеланий, скажи  об  этом
или  уклонись  от  разговора.  Но  не  доверять  компетенции  человека,  его
искренности - нетактично. Пусть сегодня он не художник. Но, возможно, он как
раз на пути к этому. Зачем же унижать его?
     - Я? - повторил Джулио и неуверенно пожал плечами. - Вероятнее всего  -
нет.
     - Так почему же...
     - Потому  что  мне  нравится  ваше  творчество   и   я   вижу   в   нем
неиспользованные возможности.
     - Странно, вы не художник, а видите дальше и глубже художника. - Броуде
разозлился всерьез.
     - Что же в этом удивительного? Ведь вы, надеюсь, рисуете не для себя, а
для людей?
     - Разумеется, - буркнул Жак.
     - Ответ слишком быстр, чтобы поверить в его искренность,  -  усмехнулся
Джулпо, и Броуде подтянулся: - Художник, по-моему, всегда творит и для себя.
Может быть, вначале для себя, а когда остается удовлетворенным собой,  своей
работой хотя бы в малой степени, или понимает, что сегодня, в данном  случае
он не может сделать лучше - передает созданное людям.
     - Но он - художник. Он мыслит своими категориями.
     - Правильно. Но эти категории, в конечном счете,  переходят  на  службу
всем. Вначале для себя через себя, а потом из себя для всех и,  наконец,  от
всех через себя в себя. Потом этот процесс повторяется. Не так ли?
     Броуде долго пристально смотрел на Джулио. Буровики окружили их.
     - Ну, допустим, схема верная. Ну и что?
     - Ничего... Просто в этой схеме есть отличное,  вполне  законное  место
для меня - человека, зрителя. Или читателя. В зависимости от рода искусства.
И как звено  всей  цепи,  я  могу  воспротивиться  и  не  принять  созданное
художником. Тогда маленькая, но неудача. Когда не принимают многие - неудача
разрастается.
     - Многие должны еще привыкнуть к новому.
     - И это имеет место. Но ведь ради того, чтобы неудач было меньше, новое
не  должно  слишком  отрываться  от  привычного.   Некая   постепенность   и
преемственность необходимы. Не так ли?
     - Ну...  И  это,  в  принципе,  верно,  хотя  истинно  новое  может   и
отрываться.
     - Может. И даже, вероятно, должно. Но художник обязан сам позаботиться,
чтобы этот разрыв оказался преодолимым.
     - Вы считаете, что я, оторвался?
     - Нет. Я этого не считаю. Я считаю,  что  вы  не  используете  принципа
преемственности.
     - Ого! Как категорично! Однако люди ездят любоваться...
     - Люди правы. То, что вы делаете, - прекрасно. И все-таки...
     - Давайте точнее.
     - Давайте. Я имею в виду фон.
     - Не понимаю... - несколько растерялся Броуде.
     - В каждой картине, каждой композиции  вы  создаете  свой  фон,  но  не
используете естественный фон - фактуру материала.
     - Это моя манера.
     - Согласен. Вот потому и говорю, что, если бы  вы  использовали  еще  и
фон-фактуру, могло получиться  еще  лучше.  Мне  так  кажется.  Учтите,  так
сказать, мнение одного из вечных звеньев цепочки искусства.  Простите,  если
разговор получился неожиданно... напряженным.
     - Ну, в этом, пожалуй, виноват и я, -  милостиво  согласился  Броуде  и
доверительно пояснил: - Надоедает отбиваться.
     Роу "выплыл" из-за  цветущих  вишен.  Настолько  он  ритмичен.  Особый,
иногда капризный ритм, который невольно  подчинял  себе  окружающих  еще  до
того, как Роу начинал говорить. В детстве и юности он учился в  университете
йогов, разучил старинные ритуальные танцы. Владение ритмом  движения,  речи,
даже, как утверждали некоторые, взгляда были доведены в нем до совершенства.
     - Джек, вы не все сказали.
     Получился явный перебив ритмов - скользящие, плавные движения Роу и его
резкая, почти приказная фраза.
     Петров обернулся и очень внимательно, испытующе посмотрел на Роу. Глаза
у него посуровели, но ответил он мягко:
     - Сказал-то я  все,  но  не  обосновал...  Обосновать  мне  удается,  к
сожалению, не всегда.
     - Броуде, вас, конечно,  не  интересуют  обоснования?  Вы,  разумеется,
выше.
     Жесткий ритм фраз входил в противоречие со взглядом Роу - мягким, почти
молящим.  По-видимому,  именно  это  синкопирование  ритмов,   их   смешение
подействовали на Жака. Он растерянно оглянулся по  сторонам,  встретился  со
взглядами товарищей по  бригаде  -  тоже  слегка  растерянными,  потому  что
происходящее выходило за рамки общепринятых норм поведения и пробормотал:
      - Нет, я что ж... Если ему угодно,.

Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг